Уж как пал туман на сине море,А злодейка-тоска в ретиво сердце,Не сходить туману с синя моря,Уж не выдти кручине из сердца вон.Не звезда блестит далече в чистом поле,Курится огонечек малешенек:У огонечка разостлан шелковый ковер,На коврике лежит удал добрый молодец,Прижимает белым платом рану смертную,Унимает молодецкую кровь горячую.Подле молодца стоит тут его добрый конь,И он бьет своим копытом в мать сыру землю,Будто слово хочет вымолвить хозяину:«Ты вставай, вставай, удалой добрый молодец!Ты садися на меня, на своего слугу,Отвезу я добра молодца в свою сторону,К отцу, к матери родимой, роду-племени,К милым детушкам, к молодой жене».Как вздохнет удалой добрый молодец —Подымалась у удалого его крепка грудь;Опускались у молодца белы руки,Растворилась его рана смертная,Пролилась ручьем кипячим кровь горячая.Тут промолвил добрый молодец своему конки«Ох ты, конь мой, конь, лошадь верная,Ты товарищ моей участи,Добрый пайщик службы царския!Ты скажи моей молодой жене,Что женился я на другой жене;Что за ней я взял
поле чистое,Нас сосватала сабля острая,Положила спать калена стрела».1722(?)
61
Приписывается П. Львову и относится ко времени персидского похода Петра I (1722). Отмечают перекличку с народной песней «Уж как пал на сине море пребольшой густой туман…». Известно подражание «Уж как пал туман на реку Неву…», которую пел М. Муравьев-Апостол. Музыка Кашина, Гурилева.
Размучен страстию презлоюИ ввержен будучи в напасть,Прости, что я перед тобоюДерзну свою оплакать часть. Хотя твой милый взор, драгая! Мне остры стрелы в грудь бросая, Зрел действие своих побед, — Но ты еще того не знаешь, Колико мне ты причиняешь Несносных мук и лютых бед.Я с той жестокой мне минуты,Как первый раз тебе предстал,Питаю в сердце скорби люты,Питаю страсть и пленник стал. Не видишь ты, как я смущаюсь, Как стражду, рвуся и терзаюсь И горьких слез потоки лью? Ты прежних дум меня лишила, Ты жизнь мою переменила, Тебя, как душу, я люблю.Всегда тебя в уме встречаю,А стретив, зреть тебя хочу;И где тебя найтить лишь чаю,Бегу туда, и там грущу. Места, где страсть моя родилась, Где кровь тобою вспламенилась, Свидетели тоски моей: Я в них тебя воспоминаю, Твое в них имя повторяю Стократко в памяти своей.Теперь узнав себя подвластнаИ частию владей моей;Но сколько ты, мой свет! прекрасна,Ты столько жалости имей, За скорбь в душе моей смертельну И рану в сердце неисцельну Хоть сладку мне надежду дай. Коль стыдно то сказать словами, Хотя прелестными глазами Скажи, скажи мне; уповай.<1759>
Ты проходишь мимо кельи, дорогая,Мимо кельи, где бедняк-чернец горюет,Где пострижен добрый молодец насильно,Ты скажи мне, красна девица, всю правду:Или люди-то совсем уже ослепли,Для чего меня все старцем называют?Ты сними с меня, драгая, камилавку,Ты сними с меня, мой свет, и черну рясу,Положи ко мне на груди белу рукуИ пощупай, как трепещет мое сердце,Обливаяся всё кровью с тяжким вздохом;Ты отри с лица румяна горьки слезы,Разгляди ж теперь ты ясными очами,Разглядев, скажи, похож ли я на старца?Как чернец, перед тобой я воздыхаю,Обливаяся весь горькими слезами,Не грехам моим прощенья умоляю,Да чтоб ты меня любила, мое сердце!<1763>
63
Приписывается Ф. Волкову (1729–1763), выдающемуся актеру и театральному деятелю. Известно подражание «Ты проходишь, мой любезный, мимо кельи…». Упоминает Н. С. Лесков («Захудалый род»).
Вниз по матушке по Волге,От крутых красных бережков,Разыгралася погода,Погодушка верховая;Ничего в волнах не видно,Одна лодочка чернеет,Никого в лодке не видно,Только парусы белеют.На гребцах шляпы чернеют,Кушаки на них алеют.На корме сидит хозяин,Сам хозяин во наряде,Во коричневом кафтане,В перюиновом камзоле,В алом шелковом платочке,В черном бархатном картузе;На картузе козыречек,Сам отецкий он сыночек.Уж как взговорит хозяин:«И мы грянемте, ребята,Вниз по матушке по Волге,Ко Аленину подворью,Ко Ивановой здоровью».Аленушка выходила,Свою дочку выводила,Таки речи говорила:«Не прогневайся, пожалуй,В чем ходила, в том и вышла.В одной тоненькой рубашкеИ в кумачной телогрейке».<1770>
65
Иногда приписывается Ивану Осипову (Ваньке Каину). Упоминают А. С. Грибоедов («Загородная поездка»), Н. Г. Помяловский («Очерки бурсы»), П. И. Мельников-Печерский («Старые годы»).
Ты проходишь, мой любезный, мимо кельи,Где живет несчастна старица в мученьи,Где в шестнадцать лет пострижена неволейИ наказана суровой жизни долей!Не тому, было, мучению я льстилась,Но владел чтоб мной, кому я полюбилась;Не к тому меня и в чин сей посвятилиИ блаженство в жизни будущей купили.Ты взойди, взойди, любезный, в мою кельюИ меня обрадуй счастия хоть тенью.Не давай страдать ты долго мне в мученьи,Ты утеши своим взором в огорченьи!Ты положь свою ко мне на груди рукуИ почувствуй бедна сердца тяжку муку!Изведи меня из горькой сей напастиИ окончи ты мучительные страсти.<1780>
В понедельник я влюбился,И весь вторник я страдал,В любви в середу открылся,В четверток ответа ждал.Пришло в пятницу решенье,Чтоб не ждал я утешенья.В скорби, грусти и досадеВсю субботу размышлялИ, не зря путей к отраде,Жизнь окончить предприял,Но, храня души спасенье,Я раздумал в воскресенье.В понедельник же другойПолучил я от драгойОтвет нежный и приятныйИ с желанием согласный.А во вторник отписал,И письмо я к ней послал,В коем всё то выражалИ всю страсть ей объявлял.В среду думал сам в себе,Как придет она ко мне:Сколько радостей мне будет,Скажу — вечно не забудет.В четверток моя любезнаОтписала мне полезно,Я в пяток чтоб вечеркаОжидал ее у двора.С нетерпеньем ждал часа,Как пришла ко мне краса.<1790>
Волга, реченька глубока!Прихожу к тебе с тоской;Мой сердечный друг далеко,Ты беги к нему волной.Ты беги, волна, стремися,К другу весть скорей неси,Как стрела к нему пустисяИ словечко донеси.Ты скажи, как я страдаю,Как я мучуся по нем!Говорю, сама рыдаю,Слезы катятся ручьем.Вспомню, милый как прощался,И туда вдруг побегу,Где со мною расставался;Плачу там на берегу.С ветром в шуме Волга стонет,А я рвуся злой тоской;Сердце ноет, ноет, ноетИ твердит: «Где милый мой?Где мой друг, моя отрада?Где девался дорогой?..»Жизни я тогда не рада,Вся в слезах иду домой.Но к несносному мученьюСтрасть должна свою скрывать,Здесь предавшись слез стремленью,Дома вид иной казать.Как ни тошно, как ни больно,Чтоб не знали страсть мою,Покажусь на час спокойной;Ночь зато проплачу всю.«Поспешай ко мне, любезный!Ты почувствуй скорбь мою,Ток очей отри мой слезный,Облегчи мою судьбу».Только я уста сомкнула,Стон пустился вслед за мной;Мнится, реченька вздохнула,Понесла слова волной.<1793>
67
Первая публикация (1793) с примечанием: «Песня сия написана благородною, жившею на берегу Волги и некогда несчастною девицею». Приписывалась Нелединскому-Мелецкому или Мерзлякову. Известно исполнение на музыку Гайдна.
Дубрава шумит; Сбираются тучи; На берег зыбучий Склонившись, сидитВ слезах, пригорюнясь, девица-краса;И полночь и буря мрачат небеса;И черные волны, вздымаясь, бушуют;И тяжкие вздохи грудь белу волнуют. «Душа отцвела; Природа уныла; Любовь изменила, Любовь унеслаНадежду, надежду — мой сладкий удел.Куда ты, мой ангел, куда улетел?Ах, полно! я счастьем мирским насладилась:Жила, и любила… и друга лишилась. Теките струей Вы, слезы горючи; Дубравы дремучи, Тоскуйте со мной.Уж боле не встретить мне радостных дней;Простилась, простилась я с жизнью моей:Мой друг не воскреснет; что было, не будет…И бывшего сердце вовек не забудет. Ах! скоро ль пройдут Унылые годы? С весною — природы Красы расцветут…Но сладкое счастье не дважды цветет,Пускай же драгое в слезах оживет;Любовь, ты погибла; ты, радость, умчалась;Одна о минувшем тоска мне осталась».1807
68
Вольный перевод стихотворения Ф. Шиллера «Des m"adchens klage» (Первые две строфы — романс Теклы в трагедии «Пик-коломини»). Музыка Верстовского (1827), Глинки.
Мой друг, хранитель-ангел мой,О ты, с которой нет сравненья,Люблю тебя, дышу тобой;Но где для страсти выраженья?Во всех природы красотахТвой образ милый я встречаю;Прелестных вижу — в их чертахОдну тебя воображаю.Беру перо — им начертатьМогу лишь имя незабвенной;Одну тебя лишь прославлятьМогу на лире восхищенной,С тобой, один, вблизи, вдали.Тебя любить — одна мне радость;Ты мне все блага на земли;Ты сердцу жизнь, ты жизни сладость.В пустыне, в шуме городскомОдной тебе внимать мечтаю;Твой образ, забываясь сном,С последней мыслию сливаю;Приятный звук твоих речейСо мной во сне не расстается;Проснусь — и ты в душе моейСкорей, чем день очам коснется.Ах! мне ль разлуку знать с тобой?Ты всюду спутник мой незримый;Молчишь — мне взор понятен твой,Для всех других неизъяснимый;Я в сердце твой приемлю глас;Я пью любовь в твоем дыханье…Восторги, кто постигнет вас,Тебя, души очарованье?Тобой и для одной тебяЖиву и жизнью наслаждаюсь;Тобою чувствую себя;В тебе природе удивляюсь.И с чем мне жребий мой сравнить?Чего желать в толь сладкой доле?Любовь мне жизнь — ах! я любитьЕще стократ желал бы боле.1808
69
Из Фабра д’Эглантина. Музыка Вейрауха, С. Голицына.