Русская литература Серебряного века. Поэтика символизма: учебное пособие
Шрифт:
Однако творческие искания Скрябина не имели ничего общего с модой. История искусства XX века подтвердила, что при всех своих трагических внутренних противоречиях то был гений всемирного значения. Вот, например, как воспринимаются и оцениваются его искания современным нам российским композитором в статье, опубликованной в 1993 году:
«С идеей соборного экстаза связана скрябинская «сверхзадача», которую он поставил перед собой еще в начале 1900-х годов: грандиозная Мистерия, результатом исполнения которой стало бы резкое ускорение эволюции человечества и победа над материальным началом жизни – болезнями и смертью. Этот неосуществленный замысел стал символом величайших дерзаний человеческого духа, его отголоски мы находим и в мечтах К.Э. Циолковского о «лучистом человечестве»... [260] . Интересно, что автор цитированного сам верит в осуществимость, в принципе, этого замысла Скрябина, ссылаясь на «труды отечественных и зарубежных исследователей
260
Бандура Л. Ржавый след пошлости // Советская Россия. 1993. № 79. 6 июля 1993 г.
261
Там же.
Л. Сабанеев подчеркивает, что «Предварительное действо» уже было синтетично – в нем соединились «музыка, поэзия, танцы, шествие, краски», оно было «Уже с литургичностью в образе, с магией в воздействии, с слиянием всех искусств, с соборностью исполнения» [262] .
Таков высший практически-творческий итог исканий серебряного века в сфере соборного художественного синтеза. Однако было немало иных «практических итогов» – примеров осуществленного в техническом смысле синтетического слияния поэзии и музыки, поэзии и живописи и т.п., – пусть не литургических и не столь грандиозных. Их также следует коснуться.
262
Сабанеев Л. Скрябин. С. 34 – 35.
Художественный синтез и стилизация
Суммируя материал предыдущих разделов данной части, можно уже представить себе общие контуры поэтики символизма. «Музыки прежде всего» – то есть в центре музыка как своеобразный «стержень» синтеза, синтетического слияния; символ – магия музыкальных звуков; магия слов; литургичность; соборность; ориентация как на жанровый идеал, на мистерию (о еще одном компоненте – «новой стилизации» – пойдет речь в данном разделе). Какие же произведения словесного искусства – литературы – приближаются к этому теоретическому эскизу?
Во-первых, таковы очевидно уже рассмотренные произведения А.М: Добролюбова. Анализ показал, в какой конкретно мере реализован как концептуальное «самозадание» синтез у этого автора серебряного века. Непосредственная, «материальная» основа его произведений – словесный текст, по внешней форме в большей или меньшей мере приближающийся то к прозе, то к стиху с «рассвобожденной» ритмической структурой, то к прозе, записываемой уже не в столбик, а обычным образом. Выбор между стихом и прозой не представляется существенным, и четкой закономерности анализ тут не выявил. Музыкальное начало явно не доминирует и объективно привносится прежде всего некоторыми внешними приемами (специальные эпиграфы, музыкальные указания, предпосылаемые словесным текстам, словно нотам и т.п.). Следует, конечно, учитывать и субъективный авторский расчет на присутствие «духа музыки» в самой словесной стихии данного текста, в неких нюансах присущей ему смыслопередачи, в особенностях хода мысли автора. Это последнее анализировать, разумеется, гораздо сложнее – как все в искусстве, не имеющее четкого формального выражения. Тем не менее этот расчет автора надо относить к реально проявляющим себя факторам. Данный фактор ясно дает себя знать в добролюбовском замысле синтеза, который реконструируется и из приводившихся суждений самого Добролюбова о соотношении музыки с поэзией, и из работы о Добролюбове И. Коневского, и из всего комплекса символистских теоретических суждений на сей счет. А замысел не мог не найти хотя бы частичного воплощения в созданных на его основе произведениях.
Другим примером обсуждаемого рода могут быть сочтены словесные тексты, сочиненные самим Скрябиным к его музыкальным произведениям. Из филологов некоторые из них анализировал А.Ф. Лосев в статье «Мировоззрение Скрябина». Однако этот анализ проводился в аспекте, обозначенном в названии статьи. «Гимн искусству» в финале Первой симфонии Скрябина выглядит еще достаточно традиционно: в симфонической музыке XIX века уже имели место прецеденты вокальных финалов и иного рода словесных вкраплений. Лосев первым разобрал ряд других литературных текстов композитора, обращая внимание на пронизывающие их мистические умонастроения. Для наших целей важнее указать другое. Как правило, это «верлиброподобные» произведения,
Литературный текст «Поэмы Экстаза» был издан еще в 1900-е годы [263] . Позднее «Записи А.Н. Скрябина», среди которых были и этот текст и текст «Предварительного действа», издал М. Гершензон (этим изданием пользовался А.Ф. Лосев). Не только поэзия и музыка (слово и звучание, мелодия), но и свет, цвет, аромат, прикосновение и т.д. находятся в поле внимания Скрябина-синтетика уже в «Поэме Экстаза». Его лирический герой восклицает:
Я настигну тебя океаном блаженствВлюбленным, манящим, ласкающим... <...>И тогда дождем цветочнымБуду падать на тебя,Целой гаммой ароматовБуду нежить и томить,Игрой благоуханийТо нежных, то острых,Игрой прикосновений,То легких, то бьющих. <...>Я тогда упаду на тебяДождем дивных солнц. <...>И ты весь – одна волнаСвободы и блаженства. <...> —Я миг, излучающий вечность.Я утверждение.Я Экстаз.Пожаром всеобщимОбъята вселенная.263
Скрябин А.Н. Поэма Экстаза. Слова и музыка А.Н. Скрябина. – Женева, 1906.
«Ты», к которому обращается здесь лирический герой Скрябина, – окружающий мир, который он «завораживает», чтобы подчинить своей теургической воле, а заворожив магией слов, магией звуков, – пересоздать.
Если бы словесный текст «Поэмы Экстаза» был самостоятельным произведением, наверное, пришлось бы констатировать, что он довольно аморфен и что принцип развития содержания, обычный для литературного произведения, выдержан в нем слабо. Казалось бы, образы, оформленные во фразы, подобные процитированным, легко менять местами. Столь же легко подверстывать к ним новые и новые: принцип конца здесь также не выражен с какой-либо отчетливостью. Но перед нами не произведение, а только его часть (вернее, какая-то одна его сторона, словесно-текстовая). Потому констатации вроде вышеупомянутых здесь не подходят. Зато нельзя не указать на ярко выраженную личностную окрашенность этого внешне «бессвязного» поэтического монолога. Текст «Поэмы Экстаза» – это непрерывно усиливающееся словесно-эмоциональное убеждение читателя и слушателя, напоминающее и в самом деле о заговорах и заклинаниях, так популярных у деятелей серебряного века.
Тексту этому свойствен особый ритмический рисунок, переменчивый и сложный. Иногда перед нами фрагменты, написанные силлабо-тоническими метрами: хореем («И тогда дождем цветочным. Буду падать на тебя...»), трехсложниками («Я настигну тебя океаном блаженств...», «Я миг, излучающий вечность» и т.п.). Иногда метрическая упорядоченность исчезает, чтобы затем где-то снова дать о себе знать.
В других словесных текстах Скрябина проявляются иные, чем в «Поэме Экстаза», принципы.
Иногда перед нами рифмованные стихи:
Любовных гневов мы застывшие порывыМы бурных ласк окаменевшие валыОхлады чарами застигнутые взрывыВершины снежные, долины и скалы.В скрябинском контексте это – «прямая речь» говорящих о себе гор. Обращает на себя внимание яркая картинность (то есть живописность!) проявляющейся здесь метафорики (горы – «окаменевшие валы», внезапно замерзшие под воздействием неких чар, «взрывы», которые замерли, остановленные колдовством). Прихотлива (хотя в серебряный век и достаточно ординарна) ритмическая организация приведенного фрагмента – правильные ямбы в первой и третьей строках, метрически усложненные строки вторая и четвертая.
Как противоположность картинной конкретике приведенных образов можно представить такой отрывок из «Предварительного действа»:
О подвиг божественный, танец всезвездный,Ты нам даруешь победу над бездной,В тебе мы сорадно себя обретем,В тебе мы блаженно друг в друге умрем.Без музыкальной «поддержки» эти строки звучат как абстрактные словопостроения, декларативные и в образном отношении невыразительные. Но, видимо, в том и дело, что строки эти на такую «поддержку» авторов прямо рассчитаны.