Русская литература XVIII века. Петровская эпоха. Феофан Прокопович. Учебное пособие
Шрифт:
Данное «слово», как никакое другое, насыщено ссылками на Священное Писание, учение апостолов, отцов церкви, библейскими и историческими примерами и аналогиями (упоминаются Давид, Саул, Кир, Навуходоносор, Нерон, Константин Великий, Киприан Тертуллиан). Убедительным примером является для Феофана терпение и повиновение первых христиан их гонителям римлянам, поскольку последние были наделены властью (87).
Власть и честь оратор связывает с совестью и душой; заповедь «чти отца твоего» толкует, ссылаясь на Моисея, как необходимость почитать всем «от души и за совесть» своё государство: «Власть есть самое первейшее и высочайшее отечество, на них бо висит не одного некоего человека, не дому одного, но всего великаго народа житие, целость, беспечалие» (87).
Далее Феофан рассуждает о «священстве и монашестве» (88) как о некоем институте общества. Может быть, впервые в истории русской церкви Феофан Прокопович в этом «слове»
П. О. Морозов, а вслед за ним И. П. Ерёмин (467) усматривают в этой части «слова» выпады Феофана против реакционного духовенства и даже прямые намёки на Стефана Яворского и ростовского епископа Досифея, которые противостояли реформам Петра, отстаивали независимость церкви от светской власти. Безусловно, «Слово о власти и чести царской» – своего рода конспект, квинтэссенция, выраженная в художественно-публицистической форме известного трактата Феофана Прокоповича «Правда воли монаршей» (1722) [423] .
423
См.: Морозов П.О. Феофан Прокопович как писатель. – СПб., 1880. С. 196–198, 202.
Феофан с помощью обилия риторических вопросов и восклицаний обрушивается на хулителей учения о власти и чести державной.
Полны сарказма две пословицы, которыми он заканчивает риторический пассаж обличения хулителей: «Не довлели мски и львы; туды и прузи, туды и гадкая гусеница» (90).
Приведя обильные цитаты из библейских книг, сделав ссылки на всемирную историю, Феофан Прокопович восклицает: «Но коих мы требуем историй – не сама ли Россия довольная себе свидетельница?» (92). Многочисленные примеры из отечественной истории свидетельствуют, что «безначалие», безвластие пагубно и для России, и для русского народа.
Заканчивается «слово» обращением к россиянам. Оратор просит «слышателей» не его, «недостойного», слушать, а слушать Евангелие, призывает смотреть не на лицо говорящего, а на слово Божие зрить, побуждает каждого, кто слышит проповедь, к диалогу, разговору со своим разумом (91). Своё же скромное «слово» оратор обращает к «слышателям и гражданам» России только с тем, чтобы они не были «властем строптивым» (91), не дерзали бы против монарха пойти. Пётр, по Феофану, тот государь, за которого и умереть – великую себе славу приобрести. Феофан грозит великим «нестроением» и междоусобицей России, если народ такового государя не будет достоин и напоминает из недавней истории эпоху смуты, злодейства Годунова (92). Тех же, кто всё-таки дерзнёт, презрев гнев царский и свою совесть, покуситься на власть и честь царскую, ожидает суд Божий. Но Феофан надеется, что Господь услышит молитвы россиян и спасёт. По Феофану, чернь, недовольная властью и выступающая против неё, является источником анархии, беспорядков, поэтому подчинение власти – всегда благо для государства. Прокопович отводит народу роль подчинённых, которые обязаны неукоснительно выполнять свой долг, однако верховная власть обязана в своей деятельности исходить из принципа общенародной пользы. «Идея “всенародной” пользы красной нитью проходит через все общественно-политические сочинения Прокоповича. Именно в её реализации видит он смысл установления государственной власти» [424] .
424
Huчuк В. М. Феофан Прокопович. – М., 1977. С. 158.
«Речи» произносились в связи с государственными событиями, церковными праздниками, знаменательными датами, так сказать «на случай», но всегда Феофан Прокопович умел актуализировать содержание «слова», заострить внимание «слышателей» на важных философских, политических, нравственных проблемах.
«Слово в день святаго благовернаго князя Александра Невскаго» было произнесено в Александро-Невском монастыре 23 ноября 1718, в день памяти святого, издано в 1720 г. отдельной брошюрой (467–468) [425] . Александр Невский – фигура знаковая и в древнерусской культуре, и в культуре нового времени. Пётр I заботился о воскрешении памяти этого политического деятеля Древней Руси, потому что политические аллюзии напрашивались
425
Описание «слова» см.: Гребенюк В. П. Обзор произведений панегирического содержания первой четверти XVIII в. // Панегирическая литература петровского времени. – М., 1979. С. 86–88.
Публицист не мог пройти мимо этого знакового для Петровской эпохи образа. В «слове» заметно влияние древнерусских традиций жития и воинской повести, тем более что житие об Александре Невском (что в медиевистику давно и прочно вошло) создано в жанре воинской повести [426] . Культ этого героя утверждался во многих произведениях Петровской эпохи. Тот же Феофан Прокопович ещё в своих киевских «словах» и «речах» с Александром Невским сравнивал Петра I и Меншикова (о чём мы уже выше писали).
426
Бегунов Ю. К. Древнерусские традиции в произведениях первой четверти XVIII в. об Александре Невском // ТОДРЛ. Т. 26. 1971. С. 74.
«Как мне спастися?», «Како живот вечный наследити?» (94) – так же как и в «Слове по долгом странствии возвратившагося», эпиграф взят из Евангелия от Луки и носит философский характер. Прокопович не берёт на себя всю полноту ответа, «ибо ответ господень сугубое дело содержит, яко же от евангельской повести слышахом: “Возлюби же господа твоего и ближняго твоего”» (94). Любовь к ближнему – это прежде всего исполнение своего долга не только перед Богом, но и перед людьми, перед Отечеством; и следует это делать так, как делал благоверный князь Александр Невский.
«Суетное» и «непотребное» следует отринуть, необходимо «творити имать по званию своему, сиесть: что царь, что подчиненные ему судия и правитель, что воин, что купец, что брачный и что безженный творити и чего не творити долженствует» (96). Совершенно в духе Петра I оратор размышляет об обязанностях гражданина, при этом он ссылается на «естественный разум» (97), что, впрочем, не противоречит, по Феофану, и учению о Боге – каждому своё. Сарказмом наполнены и прямые, и косвенные намёки проповедника в адрес монахов: «Судия, на пример, когда суда его ждут обидимии, он в церкви на пении. Да, доброе дело. Но аще само собою и доброе, обаче понеже не во время и с презрением воли божия, како доброе, како богоугодное быти может? Ищут суда обедимии братия и не обретают А для чего? Судия богомольствует. О, аще кая ина есть, яко сия молитва в грех!» (97–98). Вывод прост: вроде бы утрируя ситуацию, Феофан поднимает важную государственную проблему – прежде всего дело как служение Отечеству и государю. Вновь оратор напоминает о необходимости проверять свои деяния «разумом естественным» (98). «И просто рещи, всяк разсуждай, чесого звания твое требует от тебе, и делом исполняй требование его. И то дело спасенное, то дело богоугодное и всякое по чину звания своего первейшее, главнейшее и нужднейшее» (98–99). Выдвинув политически значимый синонимический ряд «мир – блаженство – тишина» и образ-метафору «корабль всемирного жительства», Феофан Прокопович во многих «словах» и «речах» сделает эти понятия ключевыми. В «Слове в день Александра Невского» художник несколько трансформирует образ корабля; у корабля появляется кормчий, – государь, сохраняющий «в волнении корабль цел» (100). Происходит актуализация извечных, освящённых Писанием истин, а в качестве иллюстраций дано жизнеописание Александра Невского, причём на первом месте его воинские, государственные заслуги (то же самое мы наблюдали в «Слове о равноапостольном князе Владимире» и особенно в трагедокомедии «Владимир»). Долг перед Отечеством и государем, а уж потом перед Богом – лейтмотив всего творчества Феофана Прокоповича, особенно при жизни Петра I.
«Как спастися?» – вновь задаёт оратор вопрос уже в конце слова и даёт ответ: следуй за «разумом естественным», «священным писанием», подражай делам «ныне празднуемого угодника божия», т. е. Александра Невского, – «дело, яко дело» (101).
Проводя многочисленные аналогии из отечественной и зарубежной истории, Феофан Прокопович неутомимо отстаивал идеи мира, тишины внутри государства. Теории естественного права и общественного договора он приноравливал к русскому абсолютизму, открыто поставив их на службу петровским преобразованиям.