Русский транзит
Шрифт:
В ящичке – нержавейка- «дерринжер». Игрушка, модель «бэби». Калибр, смешно сказать, – 25. Но сгодится для…
– Так вот. Я сейчас уйду. Ты останешься один, – повторил я, сжимая в ладони игрушку- «дерринжер», и развил мысль – навсегда. Нет у меня гарантий, что ты не только мне, но и про меня не скажешь больше, чем хочешь. А потому… я тебе помогу. Ты сам, добровольно уйдешь из жизни, будучи не в силах сотрудничать с КГБ. Хочешь, намалюй записку, не хочешь – заставлять не стану. Должен тебя обрадовать: ФБР вполне осведомлено о твоих контактах с Конторой. Самоубийство отрицается Богом, но в миру признается
Поверил Лева. Пискнул. Что? Поподробней, поподробней!
Встреча намечена у Льва Михайловича Перельмана.
Он очень боится этой встречи.
Он все оттягивал и оттягивал момент, хотя давно пора ехать.
Он уже от каждого звука с улицы вздрагивал – вдруг перерешили и сами за ним прибыли.
Они обещали, что это последняя встреча.
Он им должен кое-какие документы передать. Нет, не секретные, почему – секретные! Товарищ Смирнов распорядился: сдать все дела по «Русскому Фаберже» преемнику. А источника Буля перебрасывают на новый участок работы.
(Попер совдеп: сдать дела, участок работы, перебрасывают! Сколько ни пей, Лева, русским не станешь. Сколько ни крутись в бизнесе, Лева, американцем не станешь. Впрочем, лексикон подобострастно заимствован Левой у редкофамильного Степана Сергеевича).
– Адрес!!! – нагнал я жути. – Адрес!!!
Далече. Бывал там. Еще бы. По наводке Перельмана и бывал – «тендерберд» приобретал. Продажа подержанных автомобилей. Рядом – кладбище. Автомобильное. И не только. Судя по инстинктивной боязни Льва Михайловича, оно же и для него кладбищем стало бы. Что за встречи среди ночи на окраине?! Дураку ясно – источник-Буль иссяк, пора закапывать и розами засыпать. Есть человек – есть проблема, нет человека – нет проблемы.
Ну и чем отличается совковая Контора от совковой мафии? Гурманом надо быть, чтобы различать. Однако что же там у них готовится, если ценный Перельман обесценился до полного ноля? Мне какое дело! У них – у Совдепа. А я – у нас. У нас в Америке, расскажу я вам…
Потом как-нибудь расскажу. Недосуг. Вот смотаюсь на кладбище, выясню: кто там свищет-дрищет… И расскажу. А то, ишь, взяли моду совковые порядки устанавливать у нас в Америке – в граждан со статусом беженца палить, колумбийцев натравливать и вообще… Мне какое дело? Никакого! До тех пор, пока лично меня не касаются. Но ведь не просто касаются – столкнуть норовят. В могилку.
Но Перельман, а? Знает-чует судьбу, ан трепещет и покорно торопится на кладбище. Законопослушник. Чем черт не шутит – вдруг пощадят? Эх, Лева, ЭТОТ черт не шутит. Или шутит, но – нешуточно. Неужто ты, Лева, ровесник так называемой Революции, до сих пор не убедился?
Забавно! Торопится туда, где его пристрелят, и мандражирует, как бы его Бояров не пристрелил – начальство гневаться будет, заругает.
Не пристрелю, не пристрелю, несчастный ты старичок. Доживай свое. Осталось-то…
– Где твой «мерседес», Лева? Ты ведь на нем собирался?
«Мерседес», да, на паркинге метрах в двадцати от дома.
Ключи – вот.
Ну, Лев, не поминай лихом!
–
Не понял! То есть у меня самого такая мысль мелькнула: связать, заткнуть, запереть. Как бы законопослушный Буль- Перельман не вздумал доложиться по начальству, дабы оно не гневалось, не заругало. Потом отдохнул от этой мысли: на кой ему звонить, если выложил все Боярову на блюдечке? ноги надо уносить! и молчком-молчком! в Мексику, в Канаду, в… подальше! А он: запри!
Интересно у Левы устроены мозги. В общем-то, ясно: если вместо Перельмана приедет Бояров, то как бы там ни обернулось, либо товарищи по оружию победят и тогда найдут Буля-Перельмана в застенке (он не виноват, его скрутили-заперли), либо многобуйный Бояров разметает редкофамильцев и тогда… не оставит же Саша бедного-многострадального Леву одного, вы только поймите меня правильно.
– Пошли, узник! Куда? Показывай. Где тебя запереть?
– А можно, я кое-что из питания возьму? И лекарство.
Тьфу! Бери! Вот ведь…
Он достал из холодильника коробку пиццы (пощади желудок, Михалыч!) и… одноразовый шприц.
Эт-то что такое?! Я даже отпрянул. У меня со времен доктора Реваза Чантурии отношение к шприцам… м-м… сложное.
Коротенький шприц, «бочонок», на полкубика. Внутри – маслянисто-желтое. Ширяешься, Лева? Приобщился? «Кто там? – Я! – Я?».
– Это… это мне дали. На крайний случай. ОНИ.
Ну-ну. За что спокоен, так за то, что самоубийством Лева кончать не станет. Я же ему только-только предлагал вариант. Остальное – личная жизнь, как удачно заявил один деятель за Океаном. Слышали, знаем…
Побудь в кайфе, Михалыч, скучно ведь в одиночке, неизвестно сколько сидеть. А под кайфом и время – не время. Похмелье, правда, тяжелое. В период Афгана была возможность насмотреться: под кайфом нормальные русские парни такое вытворяли, что позже бились в истерике, рассудком повреждались. Естественно, байки ходили-бродили о том, как людей посредством одной-единственной инъекции превращали в зомби. Я в байки не верил и не верю. Слабака согнуть, сломать – пожалуй. Сильного – тоже, пожалуй. Но сильный все равно будет где-то в глубинах сознания сопротивляться. Да хоть бы и я! Мне «убийцы в белых халатах» вкатили чуть ли не десятирную дозу всяческой пакости – а я вот он. Это когда «печень по-русски» (иначе говоря, по-нашенски, по-зарубежному: ливер а ля рюс) сыграла большую роль в биографии Боярова А. Е. У личности всегда сохраняется выбор, если человек сохраняет себя как личность. Нельзя из человека сделать животное… Иное дело: кто-то изначально животное и есть, пусть и не всегда заметно на первый взгляд. Ну и никакая химия тут не нужна!
Пардон, отступил в сторону. Но, повторюсь, сложное у меня отношение к шприцам.
А у тебя, Лева? Да, ты же у нас слабак. Ладно, набирайся сил. Сиди. Кайфуй.
Вместилище, куда Перельман привел меня, дабы я его запер, было… э-э… вместительным. Попросторней камеры в Крестах (где я не был никогда и тьфу-тьфу-тьфу… но рассказывали…) – своеобразный запасник: резные обломки, перетянутые пыльные холсты «мордой» к стене, бронза, фарфор, пуфики, расшитые бисером. Много чего. Сиди. Кайфуй. Среди своего сокровища. Подвал. И запирается запасник солидно. Ежели за веревочку дернуть – не откроется.