Русская проза рубежа ХХ–XXI веков: учебное пособие
Шрифт:
Оставаясь верным исторической правде, писатель дополняет галерею своих героев теми, о ком еще недавно вынуждены были молчать. Долго считалось, что защитник родины должен быть безупречен во всем. В. Астафьев же вводит персонажей, сомнительных с точки зрения закона, так называемых приблатненных: Леху Булдакова, неоднократно менявшего фамилию Зеленцова-Шорохова, других им подобных солдат. Пусть они в прошлом совершили уголовное преступление, вороваты, не любят рутины солдатского труда, зато могут постоять за себя и за товарищей, отважны в бою, надежны в опасности, да и их вороватость не раз помогала в ситуациях, когда солдату не на кого надеяться, кроме себя. Тем самым писатель заостряет характерную для всей прозы 2-й половины ХХ в. проблему государства и народа: подлинно народные герои его произведения зачастую оказываются преступниками
Интересно, что В. Астафьев противопоставляет чувства любви и жалости, ставя второе в условиях войны даже выше первого. Хоть жалость менее возвышенна, она ближе к простому человеку, терпимее к его слабостям, чувствительнее к его боли: «Я не люблю, я жалею людей, – рассуждает один из близких писателю героев, майор Зарубин, – страдают люди, им голодно, устали они – мне их жалко. И меня, я вижу, жалеют люди. Не любят, нет – за что же любить-то им человека, посылающего их на смерть? Может, сейчас на плацдарме, на краю жизни, эта жалость нужнее и ценнее притворной любви».
Жалость к простому человеку, не по своей воле или вине оказавшемуся в мясорубке войны, и заставляет писателя, даже наперекор «здравому смыслу», отрицать известную арифметику, согласно которой жизнь ста дороже жизни одного. Осознание бесценности жизни отдельного человека побуждает автора неоднократно прерывать повествование, углубляясь в истории многочисленных, в том числе и эпизодических, героев произведения.
Целая галерея жизнеописаний – от старообрядца Коли Рындина до рафинированного интеллигента из новой советской аристократии Ашота Васконяна, от русских медсестер Нелли и Фаи и до немецких вояк Ганса Гольбаха и Макса Куземпеля – создана автором, чтобы подчеркнуть неестественность вторжения войны в жизнь, показать, как физически и душевно в равной степени калечатся на ней представители разных народов, социальных слоев, возрастов, пола.
Отметим некоторую статичность образов персонажей, скорее раскрывающихся, чем развивающихся по ходу разворачивания авторского повествования. Несмотря на попытки сфокусировать внимание на том или ином персонаже, затронуть проблему цены человеческой жизни, В. Астафьев больше стремится показать человеческую общность на войне, чем конкретную личность в ее духовно-нравственных поисках и экзистенциальном опыте выживания в экстремальных условиях, судьбу народа в целом, а не отдельного человека, что подчеркивается и названием произведения.
Главное для писателя – следование документальной точности, когда уходят на второй план структурирование романной формы и психологизм мотивировок. В. Астафьев считает, что возможность открыто говорить правду не обесценивает ее. Он стремится донести до читателя то, что сохранила его память фронтовика, память его товарищей и бесчисленных корреспондентов, что осталось в архивах и труднодоступных или малоизвестных изданиях для специалистов [47] . Причину искажения правды о войне писатель видит не во влиянии времени или ангажированности историков, «выпрямлявших» задним числом историю. Полемизируя с известными словами К. Симонова о том, что «всю правду о войне знает только народ», он убежден: «Всю правду о войне знает только Бог. Народ наш в большинстве своем не знал ее и, возможно, знать не хочет – слишком страшна она и отвратительна, слишком для усталых русских людей, прежде всего истинных вояк, правда эта неподъемна» («Комментарии» к роману).
47
Основные источники для автора – книга «Скрытая правда войны 1941 года» (М., 1992), а также вышедшая в берлинском издательстве «Аргон» книга «Война Германии против Советского Союза 1941-1945 гг.» (Берлин, 1965).
В советской действительности автор замечает тотальную симуляцию реальности, подмену истинной картины дел идеологическими выкладками и штампами. В. Астафьев в «Комментариях» к роману определяет эту симуляцию как видимость:«Видимость правды, видимость кипучей деятельности. Видимость знания, образования, видимость заботы о народе и солдате. Видимость крепкой обороны. Видимость могучей армии. Видимость незыблемого единства. Видимость сплоченного государства, которое рассыпалось в три дня. Видимость, обман, ложь во спасение, ложь каждодневная, навязчивая,
Писатель приходит к выводу, что на войне, названной Великой Отечественной, солдату пришлось сражаться как с агрессорами-оккупантами, так и с целой армией политруков, «смершевцев», военных чиновников и «штабистов», «тыловых крыс», с трусами и ворами в собственной среде. Именно эти люди в большинстве своем, как считает писатель, склонны к театрализации, игре, созданию «видимости» собственной незаменимости и героизма.
Нельзя не признать свойственных роману определенного максимализма оценок и нарочитой прямоты суждений. Так, писатель с негодованием пишет обо всех, кто предпочитает не добираться до передовой, прячась за спины солдат. Причем образ честного политрука Скорика, пытающегося спасти братьев Снегиревых от расстрела, своей исключительностью лишь подтверждает правило, на котором настаивает автор. В гневных инвективах В. Астафьева слышна не только обида, но и гордость за русского солдата, «проклятого и убитого», не раз оставляемого один на один со смертью. Писатель стремится восстановить историческую справедливость, рассказать об истинных победителях в войне, не умолчав при этом и о тех, кто лишь воспользовался плодами чужой победы.
Стремлением к правде объясняется и публицистический накал авторских отступлений, и мозаичная композиция романа в целом, лишенного строгой сюжетной целостности и распадающегося на отдельные эпизоды («сцены», по словам И. Золотусского). Нет и стилевой цельности: разноголосица войны сталкивает молитву и матерную брань, задушевный разговор и пропагандистское суесловие, лирику народных песен и прозу боевых распоряжений, речь татар, немцев, украинцев.
Роман оставляет ощущение незаконченности (известно, что первоначальный его замысел не ограничивался двумя книгами), но эта незаконченность сознательная: по-прежнему открыт вопрос о правде войны, об объективной картине событий 1941-1945 годов, дать на него ответ в полной мере автор не претендует: «Писать о войне, о любой – задача сверхтяжкая, почти неподъемная, но писать о войне прошлой, Отечественной, и вовсе труд невероятный, ибо нигде и никогда еще в истории человечества такой страшной и кровопролитной войны не было» («Комментарии» к роману).
Роман «Прокляты и убиты» направлен на отрицание войны как таковой, во всех ее проявлениях, и в этом смысле он весьма созвучен общей тенденции, характерной для литературы конца ХХ в. Писатели стремятся от конкретного описания войны идти к ее эпическому осмыслению, новой интерпретации и оценке. Вместе с тем налицо и совершенно определенная эволюция взглядов В. Астафьева от рассказа всей правды о войне к осознанному пацифизму, т.е. полному отрицанию войны.
По-своему проблему осмысления опыта Великой Отечественной войны попытался решить Г. Владимов(Георгий Николаевич Волосевич, 1931-2004) в романе «Генерал и его армия» (1996). То, что сам автор во время войны был еще мальчишкой, обусловило и сильные, и слабые стороны его нашумевшего романа. Опытный глаз фронтовика усмотрит в романе немало неточностей и передержек, в том числе непростительных даже для художественного произведения. Многим покажется излишне резкой, а может, и неприемлемой негативная оценка Г. Жукова, попытка автора беспристрастно разобраться в причинах, толкнувших на предательство известного генерала А. Власова. Однако роман интересен попыткой с полувековой дистанции посмотреть на события, некогда ставшие переломными для всей мировой истории.
Подобным образом в свое время поступил Л. Толстой, попытавшийся через призму событий наполеоновских времен осмыслить результаты Отечественной войны 1812 г., на десятилетия предопределившие собой многое в истории России. Недаром и сам автор не скрывает прямых перекличек своего произведения с эпопеей «Война и мир», причем эта перекличка заметна уже в названии, также построенном на сопоставлении (и противопоставлении) двух начал – личности и народной массы, командующего и его армии. В романе современного писателя, по крайней мере, три генерала показаны в их взаимоотношениях с армией: генерал Фотий Иванович Кобрисов, Г.В. Гудериан и А.А. Власов. Первому из них, главному герою произведения, противопоставлены остальные персонажи. С помощью приема антитезы соположены судьбы трех военачальников, проанализированы их успехи и роковые ошибки в войне.