Русская весна
Шрифт:
Бобби в ярости выскочил из дому и галопом понесся в сторону Телеграф-авеню – он жаждал послать сестрице ответ и был уверен, что вот уже он знает – что! Он знает, что послать сестренке Фране! Половина лавок на Телеграф торговала «черной дрянью» [70] – он купил цветную открытку и, написав только адрес, бросил ее в почтовый ящик – поскорей, чтобы не передумать. И злорадно представил себе реакцию советского почтальона. На открытке был изображен медведь в сомбреро. Для недостаточно догадливых художник нарисовал на шляпе серп и молот. А медведя насиловал непристойный
70
Имеется в виду торговля нарочито неаппетитными открытками, игрушками и т.п., распространенная в США.
Больше Франя ему не писала.
Через неделю после начала университетских занятий в Мехико произошел переворот. Еще через два дня поддерживаемый ЦРУ, откровенно марионеточный режим уступил Калифорнийский залив Соединенным Штатам в обмен на погашение мексиканского долга.
На следующий день в столицу Мексики вошли армейские части, верные законному правительству, и казнили предателей. Еще через день авианосцы США вошли в гавань Веракрус, самолеты морской авиации разбомбили город и его заняла морская пехота. С кораблей другой эскадры был высажен десант у Росарито, а две бронетанковые дивизии пересекли границу и заняли Тихуану. Еще одна группа кораблей блокировала тихоокеанское побережье Мексики.
...В Беркли гринго устроили по этому поводу пивной праздник. А в Малой Москве все сидели в гостиной у телевизора: шли репортажи с театра военных действий. Морская пехота подавляла последние очаги сопротивления в Веракрусе; десант на Росарито соединился с частями, взявшими Тихуану; президент США выступил с заявлением, уверяя, что США не имеют территориальных притязаний на континентальную часть Мексики. Президент Советского Союза осудил американский империализм, но ничего не пообещал. Европарламент принял бессмысленную резолюцию, осуждающую вторжение. Мексиканская армия, судя по всему, получила приказ частям рассредоточиться и начать партизанскую войну. Дело заканчивалось, лишь кое-где шла беспорядочная стрельба.
«А в Беркли, штат Калифорния...» – сказал диктор.
– Эй! – закричал Бобби. – Смотрите! Это же Телеграф-авеню!
Телекамера, установленная, наверное, на платформе автомобиля, движущегося по середине улицы, показывала тротуары, забитые пьяными. Судя по освещению, дело было часа два назад. Парни и девки размахивали пивными банками, кривлялись перед объективом, жгли на шестах мексиканские сомбреро. Из окон лавок и ресторанчиков торчали американские флаги. Разогретая пивом толпа распевала: «Боже, благослови Америку».
– Гордишься, что ты американец? – саркастически вопросил Клод.
«Эта мирная демонстрация по случаю победы была испорчена группкой агитаторов...»
– О черт, – простонал Нат Вольфовиц.
Телекамера показала молодых людей – десятка два, – несущих черный гроб и перевернутый американский флаг на бельевой веревке, натянутой между шестами.
«Нарушители порядка принадлежат, как полагают, к экстремистской марксистской группировке, известной под названием Американская Красная Армия...»
– Чушь! – закричала Марла. – Такой организации нет!
– Рассказывай им, рассказывай, – буркнул Вольфовиц.
В демонстрантов швыряли пивными банками. Какой-то тип в белой рубашке подскочил и плюнул в лицо девушке в первом ряду. Завязалась драка. Теперь телекамера продолжала съемку с другой точки.
«...И вынудивших патриотов Америки на решительные действия по спасению национального символа и защите его от поругания...»
Кадр сменился. Ведущий продолжал как ни в чем не бывало:
«В Нью-Йорке Лэнс Диксон принес победу “Нью-Йорк Янкиз” против “Бостон Ред Сокс” со счетом...»
– Обойдемся без идиотского счета, – сказал Джек, выключая телеэкран. Наступило молчание.
– Ну что, Бобби, – мрачно спросила Марла, – ты еще хочешь учиться в старом добром Беркли?
– Ты же можешь вернуться в Париж!..
– В самом деле, Бобби, не хочешь ли уехать?..
– И нас забрать?
Бобби с удивлением обнаружил, что все внимание сосредоточилось на нем. Даже Вольфовиц внимательно всматривался в его лицо.
– Что скажешь, малыш? – спросил он. – Хочешь сбросить карты и начать новую игру? В другом месте? Там ты будешь опытным игроком. Или остаешься новичком здесь?
От Бобби ждали ответа. Он один здесь мог выбирать.
Бобби вспомнил мучительные телефонные разговоры с родителями. Вспомнил злющее письмо Франи и посланную ей хамскую открытку. Заваруху у американского посольства в Париже. Вспомнил упрек матери: «И в такой стране ты хочешь жить, Роберт?» – спросила она тогда. «Нет, мам. Я хочу жить в Беркли, где люди намерены с этим бороться, – ответил он. – Я не могу оставить Америку тем, другим...»
И он ответил Вольфовицу:
– Можешь называть меня новичком, Нат. Потому что я остаюсь. Я жалею, что меня не было там, на демонстрации, с флагом.
– Чтобы мы видели, как тебе отбивают печенку?
– Кто-то должен идти и на это. Гринго опозорили наш флаг; те, кто вышел с ним на Телеграф-авеню, хотят отмыть его от грязи. Они хотят, чтобы нашим флагом опять можно было гордиться. Они показали всему миру, что еще есть настоящие американцы!
– Пришло время отчаянных поступков? – иронически заметил Вольфовиц, но глаза его глядели серьезно.
– Слушай, Нат, – сказал Бобби, глядя ему в лицо. – С нами ведут грязную игру. Но у нас нет другой колоды, и надо принимать вызов...
Вопрос: Сколько требуется русских, чтобы побрить дикого медведя?
Ответ: Сто тысяч три. Двое держат, один бреет, сто тысяч рапортуют Верховному Совету об успехах в бритье медведей.
Московская полиция поставила на штрафную площадку новенький «мерседес» Ивана Леонидовича Жуковского в наказание за незаконную парковку на Тверской. Хозяин, однако, решил штраф не платить и вообще не стал улаживать данную неприятность. Взамен он вынес с работы сварочный лазер, в три часа ночи проник в милицейский гараж и расплавил коробки передач у семнадцати патрульных машин, после чего сдался властям, предварительно позвонив в редакцию нашей газеты.
Как удалось понять из пьяных излияний, Жуковский требует суда присяжных по советскому закону.
– Посмотрим, смогут ли эти ублюдки найти достаточное количество присяжных, чтобы вынести мне приговор? Я сделал то, о чем мечтает каждый русский автомобилист, просто никто на это не решается!