Русская идея: иное видение человека
Шрифт:
Для того чтобы утопизм свободной любви выглядел несколько более православно, Н. Бердяев предлагает следующее объяснение: «Русская мораль в отношении к полу и любви очень отличается от западной морали. Мы всегда были в этом отношении свободнее западных людей и мы думали, что вопрос о любви между мужчиной и женщиной есть вопрос личности и не касается общества. Если французу сказать о свободе любви, то он представляет себе, прежде всего, половые отношения. Русские же, менее чувственные по природе, представляют себе совсем иное — ценность чувства, не зависящего от социального закона, свободу и правдивость. Серьезную и глубокую связь между мужчиной и женщиной, основанную на подлинной любви, интеллигентные русские считают подлинным браком, хотя бы он не был освящен церковным и государственным законом. И, наоборот, связь, освященную церковным законом, при отсутствии любви […] считают безнравственной, она может быть прикрытым развратом» [1370] .
1370
Н. БЕРДЯЕВ, Русская идея. С. 112–113.
Преображение
Размышления Вл. Соловьева в его Смысле любви [1371] показывают, что можно оставаться в рамках традиционной морали, вместе с тем обогащая ее новым вйдением. Бердяев высоко оценивал это произведение: «Статья Вл. Соловьева «Смысл любви» — самое замечательное из всего им написанного, это даже единственное оригинальное слово, сказанное о любви–эросе в истории христианской мысли… Вл. Соловьев — первый христианский мыслитель, по–настоящему признававший личный, а не родовой смысл любви между мужчиной и женщиной» [1372] .
1371
Смысл любви//Собр. соч. Т. VI. С. 364–418.
1372
Н. БЕРДЯЕВ, Русская идея. С. 178.
Однако половые отношения будут воистину «личностными», лишь когда они станут духовными. И потому недостаточно лишь «оправдывать» половую жизнь, необходимо в полной мере способствовать ее становлению в истории спасения, развивающейся от материи к Духу. Вл. Соловьев анализирует этот процесс от первых симптомов влюбленности через супружескую жизнь до целомудрия, которое является эсхатологической целью этого становления.
Половая супружеская жизнь — это «естественное последствие не достигнутого в настоящем совершенства и необходимый путь для его будущего достижения». В совершенном браке деторождение ненужно и невозможно. «Совершенный брак есть начало нового процесса, не повторяющего жизнь во времени, а восстанавливающего ее для вечности» [1373] . На основании тонких психологических наблюдений Вл. Соловьев показывает, что «быть влюбленным» означает открыть для себя «другого» как личность, и именно это открытие требует отношений, становящихся вечными, а значит, и духовными.
1373
Оправдание добра. Ч. III, гл. 19, Ш//Собр. соч. С. 427.
П. Евдокимов посвятил духовности брака две книги — Таинство любви [1374] иЖенщина и спасение мира [1375] . В русле поисков «смысла любви», унаследованных от Вл. Соловьева и Н. Бердяева, Евдокимов делает попытку придать их выводам прочное догматическое основание. Взаимоотношения между мужчиной и женщиной по замыслу Божьему — это прежде всего отношения между Иисусом Христом и Его Церковью. И именно в образе божественного должны искать мы единственно верное разрешение человеческих отношений, ибо, когда Господь лепил человека, Он созерцал Первообраз, Лик Христа [1376] . «Цель состоит не в том, чтобы стать бесполым, но […] преобразить отношения между мужским и женским началами так, чтобы открылось «иное»: в Царствии Божием «не женятся и не выходят замуж, но пребывают как Ангелы Божии на небесах» (Мф. 22,30). Та же метаморфоза заложена в Законе Ветхого Завета: именно его исполнение взрывает его изнутри, именно его превосхождение приводит к обоснованному его отрицанию в новой реальности Благодати. Однако чтобы достигнуть этого исполнения, нужно было пройти через Закон и исполнить его в его самом крайнем требовании» [1377] . Автор добавляет: «Если женщина «онтично» связана со Святым Духом, то эта связь лишь тогда имеет универсальные ценность и значение, когда мужчина, со своей стороны, «онтично» связан со Христом […]. Единство супружеской жизни имеет оправдание не в самом себе — потому что оно не является единством, замкнутым на земное, — но уже есть единое целое, открытое будущему веку и выходящее за пределы условий этого мира» [1378] .
1374
P. EVDOKIMOV, Le sacrement de Г amour. Le mystere conjugal a la lumiere de la Tradition orthodoxe. Paris, 1962 (новое издание — 1980).
1375
Минск, 1989 (перевод с фр.).
1376
Женщина и спасение мира. С. 147.
1377
Там же. С. 25.
1378
Там же. С. 18.
VII. Смерть
Победить смерть
Алеша в Братьях Карамазовых смущается тем, что от тела почитаемого им усопшего старца Зосимы начинает исходить тлетворный дух, поскольку знак этот никак не соответствует почитанию и святости столь любимого им старца [1379] . Этот эпизод подводит нас к выводу о том, что даже те, кто, ведя подвижническую жизнь, достигают одухотворения тела, не могут избежать смерти [1380] .
1379
Братья Карамазовы. Ч. III, кн. 7,1//Собр. соч. Т. 14. С. 295.
1380
Н. Бердяев замечает, что это должно навести нас на определенные размышления. Более того, величие религиозных концепций можно измерять в соответствии с тем, как они относятся к реальности смерти. См.: Экзистенциальная диалектика божественного и человеческого. Гл. XI. Бессмертие. Париж, 1952. С. 183–202.
То обстоятельство, что проблемы жизни и смерти ощущались в России с особой силой, можно объяснить большими испытаниями, сопровождавшими всю российскую историю. О Н. Гоголе, бесспорном мастере описания русского народа, говорили, что «он видит мир sub specie mortis» [1381] . Вл. Соловьев полагал, что дурно христианизированная греческая платоническая традиция побудила русских к поиску лучшего ответа на вопрос о жизни и смерти, более соотносящегося с Евангелием. И действительно, те, кто в отделении души от тела видели возможное освобождение, неизбежно приходили к признанию нирваны, ибо они лишали душу ее чисто человеческой основы. И современный «витализм», стремящийся к сохранению вида в его генетическом аспекте, разрушает ценности любви и личности [1382] .
1381
Н. БЕРДЯЕВ, Русская идея. С. 83
1382
Духовные основы жизни//Собр. соч. Т. III. С. 326 и сл.
Известно, что Отцы и схоластика, идущая по их следам, пытались преодолеть ужас смерти провозглашением бессмертия души. Это доказывалось с помощью философии: душа формулирует идеи и принципы, обладающие вечной значимостью. Все идеалисты успокаивали себя с помощью этой уловки, даже если они и не верили в Бога. Индивидуальный человек умирает, но его идеи остаются, они вечны. Однако подобный способ аргументации не мог удовлетворить русскую душу, поскольку для нее истина всегда должна быть живой и конкретной. Получается, что смерть уничтожает не только человека, но и истину как таковую.
Поиски истины возвращают нас к вопросу о том, как преодолеть смерть. Эту связь между истиной и смертью особенно интенсивно развивал Николай Федоров [1383] . Он жил и мыслил перед лицом смерти, не своей собственной, а других людей, всех людей, умерших за всю историю [1384] . Вот почему борьба против смерти была его основной задачей, ибо смерть—это единственное и последнее зло. Для победы над ней нужно использовать все средства: науку, технику, результаты овладения стихийными силами природы. Воскрешение будет результатом божественной благодати и вместе с тем человеческой активности [1385] .
1383
Философия общего дела. Т. И. С. 203; В. ЗЕНЬКОВСКИЙ, История русской философии. Т. II. Ч. 1. С. 144–146.
1384
Н. БЕРДЯЕВ, Русская идея. С. 211.
1385
N. BERDIAEV, N. F. Fjodoroff//Neue Schweizer Rundschau. Zurich, Heft 11, nov. 1928. P. 839–846.
Но обладаем ли мы необходимыми силами для борьбы со смертью? Федоров верил в это. А Розанов полагал, что смерть выявляет противоречивые проблемы. Органы чувств, память, физические силы покидают человека, и, тем не менее, при этом он может ошущать счастье, созерцая всю прошедшую жизнь, испытывая чувство телесной легкости. И Розанову кажется, что существует сила, способная противостоять смерти, сила, существующая в самом теле—это то, что порождает жизнь, «освященный пол» [1386] .
1386
В. В. РОЗАНОВ, Природа и история. С. — Петербург, 1900. С. 120–125.
Умереть со Христом
Как и в случае других проблем, рассматриваемых нами, основная причина, по которой мы ими занимаемся, заключается в том, что во всех из них преодоление антиномии можно обрести лишь во Христе. И потому именно мученики, отдавшие свою жизнь за Христа, открывают шествие святых в истории каждого христианского народа.
Первыми святыми, канонизированными Русской Церковью, были страстотерпцы — те, кто «претерпели страсти». Были ли все из них мучениками? Ответ будет зависеть от того, что мы понимаем под выражением «умереть за Христа». На Западе преобладает тенденция в каждом конкретном случае скрупулезно оценивать как причины мученичества, так и намерения гонителя. В России область проявления религиозного чувства гораздо шире. Смерть как таковая превращается в определенный «обряд», говорил Иван Тургенев. И ее освящающая сила такова, что способна очистить душу того, кто ей не противодействует. Так происходит, например, в случае с невинно убиенными детьми, прославляемыми как святые. И потому смерть, особенно смерть насильственная, благодаря ее уподоблению смерти Христа, становится «баней очищения, омывающей жертвы всех прегрешений и всякой нечистоты» [1387] .
1387
Так написано в Повести об убиении Андрея Боголюбского. См. Т. SPIDLIK, Les grands mystiques russes. Paris, 1979. P. 13–14.