Русский флаг
Шрифт:
Маша нашла в темноте руку Зарудного:
– Прощайте, Анатолий Иванович!
– Помните мою просьбу, - шепнул Зарудный, - берегите себя...
– Не обещаю!
– крикнула Маша, смеясь, и, взяв об руку офицеров, двинулась с ними к спящему порту.
"СМЕРТЕЛЬНАЯ"
I
В шестом часу утра на гауптвахте ударили тревогу.
Колокол гудел громко и надсадно, оповещая петропавловцев о грозящей опасности. Над заливом стоял густой туман. Он таял лениво, неохотно.
Еще с вечера стало очевидно, что неприятель готовится к наступлению. Поднятые в ростры после похорон Прайса десантные боты и катера снова были спущены на воду. И хотя с утра туман почти не позволял рассмотреть эскадру, - по шуму, который производил колесный пароход "Вираго", можно было заключить, что решительный час приближается.
Завойко в сопровождении нескольких офицеров обходил батареи и отряды, расположенные вдоль Никольской горы. Начав обход с Озерной, он двигался по подножью гористого полуострова на юг, к восстановленной и прикрытой сверху старым парусом Сигнальной батарее, напоминавшей забытый карьер каменоломни.
Всюду в холодных и влажных кустарниках стояли люди - камчатцы, фрегатские матросы, сибирские стрелки, беспорядочная кучка волонтеров у маленькой конной пушки, камчадалы, зорко наблюдавшие каждое движение Завойко, артиллеристы и снова матросы. Угрюмое спокойствие и решимость написаны на лицах людей... Отрядов немного, в каждом не более двадцати человек, но вся эта цепь, как казалось Василию Степановичу, надежно защищает Никольскую гору и северные подступы к Петропавловску. Батареи прочно вросли в зеленую землю Камчатки, как крепыши-боровики, приподнимающие макушками коричневый покров прошлогодних листьев. В ожидании команды отряды стояли готовые в несколько минут оказаться на гребне горы.
В ногу с Завойко двигался знаменосец - офицер с крепостным флагом Петропавловска. Командиры батарей и партий преклоняли колена перед флагом, матросы и стрелки отвечали на слова Завойко дружным:
– Умрем, а не сдадимся!
От провиантских магазинов Завойко свернул к перешейку, на батарею Александра Максутова. Туман в заливе заметно поредел, и корпуса неприятельских судов обозначились четче.
Пять двадцатичетырехфунтовых пушек были едва прикрыты бруствером главного фаса.
– Непривычно, должно быть, моряку на земле, - сказал Завойко Максутову, обходя батарею.
– Я не чувствую этого, ваше превосходительство, - сдержанно ответил Александр.
– Под ногами площадка "Авроры", пушки с "Авроры", прислуга тоже фрегатская. Я дома!
– "Аврора" - наше спасение, лейтенант, - проговорил Завойко задумчиво.
– Подумать страшно, сколько сирот было бы на Камчатке, кабы не "Аврора"! Англичанин с гордостью в сердце явился к нам, чистенький, щегольски одетый. Мечтает нашу бедность живьем взять.
– Пустые мечты, ваше превосходительство!
– Вы думаете?
– Уверен! У нас тоже пушки, ядра, преимущества местности...
– Люди, матросы, - добавил Завойко.
– Это наша сила. Наш матрос в бою никому не уступит. Не могу говорить без удовольствия о русском матросе, особенно как вспомню заморских, - показал он зрительной трубой в направлении эскадры.
– Наш матрос службу несет исправно, - сказал Александр Максутов.
Ему послышалось какое-то учительство в словах губернатора, и он весь подобрался.
– Ну-с, не прощаюсь, - сказал Завойко и повернул к перешейку. Сегодня свидимся не раз. Боюсь, жарко будет у вас здесь.
– Я не боюсь этого, ваше превосходительство!
– И отлично! И отлично!
Завойко поднялся на палубу "Авроры", но пробыл там недолго. Нужно было торопиться на Сигнальную гору и оттуда, после того как намерения врага обнаружатся с полной очевидностью, проследовать на пункт, который позволял бы руководить действиями стрелковых партий.
– Спешу, Иван Николаевич!
– Завойко пожал руку Изыльметьева.
– На Сигнальной горе, я думаю, уже слышна цепная музыка. Припала же им охота начинать дело в этакое утро!
Уже опустив одну ногу на трап, он обратился к Изыльметьеву:
– Если события привяжут меня к озеру, вы здесь полный хозяин, жестом он описал дугу, охватывающую Красный Яр, батарею Дмитрия Максутова и Сигнальную гору с перешейком.
– Дарю вам полцарства. Судите, приказывайте, казните. Я полагаю, что нам не до военных советов будет.
Изыльметьев ответил, кашлянув и не сводя с Завойко насупленного взгляда:
– Постараюсь оправдать доверие!
– Вы не опасаетесь за Максутова?
– Максутов на месте.
– Да-с...
– протянул Завойко в раздумье.
– Слишком открытая позиция. Потребуется большое нравственное мужество.
– Он взмахнул на прощание рукой.
– Ну, так тому и быть. Прощайте!
На Сигнальную батарею Завойко попал в восьмом часу.
На батарее за эти три дня матросы восстановили относительный порядок. Сброшенное со станка орудие было поднято и тупорылые цапфы снова легли в круглые вырезы станка. Артиллеристы заделали повреждения в платформах, насыпали разрушенные части бруствера. Не хватало лишь флага над батареей, без которого Сигнальная гора как бы теряла свое главенствующее положение.
Гаврилов просиял, увидев Завойко. Его сердила мысль, что крепостной флаг Петропавловска, всегда развевавшийся над Сигнальной горой, оставлен внутри порта и затерялся там среди построек и мачт. На Сигнальной горе его видел каждый - чужестранный китолов, лишь только он входил из океана в Авачинский залив, жители порта, камчадалы, плывущие на батах из Тарьи, охотники - с крутых тропинок Петровской горы.
Запрокинув забинтованную голову, с сожженными порохом бровями, Гаврилов провожал взглядом поползший вверх флаг и думал о том, что это добрый знак.