Русская литература XVIII века. Петровская эпоха. Феофан Прокопович. Учебное пособие
Шрифт:
Царя в столице не было в момент произнесения Феофаном первой петербургской «речи» (находился за границей); тем не менее, судя по титульному листу, «слово» было отпечатано в виде брошюры 14 февраля 1717 г.
«Слово» открывается метафорой, обращённой к «слышателям»: оратор уподобил день рождения наследника престола «чистому и тихому утру», первой ласточке, цветению дерева. «Еще плодов на древе не видим, а рясным цветом утешаемся; еще жатва к делу не позывает, а, на зеленые нивы смотряще, радуемся» (38) и объясняет причину радости и веселья: «Нашему богоданному царю дарова бог наследие» (38). Для Феофана, историка и политического деятеля, рождение царского сына – событие политическое, общественное, это «есть великая всенародных благ надежда, общаго благополучия ожидание, блаженства всероссийскаго семя, корень, основание» (38). Он обращается к юному наследнику: «День убо рождества твоего не точию яко царскаго дому радость, но и
Далее оратор уточняет жанр данного ораторского произведения, называя это «слово» «беседой», отсюда и доверительность, «домашность» интонаций, и при этом – серьёзное рассуждение о важных политических вопросах.
«Сия беседа» композиционно имеет две части. В первой части «беседы» оратор рассуждает о сущности монаршей власти, при этом вдаётся в историю монархии, осуждает непрочность королевской власти в Польше, республику дожей в Венеции, швейцарскую систему и т. п., противопоставляя им самодержавную, монаршую власть в России. Он рассуждает о крепости государства, монархии, где «по наследию проходит скипетр, а не по избранию предается»; и как историк Феофан перечисляет огромное количество разных государств – и древних, и новых: «вси вид монаршеский, вси скипетра наследуемое имущыя» (39). И, наоборот, в Польше, Венеции, Генуе, Швейцарии, в которых нет самодержавного правительства, наследуемого, «коликим бедствием отверста стоит демокрация и аристократия» (41). Эта часть во многом перекликается со «Словом о власти и чести царской», созданным двумя годами позже. Таким образом, можно совершенно определённо сказать, что Феофан Прокопович ещё задолго до получения от Петра заказа на написание «Правды воли монаршей» уже думал над этой проблемой и практически сформулировал основные её идеи (предположим даже, что, ознакомившись с этой «речью», Пётр и дал такие поручения Феофану). Проблема власти и народа, проблема престолонаследия, патриотическая тема, проблема войны и мира, тема Петербурга как новой столицы, тема просвещённого монарха в связи с Петром I – вот далеко не полный перечень глобальных проблем и тем, поднятых оратором в этой части «слова» на день рождения царевича Петра Петровича.
Кульминацией «слова» является прославление России: «Поднесла главу Россия, светлая, красная, сильная, другом любимая, врагом страшная» (46). Эта фраза стала ораторской формулой, употребляемой Феофаном во многих следующих «словах» и «речах» (особенно сильно она прозвучит в словах 1725 г. – на погребение Петра I и в память о нём). Во второй части «беседы» Феофан, обращаясь к «слышателям», призывает помнить о том, «что царские сыны не так родителем своим, яко своему всему отечеству раждаются» (47), т. к. спокойствие державы, «щастия народного долгоденствие» напрямую зависят от наследника, от продолжения царского рода.
Феофан Прокопович обращается к Петру I как к отцу, понимая радость отцовства, желает здравия и отцу, и сыну. Не мог только что появившийся в столице молодой политический деятель не раздать комплименты в адрес царицы, царевича Алексея, всему царскому дому. Заканчивается «слово» призывом к России «ликовать и благодушествовать» (48).
Так в устах проповедника традиционное поздравление с днём рождения прозвучало как яркая политическая «речь», это было одно из первых рассуждений Феофана Прокоповича исключительно на общественно-политические темы. Здесь он предваряет свои будущие политические трактаты «Слово о власти и чести царской» и «Правда воли монаршей» [378] .
378
Достаточно подробно этот вопрос освещён в монографиях историков, политологов и философов. См.: Гурвич Г. Д. «Правда воли монаршей» Феофана Прокоповича и её западноевропейские источники. – Юрьев, 1915; Петров Л. А. Общественно-политические взгляды Прокоповича, Татищева и Кантемира // Труды Иркутского ун-та: Сер. философии. Т. ХХ. Вып. 3. Иркутск, 1959; Ничик В. М. Феофан Прокопович. – М., 1977.
В первом томе «Слов и речей» Феофана Прокоповича ошибочно опубликована как принадлежащая ему «речь»
Ивана Кременецкого – «Речь которою его царское величество Петр Первый по возвращении своем из чужих краев в Санктпетербург именем всего Российскаго народа поздравлен» (21 октября 1717 г.). Её принадлежность И. Кременецкому установил И. П. Ерёмин (5). Однако показательно, что С. Ф. Наковальнин включил данную речь в состав «слов» и «речей» Прокоповича, настолько они похожи, и эту «речь» многое объединяет с «речами» Феофана Прокоповича петербургского периода.
Ещё одним доказательством,
379
Описание «слова» см.: Гребенюк В. П. Обзор произведений панегирического содержания первой четверти XVIII в. // Панегирическая литература петровского времени. – М., 1979. С. 80–82.
А. М. Панченко отметил, что «писатель, сочиняющий по обету или внутреннему убеждению, сменяется грамотеем, пишущим по заказу или прямо “по указу”. Пётр делал такие заказы или лицам, или учреждениям, Славяно-греко-латинской академии, например (дана ссылка на П. П. Пекарского – О.Б.). Это самый распространённый писательский тип петровского времени. Илья Копиевский и Иван Кременецкий, вообще типографские справщики во главе с самим Фёдором Поликарповым – это в сущности литературные подёнщики, такие же, как барон Гюйссен, много прославлявший Петра перед Европой» [380] .
380
Панченко А. М. О смене писательского типа в петровскую эпоху // XVIII век: Сб. 9. – Л., 1974. С. 125.
Сочинять всякого рода приветствия, слова и речи, поздравления и т. п. «от имени», для кого-то, чаще всего для вышестоящих особ, – традиция, идущая с античных времён. В России такая традиция сложилась в Петровскую эпоху и стала модной в 10—20-е гг. XVIII столетия. В литературной, точнее, ораторской культуре первой трети XVIII века такие «слова» и «речи» (от имени собирательного лица) стали модификацией жанра «слова», хотя бы из-за установки на «автора». Вполне возможно, что это связано с политическим заказом. О том, что это было модным и наверняка приветствовалось властью, говорит тот факт, что служители Петербургской типографии в октябре 1717 г., так же как и Феофан Прокопович, И. Кременецкий и другие, обратились с приветствием к Петру I «По долгом его в Европейских странах путешествии» [381] .
381
Гребенюк В. П. Обзор произведений панегирического содержания первой четверти XVIII в. // Панегирическая литература петровского времени. – М., 1979. С. 79.
«Речь» И. Кременецкого – от имени «всего российскаго народа». Всё вступление (приступ) организовано на повторе глагола «тщится» (значит: желает, стремится, имеет усердие): «тщится» Россия, народ ради бессмертной славы монархии, ради «великих, новых и славных дел», ради «правды и мира», храбрости, трудов и подвигов – «сего предъусрести тщится, его же имя краткое Петр, но в долготу дний вечно пребывающее, прелюбезное и сладкое от тщания России всерадостнаго! тщаяния всеохотнаго!» (I, 176). Сближает эти «речи» и постоянное обращение «к слышателям». Основная часть логически вытекает из приступа. В чём сказалось «тщание» России и «тщание» самодержца? – «Тщанием России, от тщания быти государя ея» (I, 178).
Далее описываются дела гражданские и воинские, что уже сделано в России, упоминается баталия на море и пленение «свейской» эскадры с Шаутбеймахтом в 1714 г. и на двух страницах идёт почти сплошным текстом ответ на то, кто содеял все многочисленные деяния эпохи – Пётр I (I, 180–182). Такого откровенного, льстивого восхваления, неумеренного повтора, что называется, «вперехлёст», у Феофана Прокоповича всё-таки не было, он, безусловно, обладал чувством меры в употреблении повторов, в нагнетании образов. Более 15 раз прозвучало сочетание «Пётр Первый» в «речи» И. Кременецкого, и затем опять почти через каждое предложение повторяются слова «тщится» и «тщание». Словесная формула «тщится Россия, тщится Пётр» доминирует в тексте, риторическая фигура перерастает в словесное злоупотребление. В отличие от «слов» Феофана, у И. Кременецкого нет исторических параллелей, наблюдается слабое использование библейских и античных реминисценций (упомянуты только Гораций, император Август, Ираклий, Ахиллес, Ромул и др.)