Русская идея: иное видение человека
Шрифт:
Глава седьмая. Перед Лицом Божиим: молитва
I. Мистика сердца
Антропологический характер молитвы [1388]
Личность развивается в процессе свободных отношений в любви. Среди этих отношений религия занимает первое место, поскольку этимологически слово религия означает связь, то есть связь с Богом [1389] . Основное выражение этой связи есть молитва, которая, будучи в сущности своей антропологической, преобразует человека в богочеловека, ибо в Духе он через Христа восходит к Отцу и таким образом вступает в отношения с Пресвятой Троицей [1390] . Однако для целостного человека, живущего молитвой, она становится состоянием сердца. Итак, прежде всего мы будем говорить о мистике сердца, которая приобрела особое значение в движении исихастов. Литургия являет собой общественный характер молитвы, и перед иконами человек пребывает как бы в центре освященного космоса. В заключение мы обратимся к софио–логии, являющей собой типично русскую мистику богочеловеческого всеединства.
1388
Теме молитвы целиком посвящена наша книга La spiritualite de I’Orient chretien. Vol. II. La priere//OCA 230. Roma, 1988. В ней подробно анализируются русские авторы. И потому последующие страницы являются всего лишь заметками, касающимися антропологического характера молитвы в свете того, о чем мы говорили в предшествующих главах.
1389
См. размышления об этом у Вяч. ИВАНОВА, Борозды и межи. Москва, 1916. С. 143.
1390
La spiritualite. P. 293 ff; La priere. P. 49 ff.
Значение понятия сердца для русской мысли
Понятие «сердце», встречающееся в Библии и в писаниях Отцов, было известно русским духовным мыслителям [1391] . Оно очень хорошо вписывалось в их национальное религиозное сознание, что подтверждается многочисленными народными выражениями и оборотами речи. Иностранцы отмечают, что русские люди не делают ничего, что им не по сердцу [1392] . Говоря о подвижниках, Николай Бердяев разъясняет: «Когда русский человек уходил из мира, шел путем подвижничества и достигал святости, он не мог уже писать, не мог творить произведений, объективирующих его духовный опыт. Он сам становился совершенным произведением, продуктом Божьего творчества» [1393] . Духовная жизнь сосредоточивается в сокровенной глубине, в сердце.
1391
A. LEFEVRE, Cor et cordis affectus. Usage biblique//DS 2, 2 (1953). Col. 2278–2281.
1392
J. LEGRAS, L’ame russe. Paris, 1934. P. 248.
1393
H. БЕРДЯЕВ, Русская религиозная идея//Проблемы русского религиозного сознания. Берлин, 1924. С. 67.
Но особое значение понятие сердца приобретает в эпоху Петра Великого, когда начинается противодействие рационализму. В это время, когда в стране возникают первые попытки секуляризации, следующей по стопам эпохи Просвещения, преп. Паисий Величковский основывает в Молдавии новое большое монашеское движение неоисихастов, последователей Добротолюбия. Основное внимание в нем сосредоточивается на очищении сердца и «сердечной молитве» [1394] . Но рационалистическая тенденция эпохи Просвещения встречает оппозицию не только в религиозных кругах. Достаточно вспомнить, что после победы над Наполеоном царь Александр I поддерживал все формы мистицизма [1395] . А обер–прокурор Святейшего Синода кн. А. Н. Голицын утверждал, что истинная религия — это «религия, которая затрагивает сердце». И тот же самый язык использует «библейская школа Филарета Московского» [1396] . Можно процитировать одного из учеников Филарета, К. Богословского–Платонова, для которого «отличительной особенностью евангельского учения является умягчение сердец». А для А. Бухарева только мистика сердца может быть истинно христианской [1397] . Подобные утверждения принимались почти без сопротивления даже в догматических и апологетических учебниках в течение всего XIX века. И потому мы можем прочесть, что «вера рождается в сфере чувств» и что она есть «дело сердца» [1398] , то, что Б. Вышеславцев стремится доказать, обращаясь к историческому и экуменическому контексту [1399] , а В. Зеньковский развивает тему сердца на основе антропологического анализа [1400] .
1394
Ср.: Philocalie grecque. Vol. V. Athenes, 1963. P. 233–235 (Index: kar–dia).
1395
T. SPIDLfK, Russie. La periode synodale//DS 13 (1988). Col. 1176 ff.
1396
Ibid. Col. 1178.
1397
Ibid.
1398
Ю. НИКОЛИН, Вера. Сергиев Посад, 1903. С. 13.
1399
Сердце в христианской и индийской мистике. Париж, 1929.
1400
Об иерархическом строе души//Научные Труды Русского Народного Университета в Праге. Вып. II. 1929.
Мнение славянофилов в связи с этим было ясным: народ действует «по сердцу» [1401] , которое не противостоит уму, если он здрав. Эта позиция выражена в одном письме И. Киреевского, где автор критикует лекцию Шлейермахера о Воскресении Христа, потому что «сердечные убеждения образовались в нем [Шлейермахере] отдельно от умственных» [1402] . Это замечание имеет большое значение. Именно потому, что русские не видели существенного различия между умом и сердцем, интерес к сердцу становится одной из характерных черт философии, как это можно заметить, читая, например, Историю украинской философии Д. Чижевского'.
1401
А. ХОМЯКОВ, Полное собрание сочинений. Москва, 1910. Т. VIII. Письма. С. 276 и сл.
1402
«Его система похожа на языческий храм, обращенный в христианскую церковь, где все внешнее, каждый камень, каждое украшение напоминает об идолопоклонстве, между тем как внутри раздаются песни Иисусу и Богородице» (цит. по книге: Н. ЛОССКИЙ, История русской философии. С. 32). Ср.: A. KOYRE, Etudes sur I’histoire de la pensee philosophique en Russie. Paris, 1960. P. 11 ff.
С другой стороны, поскольку знание сердца «превосходит» логику ума и «доступно до конца только самому Богу» [1403] , всегда нелегко излагать эти темы в форме точных понятий [1404] . Однако христианская духовная традиция после известных колебаний сумела достичь определенного равновесия.
Древняя проблема христианской антропологии
Понятие сердца, этого телесного органа, во всех языках обладает еще и богатым метафорическим значением. Кроме того, оно является ключевым понятием словаря Библии [1405] . Однако слово это с трудом вписывается в круг понятий, разработанных традиционной психологией [1406] , что приводит к затруднениям в истолковании библейских текстов. Верные умозрительному духу своей культуры, греческие Отцы, конечно, неслучайно заменили библейское слово lev, levav, словом nous, mens. Dianoetikon, ум, — это, согласно св. Григорию Богослову, ««сердце чисто» из Псалма 50, 12» [1407] . Сюда восходит и классическое определение молитвы как «восхождения ума [nous] к Богу» [1408] . Даже в эпоху Средневековья можно найти много латинских текстов, в которых сердце отождествляется с умом [1409] . И Б. Вышеславцев отмечает, что «по–латыни cordatus homo означает не «сердечного человека», а «разумного человека»» [1410] .
1403
Б. ВЫШЕСЛАВЦЕВ, Сердце в христианской и индийской мистике. С. 12.
1404
ОН ЖЕ, Вечное в русской философии. С. 274.
1405
A. LEFEVRE, Loc. cit.
1406
La spiritualite. P. 106; La priere. P. 263 ff.
1407
Or. 40,39//PG 36,416 ab; La priere. P. 263.
1408
Творения аввы Евагрия//Аскетические и богословские трактаты. Слово о молитве, 36. Москва, 1994. С. 81; La priere. P. 46 ff.; La spiritualite. P. 294 ff.
1409
J. CHATILLON, Cordis affectus au moyen age//DS 2,2 (1953). Col. 2288–2300; La priere. P. 264.
1410
Вечное в русской философии. С. 271.
XII век во многих отношениях рассматривается как век чувств (affectus), пытавшийся описать отношения между душой и Богом на языке любви. И потому для Фомы Аквинского заповедь «возлюби Господа Бога твоего всем сердцем твоим» при противопоставлении чувств сердца (cordis affectus) разуму (intellectus) является не чем иным, как actus voluntatis quae hie significaturpercor [1411] . Эта формула более соответствует тому направлению первых веков, которое можно определить как «духовное делание» [1412] . Вскоре, однако, неизбежно возникло, особенно в народном благочестии, противодействие «волюнтаризму» в защиту «чувств». И sursum corda (горе имеем сердца) — это «возношение чувств к Богу».
1411
(Волевой акт, выражающий себя через сердце. — Прим. Пер.). См.: Summa theol. 2–II, 44, 5; La priere. P. 264.
1412
La spiritualite. P. 22.
Этот вид духовности хорошо известен на Востоке [1413] , хотя и принимается он с некоторыми оговорками. Можно ли сводить, духовную жизнь только к какому–то одному виду человеческой деятельности, идет ли речь о разуме или о воле? Трудно разделять такое убеждение, поскольку в Библии сердце заключает в себе полноту жизни, охватывающую всего человека, со всеми ввдами его деятельности, со всеми его отношениями. Но с другой стороны, верно, что человек придает какой–то одной своей способности большее значение, чем другой, в зависимости от его склонностей. Несомненно, что человек, взращенный европейской культурой, на первый план выдвигает разум. В свою очередь, аскеты совершенно убеждены в том, что необходимо умерщвлять чувства с помощью свободной воли. Тогда возникает вопрос: если рассматривать сердце как главное начало в человеке, то не будет ли это нарушением порядка иерархической структуры души?
1413
Ibid. Р. 24.
Русский «сентиментализм»?
Когда А. А. Лебедев пишет, что «православным началом в человеке» должен быть ум (nous), а не сердце [1414] , он дает втянуть себя в полемику против католического почитания Святого Сердца. Напротив, Т. Спачил, собрав наиболее характерные высказывания русских апологетов конца XIX века о религии как «сердечном чувстве», полагает, что вера полностью противоположна рациональному познанию, что впоследствии приводит его русских последователей к иррационализму и заблуждениям модернизма [1415] .
1414
О латинском культе сердца Иисусова. Разности церквей Восточной и Западной (в способе воззрения и учении о любви). 2–е изд. С. — Петербург, 1903.
1415
Th. SPAClL, Doctrina theol. Orientis separati de revelatione, fide, dogmate. Roma, 1935. P. 106 ff.
Узел противоречий завязывается из обычно принимаемого разделения психологической деятельности души на три части: сознание, воля и чувства. Оно составляет основу синтеза и для святителя Феофана Затворника, классического автора в том, что касается православного русского учения о сердце [1416] . Однако для избежания серьезных недоразумений необходимо поставить вопрос о важности этого разделения. Традиционная психология, часто несколько поверхностно, прилагает эти три психологические функции к трем началам (уму, воле, сердцу), четко различающимся между собой. Но именно это и отказывается признавать Феофан Затворник. Чувства для него неотделимы от других «начал» или «органов» или, если прибегнуть к его же языку, неотделимы от других «частей души». Б. Вышеславцев подтверждает это: «Как будто бы сердце есть сознание вообще, все то, что изучается психологией», и более того, даже и состояния тела; а значит, все, что затрагивает сердце, затрагивает саму жизнь [1417] .
1416
Т. SPIDLIK, La doctrine spirituelle de Theophane le Reclus. La Cceur et Г Esprit//ОСА, 172. Roma, 1965.
1417
Б. ВЫШЕСЛАВЦЕВ, Вечное в русской философии. С. 271.
Итак, «чувство» — это психологический феномен в общем виде. И хотя Феофан Затворник отделяет его и от рационального познания, и от свободной воли, с другой стороны, он настаивает на том, что все начала человека своим естественным вместилищем должны иметь сердце. «В сердце отражаются своей деятельностью все силы существа человеческого на всех их ступенях. Следовательно, в нем должны быть чувства духовные, душевные и животно–чувственные, которые, впрочем, и по образу своего происхождения, и по своим свойствам, так разнятся, что и самую способность чувствовать надобно полагать в трех видах: 1) сердце как приятелище и вместилище духовных чувств; 2) сердце как вместилище душевных чувств; 3) сердце как вместилище низших, чувственно–животных чувств» [1418] .
1418
Начертание христианского нравоучения. Москва, 1895. С. 313,316,322.