Русские и нерусские
Шрифт:
«Реакция Платона на афинскую демократию, реакция гностиков на христианство, реакция: от динамичного мира индивидуальностей вернуться к безликим коснеющим системам древности».
Ну? И о чем же говорит эта бесконечная «реакция»? О том, что тоталитарное «мировое зло» шагает через границы эпох и стран? А может, все-таки о том, что в любой стране в любую эпоху любая система, будь то афинская демократия, христианство или индивидуализм, — таит свою мерзость и, стало быть, плодит своих могильщиков? Тогда
почему там — «мировое добро», а тут — «мировое зло»? По-моему, и там, и тут свои бесы, то есть черти, там —
Клетчатых оставим в покое — всмотримся в полосатых: пока дядя Сэм в клетчатых брюках благодушествует за океаном, революционные бесы рвут на полосы российский триколор.
И никто не сопротивляется?
Никто. Царь и династия — «покидают престол, даже не попытавшись бороться за Россию». Правительство — «почти не борется за свое существование против подрывных действий». Армия, еще вполне боеспособная — безучастно наблюдает мгновенный и повсеместный успех революции. Все сверху донизу — либо хотят ее, либо согласны с ее неотвратимостью. Даже прямые монархисты — не подъемлют меча в защиту трона. Даже царские администраторы, чья прямая обязанность — защищать систему, впадают словно в дремоту.
И это — дремота «всего наследственного привилегированного класса дворянства», в роковой час отшатнувшегося от своей же власти.
Хороша же власть, хороша же система.
А крестьянство? То самое, ради унижения и уничтожения которого большевики поколение спустя придумали коллективизацию, — оно каково в 1917 году, то есть ДО унижения и уничтожения? «Одна часть крестьянства спивается, другая разжигается неправедной жаждой к дележу чужого имущества». То есть: грабить награбленное. А потом будут, стало быть, и сами так же точно ограблены.
А церковь, церковь, которая должна же хоть дух противопоставить всеобщей порче? А церковь — «слаба, высмеяна обществом».
Я ни одного факта, ни одной оценки не беру «со стороны» только из собственного солженицынского же блестящего анализа, сделанного им для «Красного колеса».
Но тогда от имени Солженицына-художника, от имени Солженицына-историка хочу задать вопрос Солженицыну-публицисту: так что же, эта треклятая революция, принесшая на своем хвосте «коммунизм», какими-то особыми бесами к нам занесена? Какое-то абсолютное «Зло» прискакало к нам в Россию «через хребты и океаны»? Или это САМА РОССИЯ дошла до такого состояния в прежнем своем развитии, когда НИКТО не захотел либо не смог жить по-старому?
Первый том А.Солженицын венчает фундаментальной работой «Русский вопрос» к концу XX века», завершенной в Вермонте как раз перед возвращением в Россию. Это уже вам не отдельные «высказывания», это — концепция.
Концепция, кардинальная идея работы в общем виде: сейчас главное — сберечь русских как народ, прекратить растрату национальной энергии на пустые или чуждые задачи: «мировые», «европейские, «панславистские» и т. д. Вечно совалась Россия в чужие дела, втягивалась в посторонние интриги, из-за чего внутри себя никогда устроиться не могла. Пора сконцентрироваться.
Такая «доктрина Монро» на русский лад.
Отчего же, однако, вечная наша пагубная саморастрата?
Это и прослежено: от первых Романовых до последнего генсека, «самого неискреннего», искавшего «как сохранить. коммунизм», с «обычной большевицкой тупостью» гнавшего страну в гибельное «ускорение» и в результате «протоптавшегося, потерявшего
Насчет Романовых оставим в конце концов историкам, а вот про генсека кое-что и сами помним. Неискренний? Да. Тупость? Нет, извините, что угодно, только не это. Чуял опасность, боялся развала, оттого и крутился, и хитрил, и топтался, и «лгал во спасение». За «ускорение» хватался? Лишь как за соломинку, нам привычную: и себя, и нас успокаивал. Семь лет оттягивал решение? Допустим, что это плохо. Ну, сменили нерешительного на решительного; тот рискнул: отпустил цены. И что же? Опять плохо! Кругом «зверское, преступное.»
Я повторяю: Солженицын — художник, он факты не излагает, а освещает: тут главное — аура текста. Аура такая: есть Россия, и есть бесконечная свора «правителей»: тупых, лживых, глупых, хитрых, подлых. Других не бывает.
Хочется спросить: они что, с Марса, что ли, на нас падают? Не сами ли мы «правителей» выдвигаем и терпим?
Нет, это «комиссары» у нас на шее. А мы? Тут возникает что-то благородно анархическое, и однако с пристальной, влюбленной ненавистью к «вождям», с проверяющим калькулятором на каждый их шаг. Упустила Елизавета Финляндию в 1743 году — зря упустила: надо было удержать! Шестьдесят лет спустя Александр I прихватил Финляндию — опять зря: нечего вешать груз на русские плечи! И так все: курочат большевики страну — подлецы; собирают страну — опять подлецы. Угробили миллионы людей ради химеры.
Простите: если коммунизм — химера, то сколько можно с химерой бороться? А что, идеей панславизма или православия черносотенного другие «правители» не прикрыли бы такой же террор, который есть продолжение мировой войны? Где гарантия, что противники большевиков, приди они к власти в 1917 году, угробили бы меньше, — когда вооружены были все и все рвались?
Да, плата за участие в мировой истории — смертельно велика. Ну, что, выйти из мировой истории? Как? Там же логика вакуума. Хотим мы этого или не хотим, нас ходом вещей «втягивает» в «европейские дела». А не втягивает нас, так «втягивает» других — против нас.
Автор «Русского вопроса» снимает шляпу перед нашими предками, что «в восьми изнурительных войнах лили кровь, пробиваясь к Черному морю». Интересно: а как бы они пробились, не «втягиваясь» в «европейские интриги»? Автор «Русского вопроса» трезво видит рубежи, замысленные для России «самой природой», и считает нормальным, что к концу XIX века Россия до этих рубежей дошла. А дошла бы — не «растрачивая» народные силы? Ведь нас иными силами сплющило бы (и плющит сейчас)? Автор «Русского вопроса» прогнозирует рост ислама: мусульманство в наступающем веке «несомненно возьмется за амбициозные задачи — и неужели нам в это мешаться?»
Да нас без спросу «в это» вмешают, вот в чем горе! А мы потом на «правителей» и навесим: зачем в «азиатские интриги» страну впутали, народ не сберегли?
«Правители», «правители». За четыре века их сотни сменились, и одни только подлецы. Взгляда от них публицист оторвать не может. «Вожди» решают. А мы что же? А мы — пропадаем.
Ясный и точный перечень бед, от которых мы пропадаем, в «Русском вопросе» такой: ворюги воруют, мужики пьют, бабы не рожают. Я бы еще уточнил: что не рожают — не вся беда, а вот когда рожают и младенцев бросают, ладно еще на чужое крыльцо, а той на помойку. сами же идут гулять дальше.