Русская весна
Шрифт:
– Привет! – бросила Эйлин. – Где Нат?
Девушка обернулась и оглядела Эйлин, словно не могла ее вспомнить.
– У себя, занят бумагами, – не повернув головы, ответил парень.
Бобби снова повели – вверх по лестнице, потом по коридору мимо множества дверей. Некоторые были открыты, в комнатах люди читали, сидели за компьютерами. К двери в конце коридора – она была закрыта – приколот плакат: рука с пятью игральными картами, все пики.
Эйлин постучала, и дверь отворилась. На пороге стоял человек лет тридцати. Курчавые черные волосы, слегка крючковатый нос, толстые
– Тебя зовут, – хрипло обратился он к Эйлин, – ну... Ты же знаешь, у меня плоховато с именами, если вообще меня знаешь.
– Эйлин Спэрроу, Нат, – ответила она чуть раздраженно.
– А это? – Нат кивнул на Бобби.
– Это Бобби Рид. Только что из Парижа.
Нат поднял брови.
– И вы хотите?..
– Бобби надо перекантоваться.
– Может платить?
– Кое-что у меня есть, – пожал плечами Бобби.
– Сколько ты можешь платить?
Бобби смутился и неуверенно спросил:
– Три сотни?
– Слишком много. Любую половину.
– Отлично! – обрадовался Бобби.
– Не торопись. Ты согласен помогать здесь?
– Конечно!
– Ты правда француз?
– Не совсем. Я родился в Париже, но мой отец американец, я думаю поступить здесь в университет...
– Играешь в покер?
– Что?
– Я спросил, играешь ли ты в покер, малыш. По семь или пять карт, никакой дешевки.
– В общем, да... Не совсем... То есть я знаю правила, но... – смущенно забормотал Бобби.
– Хочешь научиться?
– Конечно, почему бы не научиться.
– Это по мне. – Нат хмыкнул и потер руки. – Первый урок после ужина. Будут спагетти с мясным соусом, но какое мясо, лучше не спрашивать. Ладно, я пошел проверять это дерьмо. Что за компания задниц! Что эти детки знают об истории – что Колумб соблазнил острова Девы, а у Ронни Рейгана был дополнительный член под мышкой, и он им пользовался в Конгрессе. Раздолбаи, но полуправда – это еще не так плохо!
С этими словами он закрыл за собой дверь.
– Кто это? – опешил Бобби.
– Это Нат Вольфовиц! – сказала Эйлин и подняла глаза к потолку.
За ужином в тот вечер сидело десять человек, не считая Бобби и Эйлин. Начали, как полагается в Америке, с салата, потом ели спагетти в жидковатом мясном соусе, запивая в больших количествах красным калифорнийским вином, гордо именуемым здесь бургундским.
За столом Бобби спросил:
– А почему этот дом зовут Малой Москвой? Вы же не коммунисты?
Наступило неловкое молчание.
Черная девица по имени Марла Вашингтон посмотрела на Бобби неприязненно:
– А ты шови-гринго? Или боишься, что мы заразные?
– Да брось ты, – повинуясь первому импульсу, ответил Бобби. – Лучшие мои друзья – коммунисты.
– Забавно, – бросил Джек Дженовиз, парень, готовивший салат, когда они пришли.
– Значит, так, – начал было Бобби и замолк. Какого черта, подумал он, если мне здесь жить, они все равно про меня все узнают. – Моя мать – член компартии. И сестра собирается вступить, – закончил он.
– Ты серьезно, малыш? –
– Моя мать русская.
– Русская? Рассказывай.
Эйлин удивленно смотрела на Бобби, и он сообразил, что кое-что он от нее скрыл. Остальные глядели на него с обыкновенным любопытством и без всякой враждебности – как если бы он спустился к ним на летающей тарелке. Бобби подумал, что так он, должно быть, и выглядит в их глазах.
И вот, за спагетти и дешевым красным вином Бобби рассказал им все как есть про себя. Наверное, он был чуть не самым молодым за столом, он не провел в этом доме и трех часов, и тем не менее студенты и даже Нат Вольфовиц – ассистент на кафедре или что-то в этом роде – слушали его, что называется, затаив дыхание. И когда он закончил, ему улыбались, ему подкладывали спагетти и подливали вина, и он чувствовал себя так славно, как никогда в жизни.
– Объясните мне теперь, – сказал он, – почему это место называется Малой Москвой?
– Потому что мы все – красные! – ответила Синди Файнштейн, готовившая спагетти, и все, кроме Эйлин, разразились хохотом.
– Значит, вы – коммунисты?!
– Объясни ему, Нат, – сказал толстяк Карл Хорват, одетый в рубашку с изображением утенка Дональда.
Вольфовиц налил себе еще, наклонился вперед, уперся локтями в стол и заговорил горячо и стремительно:
– В Беркли и еще кой-где есть студенты двух типов. Первый, ты их видел – чисто вымытые американские мальчики и девочки, технари, карьеристы и зубрилы, хотят одного: пристроиться к биотехнологии, еще лучше – к оборонке. Жопы-шовинисты, они вкалывают и устраивают нудные вечеринки и балдеют от пива.
Раздались одобрительные возгласы:
– Так их! Давай! Дави их...
– И второй, наша половина: чудаки, не желающие впрягаться в Большую Машину Зеленых Бумажек. Занимается бессмысленным дерьмом, с точки зрения экономики, – историей, литературой. Мы не восхищаемся «Космокрепостью Америка», нашим бей-хватай в Латинской Америке, и мы не вполне уверены, что европешки – предательская банда лягушатников. Что в глазах гринго делает нас сборищем дегенератов и коммунистов, которых надо вывалять в смоле и перьях и выслать из страны.
– Поэтому мы – красные! – заорал кто-то.
– Поэтому Малая Москва!
– Je comprends... [68] – пробормотал Бобби.
– О, французский! – застонала Синди, добродушно его передразнивая. – Tr?s chic! [69]
Бобби засмеялся. Ему было хорошо. Он впервые был среди сверстников, которые приняли его таким, какой он есть. Он был здесь среди будущих друзей. Как неожиданно и здорово, что он нашел их здесь, в Соединенных Штатах!
68
Понимаю... (фр.)
69
Шикарно! (фр.)