Русский рулет, или Книга малых форм. Игры в парадигмы (сборник)

Губин Дмитрий

2011

ДОСТАЛО И ДОСТАЛИ

О том, что стоит за диссидентством Алексея Кудрина, и о том, почему нужно вставать в оппозицию не партии, а народу.

В самой серединке февраля министр финансов Кудрин, находясь в Красноярске на экономическом форуме, сделал парочку заявлений, заставивших многих вздрогнуть в Москве.

Он сказал, что «вертикаль власти» работает не по закону, а по понятиям; он сказал, что власть не пользуется доверием народа; он сказал, что без честных выборов (а получается, прошедшие были бесчестными) невозможны реформы.

А то мы не знали! Но мы и правда не знали: не знали, что хорошо встроенный в вертикаль власти министр такое может сказануть. Угу. Вдали от Москвы пьяный воздух свободы сыграл с профессором Плейшнером злую шутку.

Однако те, кто в это время был в Красноярске, легко понимают состояние Алексея Кудрина. Дело в том, что на форуме каждый второй выступавший говорил об одном и том же: о повсеместной коррупции, о беспределе власти, об отсутствии свободы, о том, что люди из эфэсбэ или администрации могут уничтожить в два счета любой бизнес, а защиты нет, и что это достало. А фоном к форуму было уничтожение бизнеса Елены Батуриной, на миллиарды которой в бытность женой мэра Москвы страшно было косой взгляд кинуть, и которую теперь из Лондона пытаются достать на допросы в России. И Кудрина, похоже, это достало. Вспылил.

За вспышкой профессора стоит, однако, еще одна вещь. Сегодня все всё знают про коррупцию и воровство, про ментов и гайцов, про губернаторов и мэров. Однако никто не знает, что с этим делать. Не потому, что тюрем нет, а потому, что власть сегодня в России есть производное от народа. И проблема не в том, что очередной чиновник гоняет с мигалкой и строит особняк. А в том, что те, кто показывают ему средний палец и кричат «Достал!», приходя к власти, начинают гонять с той же мигалкой и точно так же кошмарить, брать и воровать.

Крик «Достало!» раздается сегодня в России не из-за конфликта частных и общественных интересов, а из-за конфликта удовлетворенных частных и неудовлетворенных частных интересов. А на общественный интерес всем плевать: люди есть, а общества нет. Вот почему у нас торговыми центрами застраиваются общественные площади и скверы. Вот почему у нас загажены

общественные леса. Вот почему у нас не осталось ни общественных бань, ни общественной милиции, а изо всех праздников общими являются лишь два: Новый год да 9 мая. Поэтому борьба населения с властью – это борьба народа с самим собой, причем на уничтожение.

И если б вы только знали, как меня это достало…

2011

ИНТЕЛЛИГЕНТЫ И ИНТЕЛЛЕКТУАЛЫ

Меня в последнее время занимает судьба интеллигенции, то есть, отчасти, и себя самого.

Интеллигенции в других странах нет, это наш особый класс, такой же специфический, как брахманы или шудры в вековой давности Индии.

Если совсем кратко, это класс образованных оппозиционеров. То есть это группа людей, которые кричат, что власть в России дурна и скверна, и что дальше так жить нельзя.

Интеллигентов было полно в дореволюционной России, при Ленине и Сталине их повывели, при Хрущеве и Брежневе они возродились, а при Ельцине снова повывелись. Потому что поверили, что вот теперь у нас демократия, либерализм и рынок, как в Европе, – ну, и зачем интеллигенту в Европе существовать? Там вместо интеллигентов – интеллектуалы, а интеллектуалы занимаются производством смыслов, а не призывов к смене строя.

Но в последнее время интеллигенты снова стали осознавать себя как класс. Раскройте любые top-20 Живых Журналов, – сплошь критика строя. Потому что вокруг никакой не либерализм и не демократия, а царизм, который с трона решает, какой рынок оставить в покое, а какой извести. И, кстати, изводят – включая товарные и мелкооптовые вещевые, неподалеку от удобной всем остановки автобуса либо метро.

Я, в общем, думаю, что критика строя – вещь полезная. Во-первых, не дает царю и царькам совсем уж превращаться в набобов, а во-вторых, показывает, что на Руси последние 600 строй не меняется, а меняется форма (и, кстати, существующая сейчас – самая комфортная и некровавая изо всех).

А еще я думаю, что интеллигенты умеют критиковать, но не умеют строить, а когда начинают строить, то получается мама не горюй, как, например, у интеллигента Ленина. И в продолжение мысли я думаю, что интеллигентам неплохо превратиться в интеллектуалов, потому что людям нужны смыслы для наполнения ими жизни, жизнь без смысла пуста. И у интеллектуалов как класса есть и классовые интересы, за которые имеет смысл побороться. Скажем, свободному обороту идей дико мешает закон об авторском праве, который неплохо бы изменить. Или что бороться надо за создание общества, пусть даже в собственном дворе, потому что народ в России есть, а общества, то есть того, что жило бы самостоятельно, без оглядки на царя, практически нет.

Кстати, и царь существует потому, что общества нет. А вот если бы общество, хотя бы и «синих ведерок», имелось в каждом дворе, то царь и царьки не гоняли бы по дорогам, как свиньи, сметая всех на своем пути.

И вследствие всех перечисленных выше причин, когда я вижу на дороге хрюшек с мигалками, я хватаюсь все же со смехом за фотоаппарат, а не со злобой за пистолет, даже если бы таковой и был у меня в кармане.

2011

ПОЭТ И ГРАЖДАНЕ

Спрос на политическую сатиру в современной России достиг уровня 90-х годов. А уж XIX или XX века – решайте сами.

На днях в компании знакомых я встретил Михаила Ефремова. С ним я тоже знаком, и у меня есть его телефон, и я очень-очень-очень ценю его актерский талант. Но я со многими талантами знаком, и много кому могу позвонить, однако ж Ефремов был чуть не единственным, кому я недавно звонил в совершенном восторге от его работы.

Речь не о ролях Ефремова в кино.

Я о проекте «Гражданин поэт», – то есть стихотворных сатирах Дмитрия Быкова, которые разыгрывает под видеозапись Михаил Ефремов. Объекты этих сатир – Онищенко, Зеленин, Медведев, Путин, а порой все граждане России чохом, и Быков с Ефремовым делают «Гражданина поэта» так смешно, что порой от объектов сатиры, включая Путина с Медведевым, мало что остается.

«Гражданина поэта» смотрят в упоении решительно все, кого я знаю.

Но оказалось, что я кое-чего не знаю. Ефремов рассказал, что сатиры, делавшиеся за мизерные гонорары, на одном энтузиазме, вдруг стали приносить доход. Потому что на выступлениях Быкова и Ефремова в театрах пошел аншлаг за аншлагом. Понимаете разницу, да? Одно дело – бесплатно скачать ролик с интернета. Другое дело – купить билет и смотреть даже не моноспектакль, а выступление поэта и актера на злободневную тему. Но люди платят за билет, потому что если нет честных выборов власти, это единственный способ выразить свое отношение к тем, кто у власти. Точно так же люди голосовали рублем за Алексея Навального, интернет-проект которого, называющийся «РосПил» и сидящий занозой в заду тех, кто сидит на разворованном бюджете, мгновенно собрал миллионы пожертвованных рублей.

Интересно, сколько бы рублей – честных, без принуждения – собрали бы деятели из «Единой России», задумай они провести творческий вечер в театре?

И вот это добровольное голосование рублем за политический памфлет, эта тоска по сатире, тоска по свободе, это отчаяние от бессменных бесстыдных и бесстыжих правителей, – это то, что начинает в столицах объединять людей больше, чем доход, позволяющий взять иномарку в кредит.

И похоже, не то только в столицах. Ефремов признался, что они с Быковым собираются с «Гражданином поэтом» в большое турне по России.

Так что ждите.

2011

В МЕТРО И ЗА РУЛЕМ

Почему приезжие ведут себя как дикари в московском метро, а москвичи ведут себя как дикари за рулем? И вообще – в чем разница между дикостью и цивилизацией?

В московском метро провинциалов вычислить проще простого. Они лезут в вагон, не дожидаясь, когда оттуда все выйдут. Дело не только в том, что в представлении многих приезжих Москва – это такой город, где надо хватать свое, работая локтями, иначе не получишь ничего. Главным образом, дело в отсутствии у провинциалов навыка этической логики, доказывающей, что поступать этично – в нашем случая давая людям выйти – на самом деле практично. Потому что, если не будешь выпускать, то, скорее всего, и сам не попадешь в вагон, и создашь на перроне толпу, уменьшив шансы попасть и в следующий поезд.

Москвичи, не в первом поколении пользующиеся метро, ведут себя абсолютно как греки, неважно даже античные или современные. Потому что отпечаток, который Древняя Греция наложила на современную Европу, состоит в рациональном обосновании взаимосвязи выгоды, этики и эстетики. Чтобы войти самому, нужно дать выйти другому. Это разумно, красиво и справедливо. На этом стволе античного рационализма и привиты этические принципы христианства.

Однако там, где у москвичей небольшой опыт, они ведут себя как варвары, не знакомые с логикой. Например, москвичи в большинстве своем являются автолюбителями в первом поколении. Поэтому, в интересах собственной выгоды пропуская других в метро, на автодорогах они ведут себя иррационально, стремясь проехать перекресток любой ценой, даже если впереди другой красный светофор, даже если впереди затор, и твоя торчащая задом наружу машина создаст неминуемо пробку. Вероятно, только дети или внуки сегодняшних автомобилистов усвоят, что в городе быстрее передвигается не тот, кто давит на газ с перекрестка, а кто выбирает темп, позволяющий миновать светофоры без остановки. Экономя при этом бензин и минимально загрязняя воздух.

Говорю я об этом потому, что желая быстрых социальных перемен – а для меня дикостью, например, является любовь к Владимиру Путину, при котором строятся президентские резиденции, но не строятся публичные автобаны – мне будет чем утешиться, если после 4 марта эти перемены все же не случатся.

Нужно дождаться накопления рационального начала в крови.

Так что, пропуская выходящих в метро, следует им улыбаться, читать в вагоне ридер и радоваться, что продал машину, которая при Владимире Путине в Москве будет точно уж ни к чему.

2012

Часть 4. Парадигма жизни

ОСНОВНАЯ И ФИЛИАЛ

В Лондоне сегодня тысяч 200 русских, но точно не сосчитать: часть из них мигрирует между Лондоном и Москвой (их джет-сет зовет «Филиалом» и «Основной»). А в Москве сегодня тысяч 100 петербуржцев, и некоторые тоже мигрируют туда-сюда (я, например – еженедельно).

Обычное объяснение миграции в том, что Москва сытнее. Оно как бы так. Потеряв в 1997-м работу, я метался канарейкой с перебитым крылом по клетке Питера и еле устроился директором по рекламе за $300 в месяц. В Москве на радио мне сразу предложили $2000. И сегодня главный редактор петербургской газеты получает немногим больше корректора в Москве, где, кстати, среди мидл-класса годовой доход меньше $100 тысяч чистыми завидным не считается.

Но подлинная разница все же не в этом. Успех в Москве призрачен – словно Невский в описании Гоголя. Успешный московский «мидл» – почти всегда наемный работник. За 10 лет работы в Москве я познакомился всего с 3 собственниками бизнеса, причем одного звали Роман Абрамович. Остальные работали по контракту, и всегда, даже обсуждая ужин в «Аисте» и скидки на виа Монте-Наполеоне, помнили, что он может быть в секунду расторгнут.

В Петербурге среди моих друзей, знакомых, соседей – сплошь собственники. Владельцы ресторанов, архитектурного бюро, мини-отелей, фабрики, лесопилки, клиник и магазина. Даже у приятелей-переводчиков в собственности лишняя квартира, запущенная на орбиту ренты.

Вот данные исследования, проведенного группой Market Up и агентством Sauce Strategy: для московского мидл-класса важно наличие новой дорогой иномарки, но неважно качество жилья (я знаю топ-менеджеров, арендующих комнаты). Никто из моих знакомых москвичей в центре Москвы не живет. В Петербурге наоборот: друзья исключительно в центре, хотя в иномарках у них – «пыжики»-«пежо» да «форды».

Порой в Москве с неукоренившимися питерцами – с Витей Набутовым, например – мы болтаем, что, вот, вернемся в Петербург из Москвы, то есть в нашу Основную из московского Филиала, если предложат хороший контракт. Обманываем: не предложат. Но когда деньги для нас перестанут быть главным мерилом – тогда вернемся непременно.

Вот только прикопим на еще одну питерскую квартиру, на отель или на лесопилку.

2007

ЕХАЛИ МЕДВЕДИХИ НА ВЕЛОСИПЕДЕ

Умилительные репортажи перед 8 марта о женщинах за рулем/штурвалом (включая государственный) не вызывают у меня ничего, кроме рвотного рефлекса.

8 Марта был задуман как день борьбы женщин за равные права с мужчинами, в репортажах же – не равноправие, а цирковое гы-гы: вона, смотри, баба умеет машину водить! А Топтыгин – на велосипеде ездить! Ну прям, блин, как люди!

Между тем женщины выстраивают отношения с автомобилем по-иному, чем мужчины, и если бы женский тип вождения действительно исследовался, а не снисходительно дозволялся, в

выигрыше оказались бы все – и женщины, и мужчины.

Я знаю, о чем говорю. Моя жена, для которой произнесение слов – ответственный труд (она ради разговора обычно останавливает любую другую работу), за рулем может разговаривать без перерыва. При этом она не смотрит только на дорогу (как я), а наблюдает весь мир вокруг, и при этом попадает в аварии реже меня. Будь ясна логика ее поведения, возможно, удалось бы уменьшить число аварий.

Или еще: женщинам явно тяжелее, чем мужчинам (я много раз наблюдал) даются движение задним ходом и парковка, а уж особенно – парковка задним ходом. Но полагаю, что именно женщины инициировали разработку парктроника (а позднее – и парковочного автопилота).

Или, вот, четыре года назад компания Volvo представила концепт YCC, сконструированный исключительно женщинами. Как я теперь понимаю, это был маркетинговый ход: концепт не собирались запускать в производство. Но он потряс меня тем, что конструктор(ша) спроектировала там заливку жидкости омывателя по принципу заправки бензобака – снаружи машины, а не под крышкой капота.

Каждый раз, когда я доливаю «незамерзайку» – чертыхаясь, надевая перчатки и поднимая грязный капот, – я проклинаю того мужика, который бачок с жидкостью придумал там разместить.

Не сомневаюсь, что это был именно мужик.

2008

ГЕННО-МОДИФИЦИРОВАННАЯ ОЛИМПИАДА

Любой человек может прочесть Олимпийскую хартию. Там написано, что олимпизм – это философия жизни, возвышенно объединяющая тело, волю и разум. Что, соединяя спорт с культурой и образованием, олимпизм соединяет радость от физического усилия с уважением к этике.

Да, так задумывал Пьер де Кубертен. И это имеет отдаленное отношение к нынешним Олимпийским играм. Олимпийские победы сегодня – вовсе не торжество гармоничного грека. Они – результат расчетливой и не всегда честной командной работы. Объединенных усилий спонсоров, обеспечивших тренировки; врачей и химиков, создавших неуловимый допинг; инженеров, придумавших костюм или кроссовки, дающие выигрыш в сотые доли секунды.

А еще игры – это телевидение, реклама и политика. Это амбиции чиновников и, конечно же, битва за деньги, – хотя бы за строительные подряды.

Но даже если отбросить возню вокруг игр, следует признать очевидное. За исключением, может, командных, игровых дисциплин, сегодняшние олимпийские результаты не могут быть достигнуты homo sapiens, сколь бы упорно он ни тренировался и сколь бы щедро ни был физически одарен. Белковые коктейли, анаболические стероиды и препараты пожестче – это единственный путь к победам в большом спорте, а порушенное здоровье – плата за прохождение пути.

Это не греческие игры. Это римские битвы в Колизее. И по-другому давно быть не может, потому что возможностям человека есть предел, а рекордов за пределами возможностей требуют все – телевидение, спонсоры, зрители.

И не мне, несшему накануне Игр в Турине олимпийский факел – в компании Ирины Родниной, Виктора Гусева и Андрея Макаревича, в чем моей доблести нет, поскольку этапы эстафеты давно проданы спонсорам, и я был факелоносцем, так сказать, по бартеру – так вот, не мне спорить с этой римско-спонсорской системой.

Я ведь не против того, что магазины полны идеально круглых, прекрасно выглядящих и долго не гниющих яблок, которые никогда бы не выросли в садике у домика в деревне, поскольку они есть продукт химии и генной инженерии. Я их сам покупаю и ем.

Но я категорически против, чтобы эти прекрасно-искусственные яблоки продавались под видом organic food.

Я против, чтобы нынешний спортивный Колизей назывался Олимпиадой.

Если спортсмены хотят убивать свои организмы ради секунд славы и денег на банковском счете – это их право. Если толпа хочет смотреть на то, как они это делают, обсуждая их доходы и славу – это право толпы. Только уж нужно идти до конца: разрешить прием любых химических препаратов, например. Сколько можно этим бывалым тетенькам строить из себя девушек? Только назвать это зрелище надо правильно – например, GM-Games, генно-модифицированные игры. Существуют ведь X-Games или параолимпиады?

А те, кто взыскует идеалов Древней Греции и Кубертена, пусть сохранят Олимпийские игры как они есть. Пусть там не будет запредельных результатов, зато будет честная борьба. Там, как в Олимпии, голые люди будут соревноваться на цветущей поляне, восхищая гармоничной красотою тел.

Правда, боюсь, телевидение, эту красоту не покажет.

Зато лесбиянки и геи поддержат.

2008

РАЗГРЕБАЯ КУЛЬТУРНЫЕ СУГРОБЫ

В этом году я устроил жизнь так, что можно не ездить в офис. А в образовавшееся время стал разгребать скопившиеся за 4 года работы в «глянце» горы пресс-релизов, дисков, визиток, журналов, непрочитанных книг, – словом, то, что Мураками называл «культурными сугробами».

Термин «культурные сугробы» употреблен в романе «Охота на овец», и я когда-то гордился, что выкроил время его прочесть, потому что мгновенно установил утраченную было связь с кругом, где этот роман считается непременным, вроде «Каштанки».

Узок круг этих книгочеев: вытащенная из культурного сугроба газета «Ведомости» за декабрь 2007 года информирует, что ноль россиян мечтали получить на Новый год в качестве подарка книгу. В то время как книга занимала первую строчку в качестве подарка у ирландцев, швейцарцев, итальянцев и чехов.

Российский откат на фоне советского книжного бума заметен, но не всегда понятен. Хотя все просто: вместо трех способов проведения досуга (водка, секс и книги) появились тысячи новых, а сам досуг сократился (в отличие от работы), да и книга оказалась вовсе не учителем жизни, как твердили в СССР. Ни Берроуз, ни Пелевин, ни тем более Шекспир оказались не способны научить ни тим-билдингу, ни эффективной логистике, – сплошное разочарование.

Однако, по мне, правы не соотечественники, а ирландцы с чехами. Книга не учит жизни, но, говоря бизнес-языком, предлагает непрерывную череду кейсов. И эти кейсы таковы: зачем я живу? Бессмыслен ли мир? Что же будет с Родиной и с нами? К чему б это, право, такая хандра?

А ведь поиск ответа на эти вопросы и отличает человека от бизнес-машины.

Ведь в один прекрасный день и вы, вынужденно или желанно, окажетесь наедине со своими культурными сугробами, и тогда от вопросов будет не убежать. Мне даже кажется, что буйство корпоратива (и цветение гламура), – это всего лишь стремление уйти от главных вопросов и не остаться с собой наедине.

В таком случае, книга – средство от отчаяния. Попробуйте в качестве профилактики принимать на ночь по 30 страниц из «Списанных» Быкова, «Дня опричника» Сорокина или хотя бы «России в 1839 году» маркиза де Кюстина. Последний автор хоть и не русский, но тоже многое объясняет.

2008

РАЗМЫШЛЕНИЯ АЛКОГОЛИКА ПРИ ВЫБОРЕ ТРЕЗВОСТИ

Мой знакомый бросил пить. И ошарашенно сказал, что самое тяжелое – прощание не с алкоголем, а с иллюзиями. Главная же иллюзия алкоголика в том, будто все его беды от алкоголя. «И вот ты больше не пьешь, а беды не исчезают. И ты понимаешь, что дело в другом».

В России уже лет 15 финансово успешные люди практикуют рационалистический, технократический подход к жизни. Болит голова? – прими аспирин. Хочется машину? – возьми кредит. Надоела жена? – заведи любовницу.

Аналогично отношение и к наступающему кризису, или, как сказал министр финансов – к рецессии. Нынешний кризис есть кризис кредитной системы вследствие спекулятивного перегрева рынков и, в первую очередь, недвижимости; это кризис необеспеченных кредитов. Наполним систему деньгами Минфина через госбанки; пересмотрим эффективность дутых проектов; не будем жалеть тех, кто прогорел на строительстве пирамид – и выйдем из кризиса окрепшими, как Иван-дурак из кипящего молока.

Такова позиция людей, гордящихся своим ratio. А потому не видящих в технократическом – с 96-процентным содержанием денег – опьянении куда более неприятных вещей. И самая неприятная в том, что вся современная экономика зиждется на пузыре искусственно созданных потребностей. В наших гардеробах ни у одной вещи нет шансов быть заношенной до дыр. Наши машины будут проданы много раньше, чем выработают ресурс. Microsoft создал новый Word – хотя и старого всем хватало – но формат новых файлов будет несовместим с прежними, а потому от старого Word следует отказаться.

В конце этой гонки всегда выясняется, что в гробу нет ни карманов, ни ноутбуков, но осознавшего это не слышит никто, – ведь те, кто молод и здоров, заняты либо зарабатыванием, либо потреблением.

Понятие и успеха и неуспеха для них определяется только деньгами.

Слово «душа» вызывает гомерический хохот. «Культура», «нежность», «страстная дружба», «моральные обязательство», «нравственные ориентиры», «самосовершенствование» – это либо из лексикона лохов, либо средство вытряхивания денег из их карманов.

Но нынешний кризис – это никак не устраняемая технократическим, рационалистическим, денежным путем пропасть между душой и потребностями, которые потребительским мир предписывает иметь оторванному от души телу. Отвергая с порога божественную – в любом смысле – сущность человека, мы расширяем эту пропасть. Мы пожираем материальный мир, и удивляемся периодичности, с какой случается несварение желудка. Мы выкидываем с работы людей, называя это «оптимизацией производства», и производством называем производство очередных, не имеющих отношения к душе, потребностей. Просто теперь, вследствие кризиса, они у нас будут в новой, экономичной упаковке.

Человек давно оторван смысла своей работы, не говоря уж про смысл жизни; он давно оторван от планеты, на которой живет, и от людей, с которыми ему счастливо и хорошо; он оторван от чистой совести, разменянной на экономическую стабильность.

И вот это и есть настоящий кризис.

Который ничуть не уменьшится, когда пройдет сквозь инвестиционное похмелье, секвестр, желудочную реструктуризацию, очищающую клизму банкротств – он не уменьшится даже тогда, когда мы станем экономическими паиньками, к радости министра финансов, тоже когда-то бывшего человеком.

2008

ФАКУЛЬТЕТ (НЕ)НУЖНЫХ ВЕЩЕЙ

У меня в петербургской квартире ремонт. Ужас и кошмар. Кошмар, впрочем, не от грязи и пыли – все затянуто пленкой – а оттого, что из комнаты в комнату приходится переносить барахло. Это и есть конец света: барахла много, а девать его некуда.

Полный набор пластинок Жака Бреля и Сержа Гинзбура. Проигрыватель «Аккорд». Электронный «Морской бой». Мохнатый, по советской моде 1980-х, абажур. Учебники и тетради выросшего ребенка. Мишка олимпийский сувенирный. Мильон подаренных, но ни разу не использованных подсвечников, ваз, рамочек – и мильон терзаний оттого, что ставить на стол их стыдно, а выбрасывать жалко. Три одеяла шерстяных и два покрывала жаккардовых «деревенское детство мое».

Девать и правда некуда – антресоли и кладовки забиты, а городские старьевщики изведены как класс в 1950-х. Блошиного же рынка, барахолки, этой ярмарки былого тщеславия, которой гордятся и Берлин, и Вена, и Амстердам, и Лондон, не говоря уж про Париж с необъятной Марше-о-Пюс, в Петербурге нет, не считая рэкетируемых ментами старух у «Удельной». Я бы отдал старьевщику «Аккорд», ей-ей. За три копейки. А у него, глядишь, его перекупил бы за три рубля дизайнер Михаил Орлов для ресторана «Мари Vanna» – или дизайнер Андрей Дмитриев. Дело ведь не в стоимости барахла, а в невозможности приобрести нужное и избавиться от ненужного. Тащил же я из Москвы (в Питере не нашел) станину от дореволюционного «Зингера»: из таких получаются отличные столики со стеклянной столешницей. Вез же из Парижа дивную лампу-тюльпан 1930-х, а из Вены – медную шкатулку-яблоко 1940-х.

Может, и турист-иностранец польстился бы на моего мишку фарфорового работы ЛФЗ.

Эй вы, там, наверху: а слабо прямо в центре города – как в приличных городах – на выходные организовать блошиный рынок?

В конце концов, когда в стране кризис, можно и создать пару сотен рабочих мест.