Русская литература XVIII века. Петровская эпоха. Феофан Прокопович. Учебное пособие
Шрифт:
Обеспечивая «целостность отечества», согласие внутри государства, процветание и благосостояние его, монарх, по Феофану Прокоповичу, печётся о международном авторитете своего государства, борется за его безопасность. Мыслитель ставит проблемы войны и мира, рассуждает об истоках «злых» и «добрых» войн в контексте европейского общественно-философского процесса.
Проблемы мира, внутреннего порядка, просвещения граждан, их благосостояния, правосудия, государственной безопасности и т. д. – вот обширнейший круг обязанностей монарха, нарисованный Феофаном Прокоповичем. Этому он посвятил специальную «Христову о блаженствах проповедь толкованиях» (1722). В предисловии к «Книге уставу морскому» (1720), написанному совместно с Петром I, Феофан Прокопович пропагандирует необходимость
Внимание идеолога петровского времени к проблеме «война и мир» вполне естественно: жизнь россиян на протяжении всех 35 лет царствования Петра I проходила под знаком войн, состояние полного мира сохранялось всего лишь год. Феофан Прокопович и к этой проблеме подходил с позиций Просвещения. В основе его учения о человеке лежит идея микрокосмоса. Деист, он в духе эпохи Возрождения гармонически уравнивает человека и природу, гиперболизируя разум и его способность превосходить природу. Отсюда пороки и не контролируемые разумом страсти порождают в обществе зло, войну.
«Слово похвальное о баталии Полтавской» Феофана Прокоповича было произнесено 27 июня 1717 г., а через месяц напечатано отдельной брошюрой [427] .
Феофан Прокопович говорит о всемирной славе и общеевропейском значении Полтавской победы (49–50), о «лютости и силе супостатской» (50). В первой части «слова» доминирует мотив зависти и гордыни (а это – один из смертных грехов): гордыня свейская, презрение, с каким относились иноземные державы к новой России и её молодому правителю (51).
427
Обстоятельное описание издания см.: Панегирическая литература петровского времени. – М., 1979. С. 107–111.
Феофан как историк рассуждает об истоках этой зависти и неприязни, анализирует причины негативного отношения к России со стороны европейских держав. «Что ж тут скажем? – риторически вопрошает оратор и тут же даёт ответ. – От рода завистником было видети еще в России многия недостатки к силе совершенной. То не крайняя ли возъярися в них зависть, егда увидели все то, чего не желали, исполненно! Возрасте в совершенный возраст сила и слава российская дивным ко всем и еще первым таковым своим монархом, богомвенчанным Петром» (52). Восхвалив «вельможи, военачальницы и воини росийстии», оратор перечисляет победы, которые предшествовали Полтавской баталии.
Вновь воскрешается в «слове» мотив «гордой зависти и завистной гордости» (54) – происки европейских стран, а также измена Мазепы, о котором Феофан говорит весьма экспрессивно: «О врага нечаяннаго! О изверга матери своея! О Иуды новаго!» (54). Внешние и внутренние происки создали тьму, смуту, «бедство» – и всё это продолжалось восемь месяцев, но пришёл день победы. Оратор чрезвычайно эмоционален в этой части «слова»: четыре восклицательных предложения, и в центре одно слово – «Виктория!» (56).
Описание самой битвы перекликается с тем, что оратор уже писал в 1709 г. И вновь в центре описания боя Пётр I и знаменитый эпизод с пробитой шведской пулею шляпой монарха: «О шляпа драгоценна! Не дорогая веществом, но вредом сим своим всех венцев, всех утварей царских дражайшая!» (57). Оратор переполнен патриотическим чувством: «Виктория твоя, о Россие! Виктория!» (57). Он обличает «зависть и гордость» – именно они «воевали с нами», считает Феофан Прокопович. Затем он высочайшим образом оценивает «плоды поля Полтавского» (58), которые имели огромное военное, политическое, нравственное значение. «Под Полтавою, о россиане, под Полтавою сеяно было все сие, что после благоволили нам Господь пожати» (58). С неё пошла слава и благополучие России. Заключает речь Феофан благодарностью к Богу за помощь в этой битве (59).
При жизни Петра тема Полтавы была не просто актуальной, но и политически ангажированной. Вслед, а затем и параллельно с Феофаном Прокоповичем многие ораторы откликались на неё, приурочив свои «речи» особенно к юбилеям битвы. Так, к десятой годовщине (которая очень
«Слово» Бужинского построено в соответствии с правилами риторики того времени. По композиции оно традиционно: вступление, основная часть, заключение; обязательное и обильное цитирование библейских текстов, трудов отцов церкви.
428
См.: Голиков И. И. Деяния Петра Великого. Т. 7. – М., 1838. С. 274.
429
Бужинский Г. Полное собрание поучительных слов. Юрьев, 1901. С. 332–336.
Собственно самой Полтавской битве отведено в «слове» небольшое место, при этом Бужинский во многом опирается на ставшие в литературе Петровской эпохи классикой «Панегирикос» (1709) и «Слово похвальное о баталии Полтавской» (1717) Феофана Прокоповича. Эти переклички отметил В. П. Гребенюк [430] .
Видимо, тема измены Мазепы и в 1719 г. оставалась политически весьма актуальной, поэтому и Феофан Прокопович, и Гавриил Бужинский спустя десятилетие вновь заостряют внимание слушателей на ней. Вслед же за автором «Панегирикоса» Гавриил Бужинский пышно и витиевато восхваляет Петра, его личное участие в битве, повторяет ставший традиционным эпизод с простреленной шляпой. Однако, в отличие от Феофана Прокоповича, литературным шедевром эта «речь» Гавриила Бужинского не стала, т. к. и на уровне идей, и художественно Бужинский идёт лишь вслед за своим знаменитым предшественником.
430
См.: Панегирическая литература петровского времени. – М., 1979. С. 112–113.
Н. Д. Кочеткова, сравнившая проповеди Стефана Яворского, Гавриила Бужинского и Феофана Прокоповича, сделала справедливый вывод о том, что у Феофана, в отличие от других, «религиозный аспект, как правило, заметно приглушен, а в некоторых проповедях и совершенно отсутствует», тема Полтавской битвы приобретает у него «патриотический смысл», а сама «проповедь перестаёт быть проповедью в собственном смысле этого слова и становится произведением светским, жанром публицистическим по преимуществу» [431] .
431
Кочеткова Н. Д. Ораторская проза Феофана Прокоповича и пути формирования литературы классицизма // XVIII век: Сб. № 9: Проблемы литературного развития в России первой трети XVIII века. – Л., 1974. С. 57.
К 17-й и 18-й годовщинам взятия Нотебурга (Шлиссельбурга) были произнесены Гавриилом Бужинским два «слова» – «Ключ дому Давидова» (1719) и «Слово о взятии Нотенбурха» (1720) [432] .
В первой «речи» взятие крепости, по Бужинскому, явилось ключом для основания новой столицы, а ключарь – Пётр I. Дом Давидов – это Россия. Оратор вдаётся в историю 90-летней давности, когда шведы отобрали русские земли, а сейчас историческая справедливость восторжествовала – и всё это благодаря Петру I.
432
Оба «слова» Г. Бужинского описаны в изд.: Гребенюк В. П. Обзор произведений панегирического содержания первой четверти XVIII в. // Панегирическая литература петровского времени. – М., 1979. С. 88–90, 91–92.