Русская литература Серебряного века. Поэтика символизма: учебное пособие
Шрифт:
Однако Белый претендует не вообще на музыку, а на нечто более конкретное – на создание «симфонии». Потому особенно важно отметить и указать реальные, нашедшие свое объективное выражение основания для этого. Прежде всего, разумеется, «музыкообразующей» является именно «метельная» тема. Сквозь произведение проходит музыка метели, пение метели, плач метели, «метельные гаммы снегов» (С. 284). Например:
«Вьюга, словно Кузмин, брала гаммы, бархатные, как снега» (С. 264).
«Пела вьюга, свистела» (С. 276).
«Столбы метели взлетали. В окна стучали. В окне мелькали. В окне запевали» (С. 284).
«Вьющий
«Бешеный иерей над домами занес свой карающий меч, и уста его разорвались темной пастью – темным воплем.
«Задушу снегом – разорву ветром».
«Спустил меч. Разодрал ризы. Замлел слезами ярости.
И падали слезы, падали бриллиантами, трезвоня в окнах» (С. 291).
Вариация этой темы – музыка ветра, пение ветра. В части третьей («Волнения страстные») она сменяет музыку метелей, ибо изображается наступление весны. Например:
«Запевало: «Снега мои текут. Пургой моей свистучей я не могу – мне больно – проснежить» (С. 340).
«Мокрый ветер страстно запел: «Зори безумные, зори червонные, зори, последней пургой оснеженные» (С. 341).
«Справа запевало: «Снега-а ма-а-и-и те-е-кут». «В тас-ке не-е-мо-о-о-о-о-о», а слева, гудя серебряной струей капели, ветер подхватывал: «о-о-о-но-о-чи-и паследней пургой...» – «а-а-а-а-жет пу-у-сть тебе, а-а-корд м-а-а-и-их с-а-а-зву-чи-и-и» – пересекало справа.
И ветры сливались:
«И-и-но-чи-и бе-е-зу-у-мны-я, но-о-чи-и – бессо-о-о-о-о-чи-и-тся мне верить и любить» (С. 343). (Курсив в примерах наш. – И.М.)
Взаимослияние мелодий изображается путем наглядного наложения друг на друга, взаимоперекрывания сопутствующих им словесных текстов. И в музыке метелей, и в музыке ветра слышатся в четвертой «симфонии» мелодии популярных в то время романсов. Этот прием литературного «музыкообразования» уже был опробован Белым в «Московской симфонии», где «чей-то грудной голос вдали» (С. 156 – 157), «за рекой пели» (С. 167), «Одинокие дворы пели от затаенной грезы» (С. 175). С другой стороны, в обоих произведениях фигурирует церковное пение.
Далее, «материальным» носителем музыки в обеих симфониях являются музыкальные инструменты. В «Московской симфонии» намечается тема звучащего пианино, рояля – первоначально в ироническом преломлении (С. 100 – 101). Эта тема преображается в «Кубке метелей» в тему рояля, проходящую через всю обширную кульминационную фазу развития сюжета. Это «крики рояля – крики убиваемых птиц» (С. 354), а потому «челюсти» «разбитого пианино», по зубам которых бьет философ во 2-й симфонии (С. 100 – 101), здесь преображаются в «жуткую пасть старинного рояля» (С. 354), которая уже не смешна, а трагически страшна. «Бешенно взревел старинный рояль» (С. 355), которому предстоит участвовать в трагическом действе. На рояле зловещий соперник Адама Петровича полковник Светозаров играет романсы – звучат «глухое стенанье рояля и вкрадчивый, вкрадчивый голос:
«Уста-а ма-а-и-и ма-а-лч-а-ат... В т-а-а-ске-е не-е-мо-ой и-и-жгу-у-у-чей я не-е м-а-а-гу-у... мне бо-о-о мне
бо-о-
о-о-о-о
о-о-о-льна га-а-во-рить» (С. 352).
И здесь и в ранее приведенных примерах налицо несомненные попытки средствами словесного искусства передать мелодию, музыку. «Позади» слов романсов, как и других произведений вокальных жанров неизбежно присутствует, «неслышно звучит» сопутствующая им музыка. А. Белый тем самым нашел остроумный прием образования музыкальной субстанции путем использования обычных средств словесно-литературного выражения. Он даже воспроизводит растягивание слов в соответствии с мелодией, воспроизводит и специфическое «романсное» произношение слов, а в последнем примере пробует изобразить также особую манерную утрировку наподобие интонаций, характерных для цыганских исполнителей романсов. Повторяем, перед нами действительно определенная передача музыкальной мелодии теми (разумеется, ограниченными и на это не рассчитанными) графическими средствами, которые есть в арсенале писателя. Прихотливый, по-своему точный и скрупулезный характер проделанной Белым паузной и графической разбивки компенсирует эту ограниченность, лишний раз свидетельствуя, какое серьезное значение А. Белый как автор «симфоний» придавал такому способу передачи литературно-языковыми средствами той музыкальной стихии, которую он стремился творчески воплотить в предпринятом им литературно-музыкальном художественном синтезе.
Романсы и дальше звучат – а не просто упоминаются и цитируются – в «Кубке метелей»:
«Метель завывала: «Ууй-мии-теесь воо-лнее-ния стра-аа-ааа-стии...»
«Уу-снии бее-знаа-аа-дее-жнаа-ее сее-ее-рдцее...».
Из-за старинного рояля, из-за приподнятого пюпитра устало возникал полковник побледневшим от грусти лицом, и будто в ужасе вставшие над теменем седые волосы тихо, так тихо вырисовывались из полумрака и уплывали за пюпитр: «Я плаа-аа-чуу... Я страа-аа-ждуу...» <...>
К нему пришла она с невольным влечением в водопадном, белом пеньюаре, словно из воздуха, и жалобными волнами своих закатных упавших волос отерла пот смертного томления с его чела; и личико, еще сырое, сырое от слез, испивало грусть его бархатом рыдающего голоса, устами повторяла за ним слова, мокрый платочек терзала на груди, когда, как сонный, рыкающий лев, он ронял на руки больную, большую голову с закрытыми веками, потухающим взором.
Они пели: «Ду-уу-шаа ии-стаа-миилаа-сь в раа-ааз-луу-уу-кее». <...>
Вот поднималась метель, как воздушная белая игуменья, изогнулась атласным станом под окном, а хладные ее пальцы в стрекотанье ледяных четок плеснули серебряной волной муаровой мантии... а зов слетал с ее уст, призывный, стенающий:
«Я страа-аа-ждуу... Дуууу-ша ии-стаа-мии-лаась в раа-злу-уу-укее» (С. 356-358).
То, что метель-игуменья поет не что-либо литургическое, а все тот же романс Глинки, косвенно мотивировано в тексте «симфонии» далее. Обратим однако внимание на прозвучавшее в цитированном фрагменте сравнение Светозарова с «рыкающим львом». Анализ убеждает, что тема, которую условно можно назвать темой льва-гепарда-рыси-леопарда (в образно-символическом понимании этих слов), также проходит через некоторые из «симфоний» Белого. Так, во 2-й симфонии «Леопардовая шкура протянулась на западе» (С. 156, 157). В «Кубке метелей» «золотой ярый гепард», гепард, «возникавший из пятен эфира», «разрывался тенью и светом» (С. 300). Эти вкрадчивые сильные хищные звери снова и снова служат прообразами для варьирования темы, контуры которой понемногу все проясняются.
«Леопард прополз на горизонте. Положил тяжелую голову на красные лапы.
Улегся.
Странно донеслось его жалобное мяуканье из разорванных туч.
Еще. И еще.
Это стенал ветер» (С. 363).
Пение ветра, «музыка» природы, эфира, «мелодия» заходящего солнца, скрывающегося в тучах – все это подготовлено предыдущими прохождениями темы в обеих «симфониях». Но страницей ранее уже была введена такая вариация, связывающая эту тему с полковником Светозаровым, его игрой на рояле, его отношением к Светловой и т.д.: