Русский народ и государство

Алексеев Николай Николаевич

Но уже с половины XIX столетия на арене политической и парламентской истории европейских демократий выявляется новый класс, который с растущим сознанием своей мощи начинает все более и более притязать на господство в государстве. Мы говорим о европейском промышленном пролетариате. Те предпосылки, на которых строилась западная демократия, — возведенный в принцип закон большинства и эгоистический интерес человека как верховный принцип жизни — привели к тому, что политическое выступление этой новой социальной группы приобрело чисто классовый, а не функциональный характер. Западная демократия не умеет представлять общественное благо как благо органической целостности, она привыкла представлять его как благо личных интересов некоторого численного большинства. А так как большинство составляют бедные, пролетариат, то и «народом» стали считать не общество, в его целостности, но численно наибольшую часть народа, следовательно, пролетариат [530] . Таким образом, на место классового интереса буржуазии был поставлен классовый интерес пролетариата, на место буржуазного классового господства — пролетарское классовое господство. Такова уже была логика западной культуры, которая преимущественно шла путем государства классового и не хотела сойти с этой дороги даже при построении своих общественных идеалов. И европейский пролетариат, постепенно организуясь как класс, повел жестокую борьбу с господством буржуазии — борьбу, которая еще не завершилась и разрешение которой будет решительным днем всей западной культуры. Названная борьба и определяет действительную картину жизни современных западных демократий, которая для многих наивных людей скрыта за торжественными демократическими декларациями, пышными лозунгами и возвышенными призывами к справедливости и правде: европейская демократия фактически представляет собою поле битвы, где тихим сапом одна часть демоса берет другую. Официальные установления демократии — парламенты, комиссии, министерства — суть согласительные комитеты, которые устанавливают более или менее приличный modus vivendi во время этой войны.

530

Hubert, O.c.

Однако политическое существо всех этих социальных отношений получило бы неправильное освещение, если бы мы не приняли во внимание еще один чрезвычайно существенный момент жизни демократического государства — это организацию и деятельность политических партий. Официально, в своих конституционных текстах и хартиях, современная демократия ничего не знает о партиях. Как остроумно заметил один немецкий юрист, «статья 148 Веймарской конституции содержит постановление, согласно которому каждый ученик по окончании школы в Германии должен получить экземпляр конституции, но, если этот молодой человек, который, наверное, слышал о существовании политических партий, а может быть, и состоит членом одной из них, перечел бы конституцию с первой страницы до последней, то он, вероятно, удивился бы, что в ней вообще ничего не говорится о партиях» [531] . Между тем современная Германия есть типичное государство, расчлененное политически на партии, даже на партии вооруженные, и такими политически «партийными» государствами является любая другая современная западная демократия. Представляется общеизвестным, что партийный режим корни свои имеет в самих предпосылках строения современной демократии, которая имеет дело не с органическими частями государства, а с дезорганизованной массой отдельных голосующих граждан (политический атомизм). Эта масса может совершить любое политическое действие, и в частности проголосовать с ус пехом какой-либо вопрос, только предварительно соорганизовавшись. Таким образом, партийный режим не есть, как это думают некоторые наивные люди, результат обнаружения свободы политических мнений, такая свобода не была бы отменена, если бы голосующие граждане выступали как организованные в профессии, экономические группы и т. д., но есть проявление тех особых форм, которые придала демократии западная культура. И получилось, что классовая борьба в западных обществах, чтобы приобрести политически-парламентские формы, должна была стать борьбой «партийной». Классовые и экономически реальные интересы не нашли непосредственного выражения в политике, были завуалированы партийной идеологией и партийными различиями и переплелись с партийными интересами. Это страшно запутало западную политическую жизнь, но в то же время породило характернейшую ее особенность: оказалось, что ведущие классы в государстве могут образовать управляющие группы только при помощи политических партий. Таким образом, демократический режим стал режимом, управляемым при помощи комитетов политических партий и их вожаков; классовая борьба стала борьбой

531

O. Koellreutter, Die politischen Parteien im modernen Staat, стр.62.

партий; а правительство превратилось в согласительную комиссию партийных вожаков, ту, скажем, «пятерку», которая фактически ведет все главные государственные дела в некоторых современных республиках.

Недостаточно обращают внимание на тот идеологический смысл, который имеет это проникновение партийного режима в социальные отношения западных обществ. Партия зачастую является образованием идеологическим, построенным на известной социальной доктрине, даже на целой философии. И западная жизнь, несомненно, повысила преимущество тех партий, которые обладают цельной идеологией: они более сплачивают своих членов, превращают их из носителей случайного политического интереса в людей общей веры. Таковы особенно социалистические партии, которым удалось соорганизовать западный пролетариат. И получилось в западном демократическом государстве то недостаточно отмеченное явление, что управляющей группой в нем стала группа идеологов. Демократия подготовила почву для идеократии, даже фактически ввела ту идеократию. Ибо как же иначе можно назвать тот политический режим, во главе которого стоят партийные вожди-социалисты?

Таким образом, можно считать доказанным, что попытку демократии построить государство без ведущего слоя и без управляющей группы следует считать вполне неудавшейся. Ведущим слоем в демократии сначала была буржуазия, потом с ней стал конкурировать пролетариат. Современная демократия и есть временный компромисс этих борющихся классов. Неофициально управляющей группой в демократии оказались партийные вожаки и партийные комитеты, та партийная олигархия, существование которой можно считать доказанным всеми честными исследователями западной партийной жизни. Официальными выразителями этой олигархии являются государственные органы современных демократий — парламенты, ответственные кабинеты и т. п.

4. Существо власти

Признание правды классовой теории государства с теми уточнениями и дополнениями, которые даются учением о правящем слое, не освобождает нас от оценки названной теории с точки зрения основной для нас проблемы — уразумения существа властных отношений и их объяснения. Бесспорно, сведение политической власти к экономической зависимости уясняет нам многое в явлениях властвования. Главное, оно сводит более сложные факты к более простым, и это есть уже несомненная научная заслуга. Власть правящей группы есть явление простое и наглядное. Но экономическая зависимость есть факт еще более простой, всем нам понятный. Всякий знает, что означает испытывать экономическую нужду, быть зависимым от экономических условий, от чужой собственности и капитала и переживать зависимость от более состоятельных людей. В факте экономической зависимости есть некоторая наглядность, и объяснять власть государства при помощи экономической зависимости, это значит, давать наглядное объяснение. Однако названная теория, объясняя многое, не объясняет одного: каким образом случилось, что экономическая мощь, владение землей и капиталом находилась не в руках народных масс, а в руках меньшинства? Ведь массы физически сильнее этого меньшинства. Кто же дал или что же дало «ключи власти» правящим классам? Этот вопрос, недавно поставленный австрийским экономистом и социологом фон Визером в его интересной книге «Закон силы» [532] , много лет тому назад, почти в таких же выражениях, сформулирован был замечательным русским государствоведом и юристом Н. М. Коркуновым. «Господство имущих над неимущими бесспорный факт», — говорил последний. Но почему, ставил он вопрос, неимущие зависят от имущих, почему они вынуждены продавать им свой труд? Конечно, потому, что для производительного труда необходимы средства, а средства эти — земля, капитал, оказываются во власти имущего меньшинства. Но на таком объяснении нельзя остановиться. Сам собой возникает дальнейший вопрос: откуда же берется у меньшинства эта власть удерживать за собой средства производства и не допускать к пользованию ими нуждающееся в них большинство? [533] По мнению Коркунова, это нельзя объяснить из условий производства, так как сами эти условия «обусловлены властью капиталиста, который может устранять других от пользования принадлежащим ему капиталом». Нельзя объяснить это и физической силой, которой обладают имущие. Численное преобладание и, следовательно, физическая сила находится в руках у неимущих. Ведь они составляют в капиталистическом обществе те кадры армии, на которых физически держится классовое государство. Таким образом, теория классовой власти не объясняет нам того, что она прежде всего должна объяснить [534] , загадочную мощь, которой пользуются имущие, удерживая по большей части руками самих неимущих обладание землей и средствами производства. По-видимому, дело здесь не в простом физическом преобладании, а в способности имущих властвовать над душами неимущих. По-видимому, нужно отличать физическую силу от психической мощи (Macht). Психическая же мощь есть господство над душами людей, и к этой мощи сводится в конце концов властвование правящих классов над большинством.

532

Von Wieser, О.с., стр.2—3.

533

H. M. Коркунов, Русское государственное право, т. I, СПб, 1901.

534

Von Wieser, О.с., стр.23—24.

Таким образом, в конечном итоге явления власти и подчинения сводятся не к экономическим, а к чисто психологическим основам. Остается только поставить вопрос, каковы же те психические силы, на которых в конце концов покоятся явления властвования. Западная теория, как мы уже видели, в качестве такой силы выдвигает начало воли. Замечательную критику этого воззрения дал уже упомянутый нами Н. М. Коркунов. Сам Корку-нов был позитивистом, если угодно западником, но решение, которое он дает поставленному вопросу, сознательно противопоставляется им западным, волевым учениям. Коркунов отмечает, что особое выделение волевого принципа и в философии, и в этике, и в религии, составляет характернейшую сторону западного миросозерцания, начиная с Августина. Действительно, можем прибавить мы, западный волюнтаризм (берем это понятие в самом широком смысле) глубоко был связан со всем духовным складом западного, фаустовского человека, который стремился к самоутверждению волевой личности в этом мире, к волевому завладению миром и к распространению в нем. Для него непонятно было воззрение, выраженное в ряде философских систем Востока, согласно которому многое в мире проистекает не из разумной воли, а «становится», «случается», «само собой происходит». Эту «восточную мудрость», вовсе не сознавая того, применил к истолкованию явлений власти Коркунов. По его словам, «властвование не предполагает необходимо наличности воли» [535] . Властвующий над другими, в силу обаяния, святости, гениальности ума, художественного дара, чарующей простоты, властвует часто над ними, не думая вовсе о том, иногда даже того не желая. От факта такого обаяния не отделаться и тогда, когда оно докучает. Аскет, совершающий свой подвиг умерщвления плоти, отречения от мира, не ищет, конечно, власти над людьми и, однако, очень часто получает, именно в силу своей святости, великую власть над верующими. Возлюбленная рыцаря Тогенбурга в известной балладе Шиллера, поступившая в монашенки, не желала над ним властвовать, однако он всю жизнь отдал одному ожиданию, «чтоб у милой стукнуло окно, чтоб прекрасная явилась». Татьяна тогда только и властвует над Онегиным, когда «она его не замечает, как он ни бейся, хоть умри». Далее Коркунов указывает, что властвование никогда не исчерпывается одними велениями властвующего. Подвластные сами проявляют активность, идут навстречу власти, «заискивают, угождают, предугадывают и предупреждают желания». Сказанным объясняется, почему властвующим началом может быть иногда существо или предмет, лишенные воли. Исследователи быта примитивных народов указывают, что в этих обществах властвующим началом является тот одушевленный или неодушевленный предмет, который они считают родоначальником и покровителем рода, — тотем (отсюда тотемический быт). Властвующим началом в примитивных обществах является также какая-либо обычная норма, связанная с заклятием и предписывающая как бы свыше некоторое поведение (табу). Отправляясь от подобных наблюдений, мы и можем согласиться с выводом Коркунова, что «властвование предполагает вообще сознание не со стороны властвующего, а только со стороны подвластного»… «Для властвования требуется только сознание зависимости, а не реальность ее». Поэтому «власть есть сила, обусловленная сознанием зависимости подвластного». Государственная же власть есть «сила, обусловленная сознанием зависимости от государства» [536] .

535

Н.М. Коркунов, O. c., стр. 2-3.

536

Коркунов, O. c., стр. 24.

Любопытно отметить, что названные воззрения на власть Н. М. Коркунова своеобразное подтверждение находят в некоторых новейших западных психологических и социологических теориях, занимающихся изучением проблемы власти и подчинения. Теории эти все более и более приближаются к выводу, что явления власти коренятся не в сознательно-волевой стороне человеческой психологии, но в аффективной жизни, во внушаемости, даже в чисто «эротических» склонностях человеческой души, принимая, конечно, этот последний термин в широком, философском смысле этого слова [537] . Властвует тот, кого «любят», то есть тот, кто представляется носителем некоторых положительных свойств, выразителем идеалов. Такова прежде всего власть полководца и религиозного реформатора. Но такова власть и любого носителя «общественного престижа». При изучении установившихся и социально окрепших властных отношений можно выставить следующую аксиому: властвовать может только тот, кому приписывается в каком-либо смысле свойство высшего. Причем этой идее «высшего» придается здесь самое широкое значение, разумея «высшее вообще» во всех его физических и духовных смыслах (физически более «сильное», «мощное», духовно превосходящее и т. п.) [538] . Можно сказать также, что там, где это «высшее» утрачивает свое обаяние, там происходит кризис отношений власти. С таким кризисом мы как раз и имеем дело в современной демократии. Новейшая демократия в период своего расцвета властвовала, именно потому, что и ее учреждения, и ее вожди казались человечеству носителями высшей правды. Вера эта сейчас иссякла — и демократия продолжает властвовать «по инерции», «по привычке», как это отлично показывает Гастон Жэз в цитированной нами в предыдущем параграфе статье.

537

S. Freud, Massenpsychologie und Ich-Analyse, 1921. M. Dougall, The Group Mind, Cambridge, 1925.

538

 Vierkand, Gesellschaftslehre, 1925.

Если в предшествующем изложении мы утверждали, что никакое государство невозможно без ведущего слоя, то теперь мы можем сказать, что этот ведущий слой исполняет свою миссию, именно потому, что является выразителем «высшего», символом «превосходства», носителем «идеалов» и т. п. Сказанное имеет место даже тогда, когда мы имеем дело с простым физическим покорением одной социальной группы другой, как это происходит в обычной межплеменной борьбе. И здесь победа указывает, как справедливо замечает фон Визер, на «внутреннюю мощь народа-победителя» [539] . Тем более нужно отнести это ко всем другим видам правящего слоя в государстве — к геронтократии, к различным видам классового господства и т. п. Социальные классы, последовательно выступавшие в европейской истории, — феодальная аристократия, буржуазия, пролетариат, — каждый является носителем своей «идеи» и своих «идеалов» как на это справедливо указывал в своих речах Фердинанд Лассаль. Нужно добавить, что чисто «служилая» правящая группа может рассчитывать на власть только в том случае, если она выступит под знаменем идей и идеалов, которые окажутся соответствующими духу данной исторической эпохи. Коммунистическая партия как правящая группа властвует потому, что провозглашенные ею идеи нашли отзвук в некоторых широких кругах русского народа. Также и фашисты стали у власти, так как им удалось уловить некоторые стремления народных итальянских масс.

539

Von Wieser, О.с., стр.6—7.

5. Ведущий слой и правящая группа

Из изложенного следует, что общие функции ведущего слоя в государстве гораздо шире, чем управление и руководство государственным аппаратом. Ведущий слой как носитель идеалов данного общества не только им управляет, но является идейным и фактическим представителем той культуры, к которой данное общество принадлежит. Он выражает определенную стадию в развитии этой культуры, «дает тон» эпохе. Такова была роль земельной аристократии, дворянства, буржуазии в развитии европейских обществ К такой роли стремятся на Западе и пролетариат. Вообще все, что было сделано различными культурами, выполнено было при помощи духовных сил правящих классов. Управляемые были по большей части орудиями, исполнителями чужих заданий. Если отдельные единицы из управляемых участвовали в культурном творчестве, делали они это путем просачивания в правящий слой и путем приобретения его привычек, навыков, быта.

Чисто политические функции ведущего слоя никогда не выполнялись всеми его членами совместно и сообща. Для политических функций правящий слой создавал специальный подбор лиц, которые заполняли государственный аппарат с верхов его до низов. Ответственные посты занимались, обыкновенно, самими членами правящего слоя, для менее ответственных создавались кадры наемников, служащих, специалистов. При кристаллизации этих кадров родится то, что называется бюрократией различных видов.

Особенность положения названной части ведущего слоя определяется тем, что в ее руках сосредоточивается распоряжение властными отношениями в государстве. Властные отношения эти в каждом сложившемся обществе образуют некоторое постоянное «общественное состояние», или, иными словами, ряд постоянных возможных отношений. Подобно тому, как между двумя людьми, из которых один преобладает над другим, устанавливается как бы некоторая особая психическая атмосфера, выявляющаяся в ряде поступков и действий, подобно этому еще более сложная постоянная атмосфера устанавливается и в общественном целом, основанном на власти и подчинении. Это властное состояние можно назвать «властным статусом», выражая тем установившийся, сложившийся, постоянный характер властных отношений. «Властный статус» как совокупность различных действительных отношений есть такое состояние, которым можно пользоваться определенных целях, достигая определенного результата, вызывая одни факты и подавлял другие [540] . Так можно воспользоваться уже властными отношениями между двумя людьми, попросив преобладающего человека воздействовать на того, который находится в его власти. Что не удается другому, то легко может удасться преобладающему. Тем более возможно использование распоряжение властными отношениями в обществе, но для это при сложности общественных отношений должны быть особые лица, которые обладали бы способностью распоряжения властным статусом. Та часть ведущего слоя, на которой лежат специально политические функции, и получает в свои руки эту возможность распоряжения «властью» в государстве.

540

Коркунов, O. c.