Русская проза рубежа ХХ–XXI веков: учебное пособие
Шрифт:
Прием монтажа позволяет соединить различные жанры – быличку, народную новеллу, раешный стих и частушку. Но ближе всего его текст к сказу, поскольку большая его часть построена как несобственно-прямая речь главного героя. Задачу свою писатель формулирует достаточно четко: «Я хотел написать народную книгу. Это скорее некая фантазия на русскую тему».
Последние романы отвечают и другой тенденции в творчестве В. Сорокина – кинематографичности формы. Значимую роль в них играют диалоги, визуализация сюжетного ряда, авторские описания напоминают сценарные ремарки, сцены сменяются по принципу «монтажа». Этот прием становится естественным ответом писателя на характерное для современной культуры вытеснение кинематографом традиционных видов искусства, в том числе
В этом смысле В. Сорокин был и остается художником, который постоянно ищет адекватные формы отражения для происходящих в обществе и культуре изменений, даже в условиях кризиса авангардных проектов он стоит в авангарде современного литературного процесса. Хотя, как и всякий (пост) авангардист, В. Сорокин обречен на то, что даже расположенный к нему читатель не всегда успевает за ним или его актуальная практика кажется либо слишком радикальной, чтобы быть понятной, либо просто приемлемой, либо, напротив, слишком конъюнктурной и как бы изменяющей идеалам «московского романтического концептуализма».
Поэтому до сих пор писатель остается enfant terrible отечественной словесности, автором маргинальным и не признанным значительной частью культурного истеблишмента, вопреки тому, что его книги издаются многотысячными тиражами, пьесы ставятся известными режиссерами (Л. Додин), по сценариям снимаются фильмы и даже Большой театр предоставил свою новую сцену для оперы «Дети Розенталя», либретто к которой написал В. Сорокин. Пьесы Сорокина не всегда доходили до постановки, но именно из них выросла «новая драма», ставшая, по сути, лицом современной драматургии. Его драматургия построена на живой речи и проникнута интересом к человеку, который оказывается в весьма замысловатых, порой абсурдных ситуациях, но никогда не теряет своего лица.
Т.Н. Толстая (р. 1951)
Татьяна Никитична Толстая иронически замечает о себе: «. Куда ни посмотри, у меня одни литераторы в роду. Алексей Николаевич Толстой – дед по отцовской линии. Бабушка Наталья Васильевна Крандиевская-Толстая – поэтесса. Их матери тоже были писательницами. Дед по материнской линии Михаил Леонидович Лозинский – переводчик». Отец Т. Толстой – Никита Толстой – известный физик, профессор, ему посвящена повесть А. Толстого «Детство Никиты» (1922).
После окончания классического отделения Ленинградского университета Т. Толстая дебютировала в 1983 г. в журнале «Аврора» рассказом «На золотом крыльце сидели.». В 1989 г. его перевели на английский язык. В критике Т. Толстая дебютировала в 1983 г. в «Вопросах литературы» со статьей «Клеем и ножницами». Публикации в «Новом мире» и «Октябре» принесли ей известность, заявили об удачном литературном начале.
В 1974 г. после замужества Т. Толстая переехала в Москву, работала корректором в Главной редакции восточной литературы издательства «Наука», начала преподавать, работала в Фонде культуры. С 1989 г. она преподавала русскую литературу и писательское мастерство в университетах и колледжах США. Одновременно начала выступать как критик и эссеист в России и США, ее фельетоны печатались в «Московских новостях» и «Русском телеграфе». Впоследствии она объединила свои фельетоны, очерки, эссе в сборники «День» (2000), «Ночь» (2002), «Изюм» (2002). Некоторые произведения Т. Толстая выпустила вместе с сестрой Натальей – «Сестры» (1998), «Двое: Личное» (2001). Писательница ведет активную общественную деятельность, участвует в работе Фонда эффективной политики; выступает на телевидении в различных передачах, несколько лет ведет авторскую программу «Школа злословия» с Д. Смирновой.
Публиковавшиеся в различных журналах произведения были объединены в сборник, названный по первому рассказу «На златом крыльце сидели.», в который вошли тринадцать рассказов. Он появился в 1987 г. и не остался незамеченным. Следующий сборник «Сомнамбула в тумане» появился только в 1992 г. За ним последовали сборники «Любишь –
В течение ряда лет Т. Толстая печаталась в основном в журналах. Хотя в 1990-е годы она публиковалась регулярно, критика не рассматривала ее среди заметных писателей десятилетия, просто называла интересным автором. Чаще ее имя упоминалось среди других авторов – представителей нового автобиографизма, альтернативной прозы, новой волны «артистической прозы», уходящей корнями в «игровую прозу» М. Булгакова. Критика как бы привыкала к писателю явно авангардистского стиля (Н. Иванова, например, относит ее, хотя и условно, к ироническому авангарду в статье «Немеренные счастливцы? (о прозе «новой волны»)».
Однако со временем стало ясно, что именно Т. Толстая во многом определила литературное лицо 90-х годов и обновила традиционную форму рассказа.
Не случайно выход романа «Кысь» в 2000 г. становится литературным событием года. Писательница получила книжный «Оскар» – премию XIV международной книжной ярмарки; в 2001 г. была удостоена премии «Триумф».
Сегодня Т. Толстая – один из самых читаемых и изучаемых авторов, ее творчеству посвящаются разделы в научных исследованиях и учебниках, защищаются диссертации. Те, кто обращается к творчеству писательницы, обычно отмечают, что содержанием своих книг Т. Толстая избирает окружающий мир, не всегда даже обозначая конкретное (историческое) время действия. По отдельным деталям становится ясно, что часто речь идет о послевоенном десятилетии (упоминаются «морщинистый инвалид», тихий, отравленный газами историк в швейном училище).
Пятидесятые годы становятся как бы своеобразной точкой отсчета движения во времени, здесь начинается действие многих рассказов, которое постепенно переносится в прошлое или будущее. Время точно обозначается, с помощью предметной детали, например, подробно прописываются поиски еды и вещей:
«Может быть, селедочное масло будут давать или еще что перепадет». <...> Она заглянула напоследок в магазин… Постояла у невеселых прилавков – говяжьи кости, пюре «Рассвет»» («Факир»).
Вещественная плотность прозы Т. Толстой определяется Н. Ивановой как «словесное барокко». Доминантной становится тема детства, которое реконструируется последовательно и обстоятельно, фиксируются состояния болезни, страха, любви-ненависти, поиски кладов. Подобные «общие места» [79] традиционны для воспоминаний, выстраивающихся по определенной модели. Можно сравнить одно и то же состояние у Т. Толстой и В. Набокова, хотя он и не упоминается автором, но становится своеобразным «пратекстом». «В груди вертится колючий шар, и невысказанные слова пузырятся на губах, размазываются слезами»; «Не раз и не два сорокаградусные гриппы закричат, застучат в уши, забьют в красные барабаны, обступят с восьми сторон и, бешено крутя, покажут кинофильм бреда». («Любишь – не любишь»).
79
Термин «общее место» используется нами для обозначения устойчивого словесного комплекса. Подробнее см.: Разумова И. Клише // Фольклор. Словарь научной и народной терминологии. Минск, 1993. С. 114. В других исследованиях мы встречаемся с понятиями «культурное поле», «константы». См., например, В. Руднев. Словарь констант ХХ века. М., 1997; Ю. Степанов. Константы. Словарь русской культуры. Опыт исследования. М., 2001.