Русский ад. Книга вторая
Шрифт:
– Деньги… Четыре ляма… – причитал он по-бабьи, – как корова… языком… – о-о!..
Григорий Алексеевич был ни жив ни мертв, на самом деле терять деньги, столько денег, это катастрофа, конечно, но вида он не подавал: среди своих Григорий Алексеевич считался щедрым человеком.
– Ваш стиль… это самовозбуждение, Мельников? – поинтересовался он.
– Что?..
– Вы все сказали?
– Все!
– Ну так… и до свидания.
– Как это? – Мельников аж привстал.
– Да вот так.
– В смысле?
В смысле – идите, Алеша, с богом…
Куда?.. Куда мне идти?
А я поц-цем знаю? Я вас звал? Нет. Вы сами, Мельников, влетели, потому как вами дурная энергия движет. Эндорфин. А любая энергия сейчас подозрительна.
– И куда мне идти? – не понял Мельников. – К кому?
Григорий Алексеевич засмеялся:
– Вы, Мельников, человек из анекдота. Мужик пил целый месяц. Вдруг звонок в дверь. Стоит ангел. С крылышками.
«Ты кто? – обалдел мужик. – Тебя кто звал?»
Ангел смотрит чистыми-чистыми глазами: «Меня, говорит, никто не звал. Я – п… ц, я сам прихожу…»
– Не гоните меня, шеф! – задыхался Мельников. – Четыре ляма – это два замка в Шотландии, где я ни разу не был!
– Да?
– Да! И куда мне сейчас идти?!
– А я откуда знаю, где вы, Мельников, проводите свои безумные ночи? Видимо, все там же, на Рублевке, в бывшем дворце товарищу Шеварнадзе… – Я, пусть с трудом, но понимаю, Мельников, за-цем товарищу Шеварднадзе понадобилась «Калчуга»: две тысщи огромных метров.
И еще три дома вокруг: для повара, медсестер, нянек и охраны, как у Тутанхамона.
Объясняю: это старая советская традиция. Посмотрите, как жил Лев Давидович Троцкий в Архангельском. Или – товарищ Крупская. Какой у нее был бассейн! Это ж коммунисты придумали: строить бассейны. И в Царском, и в Зимнем не было бассейнов, верно? А вот зачем вам, Алексею Мельникову, обаятельному демократу времен Ельцина и Бурбулиса… уши всем нам прожужжавшему о необходимости создания в России бескомпромиссной политической партии ради людей, обманутых коммунистами (такими, как Шеварднадзе), нужна «Калчуга»? Вы на хрена ее хапнули?
– Шеф…
– С-то? С-то… шеф?..
– Я хочу напомнить…
– Не надо, Мельников, вытирайте сопли! Просто у вас – рефлекс. Вы по-другому не можете. Умрете, если не хапните.
Мельников хотел что-то сказать, даже руками замахал, но ничего не вышло – захлебнулся слезами.
– Теперь вы удивляетесь, Мельников, – спокойно продолжал Григорий Алексеевич, – па-а-цему именно у вас всякая разная сволочь ищет защиту от специальных служб Бориса Ельцина? И почему в глазах всей этой сволочи именно вы, Мельников, всемогущий человек!
– Я?
– Вы. Запомните, бизнесмен – это тот, кто видит будущее. А поскольку вы, Мельников, не всемогущий и не хрена не видите, вы вприпрыжку несетесь ко мне за помощью. Только, дорогой друг и многократный товарищ, звонить Борису Ельцину не буду. Я пока не сошел с ума, хотя пью, как вы видите, в полном одиночестве.
– А четыре миллиона?..
– Ц-то… четыре миллиона?..
– В банке у Андрюхи.
– Так идите и забирайте свои цветочки.
– А он не отдаст. Пока помощи не будет!
– Да?
– Да! Шеф, я – маленький человек! – вдруг закричал Мельников. – Я мало беру! Но если мы, шеф, не протянем Андрюхе руку, все банки Москвы тут же отвернут от нас свои напыщенные морды! Владимир Александрович – раньше всех. Вы не представляете, как они держатся сейчас друг за друга! Для «ЭПИ-центра» это как два пожара сразу! – Не боремся за Андрюху? Значит, мы – крысы зеленые… Люди сейчас знают наизусть не стихи Пушкина, а те статьи Уголовного кодекса, по которым их могут закрыть.
Явлинский рассвирипел: «вина Кубани» дали все-таки о себе знать: – Ты, Мельников, знаешь… давай подожди! – предложил он. – Наши недостатки каждому из нас помогают подобрать себе друзей, а наши достоинства – найти себе врагов. Это у тебя каждая ситуация безвыходная, а вся твоя жизнь – на грани инфаркта. Но я хотел бы напомнить, Алеша: ты живешь в стране, где у нации есть только один показатель здоровья: можно человеку пить или нельзя?!
– Понимаю… – согласился Мельников. – В будни ты поднимаешь ребенка в садик, а в выходные он мстит тебе за это!
– Россия, Мельников, – тыкал в него пальцем Явлинский, – это хрящ, образовавшийся от бесконечного трения Европы об Азию. И в этой стране, Мельников, Григорий Явлинский всегда будет Григорием Явлинским. Знаешь почему?
– Вы уже говорили, шеф. В Явлинском существует загадка. России нужен человек с загадкой.
– Молодец!
– Россия в загадку верит как в сказку.
– Вот! А ты, Мельников, оценил сегодня мою политическую загадку в четыре ляма, как ты выразился! Надо защищаться, Мельников, от разрушающей силы плохого. От разных там… снежных людей. Но ты, Алеша, – алчный. А все алчные люди всегда чуть-чуть как дети.
– Шеф…
– Не перебивай, меня, Мельников, я не всегда откровенен! Политик заранее должен знать, что можно, что нельзя. Но ты ворвался ко мне без стука, прижимая к брюху грязные ботинки! И даже шубу не снял… это, кстати, бобры? Красивый мех!
Григорий Алексеевич опять потянулся к бутылке.
– И я уверен, Мельников: ты еще не раз ворвешься ко мне с воплем: «Наших бьют!» И будешь твердить о «понятиях», о Гусинском, о том, что в тюрьме Дробинин с удовольствием расскажет милиционерам о вашей с ним сердечной дружбе, о «Легпромбанке», где у тебя, Мельников, есть даже свой кабинет… – о, эт-то кто же сейчас… так успешно прячется в дверях? За нашими спинами?..