Русский ад. Книга вторая
Шрифт:
Вскочил на подножку трамвая. Как только дверцы его не прихлопнули?
Смылся. В неизвестном направлении.
– Ему б на скотобойне хорошо скотину резать… – махнул рукой Барсуков. – Слушай, а колбаски какой… нет?
Он проголодался.
Коржаков открыл маленький холодильник, спрятанный в шкафу, но холодильник был пуст.
– Мы по джипам и – за ним! Ты представь, что в вагоне творилось… Сидят люди. Вдруг врывается взмыленный Президент Российской Федерации:
– Да-а-рогие россияне! Проверяю, понимашь, как городские трамваи работают…
Где-то там, за кремлевской стеной, громко завизжала пьяная женщина. Была, наверное, в ГУМе, вышла на Красную площадь и что-то здесь не поделила…
Коржаков вздохнул:
– По статистике, Миша, проводники поезда Москва-Владивосток к концу рейса проходят свидетелями по трем-четырем уголовным делам…
– Правда? – удивился Барсуков.
Спьяну он все принимал за чистую монету.
– Ну а что ты хочешь, такая страна…
…В «девятке» майора Коржакова (еще недавно он был майором) не любили: вредный.
Как только подвернулся случай, и генерал Плеханов с удовольствием «сплавил» Коржакова только что избранному Первому секретарю МГК КПСС: Ельцин славился своим пренебрежением к людям.
Плеханов думал, что жесткий, своенравный Коржаков сгорит у Ельцина подобно мотыльку
Не сгорел. Крестьянину при любом барине выживать надо, нет у крестьянина другого дома и другой деревни!
Коржаков взял бутылку, пододвинул стаканы и разлил коньяк.
Опять по чуть-чуть.
– В 91-м, Миша, я целый час разговаривал… знаешь, с кем? С Лазарем Моисеевичем Кагановичем. И дурак был, что отказался от личной встречи.
– Ему сколько было-то?
– 94, по-моему. Слепой старик. Ходит на костылях. Спрашиваю: Лазарь Моисеевич, вам сейчас 94. Товарищу Молотову когда он в ящик сыграл, было 92 или 93. Булганину – ровно 80, а в 70 с чем-то он, красавчик, волочился за Галиной Павловной Вишневской, не обращая внимания на все страдания ее гениального супруга!
Клименту Ефремовичу – за 80, Калинину… он сам не знал, сколько ему лет, потому как два раза его паспорт терял…
И ни у кого из вас, товарищи наркомы, ни одного инсульта, инфаркта, онкологии – вообще ничего. Потом, в старости, – да, но когда вы при должности – ничего. Молодыми ушли только Жданов и Щербаков, но Жданов на стакане сидел, а у него диабет…
– И что?
– Как что? Если нация, Миша, так много пьет, значит у нации генетическая потребность в иллюзиях, – верно? Смотри: война, дикое напряжение нервов, вечный страх перед генералиссимусом, чистки, расстрелы, антипартийные группы, но самое главное – работа на разрыв. И никаких там, извините, свежевыжатых соков, океанской рыбки, пропитанной йодом, устриц и водички из родника, рекомендованной почему-то не экологами, а ближайшим митрополитом…
Так кто вы такие, граждане наркомы? Вон, Гайдар, Егор Тимурович… Убежден, что он сейчас – главный смысл мироздания. Если Егор Тимурович нервничает (а нервничает он по любому поводу), тут же: лечащий врач, адъютанты, кислородные подушки, «скорая помощь» и ЦКБ.
И в палату к нему зассых на ночь не подгоняют, я проверял. Только бумаги. А он – почти юнец, между прочим!
– Хорошие девушки продлевают жизнь, – согласился Барсуков, – плохие – наполняют ее впечатлениями, здесь я согласен.
Александр Васильевич вытянул ноги и откинулся на спинку стула.
– Знаешь, что сказал железный нарком? А у нас был результат. Каждый год, 7 ноября, мы выходили на трибуну Мавзолея и понимали: у нас – получилось! Оркестры, тысячи людей, повсюду наши портреты, знамена, улыбки, цветы…
Такой драйв, слушай, был у этих наркомов, любая онкология проходила! Вместе с варикозом, гипертонией и сердечной недостаточностью.
– Выпьем?
– Зачем? Еще одна рюмка, Миша, и с тобой будет неинтересно разговаривать.
Барсуков вздохнул: Согласен…
Коржаков улыбнулся:
Теперь скажи, Михаил Иванович: у нас есть результат? Или – только одна болтовня? Вместе с умоотупляющей канцелярией? Кругом взятки: за квоты, аккредитацию продление и непродление! У них ум спекулянтов, у наших министров! На Мишу Федотова посмотри! Тихий-тихий, приятный такой, сладкий… а у Полторанина, когда он о Мише слышит, кулаки сжимаются: зданиями, говорит, интересуется, на АПН глаз положил, прибрать хочет…
– Скользкий, – согласился Барсуков. – Наступишь – поскользнешься.
– Есть люди и поинтереснее, генерал! Один такой крот… у Президента в приемной торчит. Ничего? А? Трианон!
Барсуков поднял глаза: – Кто?
– Помнишь, фильм был про Трианона? Американский шпион: артист Боря Клюев очень правдоподобно его изобразил?.. – Докладываю, товарищ комендант Кремля: в приемной Президента России есть такой же… парашютист. И шеф с утра до ночи питается его мозгами.
Парашютист трудится исключительно на итальянскую разведку, то есть…
– …на американских товарищей?
– И «Большую шляпу», представь, они придумали! И финансируют. А через теннис, шефу бабу подсунули…
Барсуков окончательно протрезвел:
– Виктория?..
– Виктория, ага.
– Так она ж с Витей Илюшиным…
– Тренируется, правильно. Правильно называешь фамилию.
– Е…
– Вислогрудая баруха, да бедра ядрены!
– А что ж тогда… Наручники – и…
– Нельзя. Шеф факты потребует, а у меня доказательств – зеро! Но это вопрос месяца, максимум двух.
– Дожили… – Барсуков давно дал себе слово ничему не удивляться, но американский разведчик в приемной Президента… и Коржаков твердо, даже как-то буднично об этом говорит…
– А по летчику… на, читай! – Александр Васильевич взял со стола папку и кинул ее Барсукову. – Бурбулис на днях подогнал. Если по верхам, все вроде бы сходится, хотя нужен, конечно, разведопрос.
В папке был один-единственный документ: Бурбулис информировал начальника службы безопасности Президента, что ответственный работник АП Арзамасцев вышел на контакт с журналистом Андреем Карауловым – по его просьбе.