Русь против Тохтамыша. Сожженная Москва
Шрифт:
– Московиты просто обнаглели, повелитель! – сказал Едигей, сверкая глазами. – Их наглость должна быть наказана! Я считаю, что послов нужно обезглавить, а их головы отправить в Москву.
– Не горячись, Едигей, – промолвил Тохтамыш, весь облик которого излучал невозмутимое спокойствие. – Не пристало мне, великому хану, убивать послов. Пора моей молодости, когда я совершал необдуманные поступки, миновала. Теперь мне уже за тридцать, наступил расцвет рассудительности для моего разума, как говорят мудрецы.
Тохтамыш подошел к узкому окну с закругленным верхом. С высоты второго этажа ему открылся широкий внутренний двор, мощенный желтыми плитами песчаника. Юго-восточный угол двора был укрыт голубой тенью. Северо-западная половина двора была залита горячим солнечным светом.
В этот момент через внутренний двор прошествовали московские послы в сопровождении дворецкого, они направлялись к главным дворцовым воротам. Толстяк Тарбей на ходу о чем-то беседовал с боярином Плещеем, эмоционально жестикулируя руками. Круглая зеленая шапочка на голове Тарбея съехала набок, но он не замечал этого. Плещей по-прежнему держал свою соболью шапку в руке, хотя прочие послы из его свиты уже водрузили шапки себе на голову.
– Едигей, распорядись, чтобы каждому из московских послов было подарено по коню, – стоя у окна, проговорил Тохтамыш. – Сам выбери из моего табуна чистокровных скакунов-трехлеток. Пусть Дамир-мол тешит себя мыслями, будто я смирился с независимостью Москвы от Орды. Пусть князь московитов горделиво задирает нос передо мной. – Тохтамыш усмехнулся, и усмешка его была зловещей. – Придет время, и я втопчу его гордыню в грязь!
Торговые льготы русским купцам, отмененные Мамаем, были восстановлены Тохтамышем в прежнем виде. В дворцовой канцелярии боярину Плещею был вручен письменный договор, скрепленный красной печатью Тохтамыша, на которой был изображен барс с оскаленными клыками.
Сразу после отъезда московских послов в Сарае объявились послы из Литвы, от великого князя Ягайлы. Возглавлял литовских послов Скиргайло, родной брат Ягайлы.
Литовские послы привезли дары Тохтамышу – связки ценных мехов и клинки, украшенные позолотой. Татарским языком литовцы не владели, поэтому разговаривали с Тохтамышем через толмача.
Скиргайло был молод, ему недавно исполнилось двадцать восемь лет. По тому, как он держался перед Тохтамышем, было видно, что льстить и угодничать ему не в новинку. У всех литовцев в свите Скиргайлы имелись борода и усы, это были люди степенные и суровые на вид. Рядом с ними Скиргайло выглядел сущим юнцом, поскольку не имел ни усов, ни бороды. В отличие от своих спутников, облаченных в литовские одежды, Скиргайло предстал перед Тохтамышем в коротком половецком кафтане и в сапогах из сыромятной кожи, какие носят степняки.
Оказалось, что Скиргайло приехал в Сарай искать помощи у Тохтамыша для своего брата Ягайлы, которого их родной дядя Кейстут изгнал из Вильно, лишив литовского трона. Кейстут и его сын Витовт были недовольны тем, что Ягайло враждует с Москвой и ведет переговоры с Тевтонским орденом о передаче крестоносцам Жемайтии. Ольгерд, отец Ягайлы, долго и упорно воевал с тевтонскими рыцарями, не желая уступать им Жемайтию. Ольгерд сумел сильно потеснить крестоносцев, изгнав их за реку Неман. Кейстут и Витовт ополчились на Ягайлу и его братьев, полагая, что те готовы пожертвовать отцовскими завоеваниями, польстившись на подачки тевтонцев.
Тохтамыш плохо разбирался во всех тонкостях литовских интриг, но он милостиво выслушал Скиргайлу и обещал оказать поддержку Ягайле. Тохтамышу было важно, что Ягайло настроен непримиримо к Москве, усилившейся после победы на Куликовом поле. Беседуя со Скиргайлой, Тохтамыш ни словом не попрекнул того тем, что в прошлую осень Ягайло собирался воевать с ним на стороне Мамая. Что было, то прошло. Ягайло был нужен Тохтамышу, который вынашивал замысел похода на Москву. Было бы неплохо, рассудил Тохтамыш, если татарскую конницу в этом походе поддержат литовские полки.
Глава 3. Олег Рязанский
– Знавал я твоего отца, младень. – Князь замедлил шаг, оглянувшись на идущего за ним Всеволода. – Родителя твоего звали Давыдом Ефимовичем. И прозвище у него было Баглай. Так?
– Верно, княже, – кивнул Всеволод.
– Я запомнил тебя еще в прошлогодний приезд Тохтамышевых послов, – продолжил Олег Иванович, остановившись возле оштукатуренной стены, на которой умелой рукой живописца яркими красками были изображены сцены из библейских преданий: встреча Иисуса с Иоанном Крестителем, суд Иисуса над блудницей и искушение Иисуса сатаной. – В прошлом году ты состоял толмачом при эмире Едигее, ныне состоишь в свите эмира Турсунбека. Лет тебе сколько, молодец?
– Двадцать девять, княже, – ответил Всеволод, окидывая любопытным взором прекрасно выполненную настенную фреску.
– А в неволю к нехристям ты угодил… – Князь сделал паузу, словно пытаясь что-то припомнить. – Если мне не изменяет память, десять лет тому назад. Так ли?
– Одиннадцать лет тому назад, – сделал поправку Всеволод.
– Да, я помню тот давний набег татар на Рязань и неудачную битву с ними у села Щербиха, – с тяжелым вздохом произнес Олег Иванович. – В той сече твой отец сложил голову. Царствие ему небесное!
Князь осенил себя крестным знамением.
– Мой старший брат Аким тоже пал в битве под Щербихой, – скорбно заметил Всеволод. – Мы сражались с ним плечом к плечу. Меня, израненного, татары взяли в плен. Акима же нехристи закололи копьем. Я сам это видел.
– Могу обрадовать тебя, дружок. – Олег Иванович с улыбкой похлопал Всеволода по плечу. – Жив-здоров братан твой старший. Оклемался он от тяжелой раны и уехал из Рязани в Москву. По слухам, Аким женился там на местной боярышне, живет себе – не тужит. Свои наследственные земли на Рязанщине Аким продал вместе с подневольными смердами.
Всеволод взирал на князя широко раскрытыми от изумления глазами. Стало быть, не последний он в их боярском роду! Выходит, напрасно он ставил поминальные свечи в храмах за упокой души Акимовой!
– Коль Аким от смертельного удара вражеского копья оклемался, значит, ему долгий век на роду написан, – промолвил Всеволод, изумленно качая головой. – За столь радостную весть низкий тебе поклон от меня, княже.
Всеволод поклонился князю, прижав левую руку к груди, а правой коснувшись холодного каменного пола.