Русский Бог
Шрифт:
Царь порывисто схватил Фотия за рясу:
– Откуда всё знаешь, старец? Ведь если клевещешь на императрицу, не сносить тебе головы…
– Проверь питие своё. Туда царица с китайцем медленный яд сыплют,- Фотий отстранил царя, - Куда уж тут клевещешь! Божественное провидение мне дадено! А потом, - Фотий прищурился,- …мальчишку - пажа, помнишь, что при убийстве отца твоего, императора Павла, присутствовал?
– Мальчишку?..- Александр напрягся,- Да, да…Мальчишка, паж… был там такой. Пален ещё умертвить его предлагал, чтоб не разболтал про преступление, а я спас…
– Ты
– Так…- царь схватил Фотия за плечи.- Мальчишка, паж… Глаза… такие же пронзительные глаза…Орлов тогда ещё называл твою фамилию…
– В миру осталась моя фамилия. Искать её не надобно.
– Орлов умер… Но жив Аракчеев, он, быть может, помнит, - продолжал шептать Александр, неотрывно, по-сумасшедшему вглядываясь в Фотия.
– Не надо замешивать Аракчеева, - в голосе монаха дрогнул металл. Я храню твои тайны и прошу не бередить мои.
Они замерли, всматриваясь друг в друга, встретившиеся почти через четверть века.
– Зачем в театр приходил? – спросил Александр.
– Чтобы предостеречь тебя приходил, - отвечал Фотий.
* * *
– Чудеснейшая прогулка! Чудеснейшая! – весело говорил Александр Павлович. – Прокатиться через весь Васильевский остров до Чёрной речки и назад… Какая прелесть! Дорогая! – Александр прижался к Елизавете.- С тех пор , как по совету Фотия, я прогнал твоего тибетского лекаря с его травами и начал питаться лесными ягодами и плодами, пить исключительно родниковую воду, Фотий стал пробовать прежде каждое моё блюда, здоровье моё значительно окрепло,- император нёс лукошко с брусникой и поочерёдно кушал ягоду за ягодой. Его веселье сдержанно поддерживал лишь Фотий. Елизавета Алексеевна и Аракчеев казались недовольными. Lise морщилась.
– Святой отец! – Аракчеев тронул за рукав Фотия.
– Я поздравляю вас с повышением. Были архимандритом, стали митрополитом. А всё благодаря государю. Он второй месяц в вас души не чает. ..
– Шура! – Николай Павлович нежно склонился к своей болезненной большеглазой жене, вздохнул. – Сегодня я опять буду вынужден не ночевать дома. Выпуск в Пажеском корпусе, Я обязан присутствовать на церемонии. Потом бал… Боюсь что придётся заночевать…
– Так второго дня был выпуск в пажеском корпусе, и ты не ночевал. Николя…
– То был выпуск в Кадетском, сердце моё. Ты опять перепутала. Я бы охотно взял тебя с собой, но знаю, твоя болезнь не переносит бессонных ночей….
– Хорошо, Николя. Делай, как знаешь. Мне всё хорошо, что хорошо тебе, - тихо, послушно сказала Александра.
– Золотце моё, - Николай сжал руку жены. – Ох, обязанности, обязанности!
Дело было весной. Лёд на Неве тронулся и сошёл. Почки на деревьях лопнули и распустились листья. Было время пикников, верховых и экипажных прогулок.
Приятным весенним утром с дымкой над рекой и сизо-голубым небом к конной статуе Петра Великого Фальконе подходила толпа гуляющей высшей знати. Оставив экипажи, к памятнику шли Александр Павлович в мундире генерала от инфантерии, Елизавета Алексеевна в роскошном зелёном платье с переливами,
– Как я люблю гулять у этого памятника, - сказал Александр, указывая на медного Петра.- Великий русский был император Пётр! Вид его укрепляет душу, подвигает на подвиг…
– Браво! Браво! – захлопал лейб-медик Вилье.- Я ваш новый врач, государь, а не политик. Я иностранец… Но за долгие годы, что я провёл в России, вы первый, кто гордо сказал « русский». До этого мне казалось, что никто из жителей вашей страны не любит родины и не уважает своей национальности…
– А ведь тут пропасть,- задумчиво протянул Фотий, глядя на Медного всадника, - если конь опустит копыт, всадник полетит к чёрту. Очень неустойчивая конструкция…
– Да… костей не соберёт, Фотию подошёл Николай и тоже задумчиво посмотрел на памятник.
Они втроём отделились от остальных. В стороне остались Аракчеев, Вилье, дамы; они беседовали о последних светских сплетнях, хохотали. Отдельно держались офицеры-гвардейцы. Третьей группой стояли форейторы.
– Вот змея под копытами лошади – крамола, революция….- указал Александр на памятник.
– Вы думаете? – усмехнулся Фотий. – А Пушкин говорит, что с него-то, с Петра, и началась революция в России.
– И самодержавие – с него же, - добавил Николай.
– Да, крайности сходятся, - подтвердил Фотий. – ну, так как же мы, господа, мы-то с ним или против него?
– Не знаю, не знаю, как мы, архимандрит, то есть, митрополит, а вы. наверное с ним, - сказал Фотию Николай.
– Спаси , Господи, мир погибающий…- перекрестился Фотий.
Николай Петрович внезапно схватил его за руку, ту самую, которой он крестился. На её безымянном пальце был чёрного металла перстень с серебряным числом «71».
– Позвольте вашу руку, святой отец…
Фотий без видимого волнения протянул кисть.
– Дело в том… дело в том…- Николай закопался в карманах мундира, - ч то у меня с недавних пор оказался другой, точно такой же перстень… Одна дама, - Николай выразительно посмотрел на Александра, - просила по нему найти оскорбителя одной своей хорошенькой подруги.
Фотий спокойно взял перстень, протянутый Николаем:
– Вряд ли есть ещё такой третий… Лет пять- шесть назад при неясных обстоятельствах я потерял свой перстень. Он был мне дорог, и я заказал у ювелира аналогичный… Где вы его обнаружили, великий князь?