Русь против Тохтамыша. Сожженная Москва
Шрифт:
– А мне-то что делать? – опять спросил Всеволод, отодвинув тарелку с супом.
– Я могу замолвить за тебя слово перед Глебом Георгиевичем, – проговорил Сильвестр. – Уверен, князь Глеб оставит тебя в тиунах. Ему толковые слуги надобны.
– Почто Глеб Георгиевич позволил татарам выжечь муромские посады? – сердито воскликнул Всеволод. – Он же взял Муром без боя!
– Не скажи, не скажи… – Сильвестр покачал своей густой бородой. – Посадский люд встретил татар дубинами и дрекольем, несколько имовитых ордынцев были убиты. Это и разозлило Ак-Ходжу. Дабы одолеть толпу муромчан,
– Где теперь ордынцы? – поинтересовался Всеволод.
– Ушли они в Рязань, – ответил Сильвестр. – Глеб Георгиевич обещал татарским послам быть заодно с Тохтамышем, коль у того дойдет до войны с московским князем. Ради этого Ак-Ходжа и помог Глебу Георгиевичу вокняжиться в Муроме.
– Опять та же канитель, – проворчал Всеволод, – была пурга, теперь метель. Ордынцы намеренно ссорят русских князей друг с другом, дабы держать их в повиновении. Дмитрий Донской правильно делает, силой приводя удельных князей под свою руку. Иначе Русь будет вечно прозябать под ордынским игом! С такими князьями, как Глеб Георгиевич, каши не сварить. Глеб Георгиевич ради своего мизерного блага готов предать близкую родню, готов татарам поклониться… – Всеволод вскинулся, яростно повысив голос: – Кто он теперь? Князь на пепелище!
– Выпей кваску, друже. – Сильвестр мягко похлопал Всеволода по плечу. – И ложись почивать. Небось устал с дороги. Неволить я тебя не стану. Не захочешь служить Глебу Георгиевичу, дело твое.
– Мне с Агафьей посоветоваться нужно, – пробормотал Всеволод, потянувшись к кубку с квасом. – В мыслях жены моей порой более смысла, нежели в поступках иных наших князей!
– Поступай, как хочешь, – промолвил Сильвестр, отходя от Всеволода. – Отоспишься и завтра поутру поскачешь в Карачарово.
Всеволод поскакал в Карачарово по раскисшей после дождя дороге. На пути ему попадались страшные следы недавнего татарского набега: уничтоженные огнем выселки и хутора, свежие могилы близ сельских церквушек. Уцелевшие смерды трудились на пожарищах, убирая груды обугленных бревен.
Та же картина открылась Всеволоду и в Карачарове. Обгорелые руины домов. Черный пепел. Пропахшее дымом запустение.
Всеволода охватила гнетущая тоска, когда он увидел на месте своего дома чадящее пепелище. Он увидел, что люди идут к деревенскому погосту, и поспешил туда же.
На погосте прямо возле свежевырытых могил шла заупокойная литургия. Усопших селян отпевал молодой дьякон, безусый и длинноволосый, в просторной черной рясе, с тяжелым медным крестом на шее. Голос у священника сильный и чистый, его скорбный взгляд проникает в толпу. Он не просто отпевает убиенных русичей, но одновременно клеймит татар текстом Писания, называя их людьми, скотам уподобившимися.
Женщины тихо всхлипывают, склоняя головы в темных платках. Дети стоят притихшие, держась за подолы матерей. Мужчин в толпе
Вглядываясь в толпу, Всеволод искал в ней Агафью и Ильгизу, но тех нигде не было видно. Привязав коня к изгороди, Всеволод принялся заглядывать во все женские лица, старые и молодые. Все вокруг стояли неподвижно, внимая проповеди дьякона, и только Всеволод не стоял на месте, внося некоторую сумятицу в это скорбное людское собрание.
Неловко наступив кому-то на ногу, Всеволод услышал раздраженный мужской возглас:
– Куда прешь, увалень!..
Перед Всеволодом оказался Федул.
Всеволод обрадованно схватил Федула за плечи, закидав его вопросами. На них сердито зашикали со всех сторон.
Федул и Всеволод выбрались из толпы к забору, над которым кудрявились кусты рябины, усыпанные гроздьями спелых ягод.
– Агафью ищешь? – Федул хмуро взглянул в лицо Всеволоду. – Напрасный труд, брат. Угнали ее татары в полон.
У Всеволода упало сердце. Он растерянно пробормотал:
– А Ильгиза где?..
– Ильгиза в огне сгорела. – Федул тяжело вздохнул. – Она выбрасывала в окна вещи, когда твой дом заполыхал. Сама же выскочить не успела. Ильгизу схоронили еще вчера рядом с моей женой. – Федул жалобно всхлипнул, утерев набежавшую слезу. – Пелагея бежала к лесу, когда ее настигла стрела татарская.
– А детки твои живы? – тихо спросил Всеволод.
– Слава богу, дети мои убереглись от нехристей, – ответил Федул, с трудом сдерживая рыдания. – Но без Пелагеи все мы сироты…
Решение мигом созрело в голове Всеволода. Его ретивое сердце стремилось к действию, не поддаваясь унынию и печалям. Всеволод надумал скакать вдогонку за воинством Ак-Ходжи, чтобы вызволить Агафью из неволи. Когда Всеволод сказал об этом Федулу, у того от изумления глаза стали большими, а рот открылся сам собой.
– Один в поле не воин, – обронил Федул, пытаясь отговаривать Всеволода от этого отчаянного шага. – Иль своей головы тебе не жалко, свояк? Гиблое дело ты затеваешь, видит бог!
Всеволод пропустил предостережения Федула мимо ушей, без промедления отправившись в путь. Всеволод даже не завернул в Муром, чтобы попрощаться с Сильвестром. Он так торопился, что не прихватил с собой ничего съестного, намереваясь разжиться пропитанием где-нибудь в дороге.
Проехав через дремучие мещерские леса, Всеволод на третий день пути настиг татарский отряд на землях Рязанского княжества. Обремененные пленниками и награбленным добром, татары не могли двигаться быстро.
Ак-Ходжа очень удивился, увидев перед собой Всеволода.
– Почему ты не в Москве, Савалт? – поинтересовался он. – Что ты делал в Муроме?
Всеволод пояснил Ак-Ходже, что близ Мурома проживает родня его жены.
– Агафья очень хотела повидать своих родственников, уговорив меня по пути в Москву заехать в Муром, – молвил Всеволод. – К тому же мне нужно было распродать кое-какой товар, дабы с тугой мошной в Москве объявиться. Не хочу сидеть нахлебником на шее у своего старшего брата.