Русский ураган. Гибель маркёра Кутузова
Шрифт:
— Какой острый ум! — простонала Зоя Густавовна, закатывая глаза от восторга перед Александром Ивановичем. Тот игриво взглянул на нее и продолжил чтение манифеста. Постепенно ему начинало нравиться, и он пару раз мурлыкнул:
— Недурно, недурно… (Причем у него выходило: «Недудно, недудно…»)
Слово «тыч» ему тоже пришлось по вкусу:
— Превосходно! Тыч! То, что доктор прописал!
Но под занавес чтения он вдруг резко помрачнел. Дочитав, отложил манифест в сторонку, некоторое время думал, пощипывая эспаньолку. Наконец сурово промолвил:
— Если вы поверенный Льва Яшина, то вам следовало бы знать о том, что это был гнусный масоняра, сионюга, атлантист и тайный агент этого самого футболизма, который вы так клеймите, юноша.
Дмитрия Емельяновича будто ногой по тестикулусу ударили. Он яростно вскочил и встал лицом к лицу с клеветником.
— Я вам не юноша! Я старше тебя, мальчишка! — воскликнул он, жалея, что при нем нет нецелованной «береттки».
— Возраст человека не определяется количеством прожитых лет, душа моя, — стойко смотрел глаза в глаза Дмитрию Емельяновичу обидчик. — Что это вы так взъерепенились? Ваш гнев свидетельствует лишь о том, что я попал в самую точку.
— Да ты… Да ты… Ты — Дантес, вот ты кто! — старался обжечь его своей ненавистью Выкрутасов.
— Ха-ха-ха! — металлически рассмеялся Вздугин. — Почему не Сальери? Хотите, назову наименование ложи, в которой вы состоите?
— Не состою я ни в каких ложах и ни в каких партерах! Ты сам состоишь где-то, только я сейчас еще не знаю, где, — стал сдавать Дмитрий Емельянович. Видно было, что Сашара поднаторел в подобных скандалах, сбить его представлялось весьма трудной задачей.
— Я состою в партии белогвардейцев-большевиков, — усмехнулся Вздугин. — А вы, мсье тычист, никакой не тычист, а чекист. Тчк. Или вы хотите сказать — зпт?
— Александр Иванович, мне кажется, вы не вполне справедливы, — вступилась было Зоя Густавовна, но Выкрутасов, охваченный новой волной обиды, не нуждался в ее адвокатстве. Всю жизнь, будучи политинформатором, он подвергался постоянным оскорблениям, все подозревали его в сотрудничестве с органами. И это его задевало, потому что, хотя он и вынужден был косвенно сотрудничать с КГБ в свое время, не было на его совести ни одной погубленной репутации, не было! Он был чист перед людьми, правильно сказала про него Зоя: «Ты чист».
— Никакое не тчк! — воскликнул Дмитрий Емельянович, готовый схватить обидчика за глотку. — Сам ты тчк. Белогвардейско-большевистская пар… Белоболы, вот вы кто! Развели тут белоболизм. Белоболки даже, а не просто белоболы! Белые яйца!
— Дмитрий! Как вам не стыдно! Немедленно извинитесь! — резко перешла на сторону Вздугина и его белоболок Зоя Густавовна.
— Не надо, Зоенька, — усмехнулся вождь белоболизма. — У товарища, должно быть, неплохое звание, такие, как он, извиняться не приучены. Вы, позвольте спросить, из каких чекистов, коммуняка или демократионишка? Город наш как, по-вашему, должен называться, Горьким или Сахаровым?
Предел терпения наступил. Дмитрий Емельянович схватил обидчика за грудки и резко дернул на себя, да так, что сам не устоял на ногах и повалился навзничь, увлекая вождя белоболизма за собою. Тот был довольно упитан и, рухнув на Выкрутасова, больно придавил его своей тушей.
— Мальчики! — взвизгнула Зоя Густавовна как-то очень по-женски, по-человечески.
— Стойте, стойте! — вдруг задрожал всем телом в приступе смеха Александр Иванович. — Мир, синьор Выкрутасов!
Он первым поднялся и протянул руку дружбы Дмитрию Емельяновичу. И тот поддался галантному жесту, он привык, что футболисты в таких случаях чаще всего протянутую руку принимают, как бы жестоко их ни рубили.
Но, поднявшись на ноги, Дмитрий Емельянович старался не глядеть на обидчика, а тотчас принялся уходить, о чем и оповестил:
— Я больше не могу тут оставаться.
— Да бросьте вы, дружище! — бросился к нему Вздугин. — Нет, вы только взгляните на этого турбулентного субъекта!
— Он и впрямь очень турбулентный, — засмеялась Зоя Густавовна, видя, что все оборачивается в лучшую сторону. — Одно слово: тычист.
— Все-таки очень похоже на «чекист», — улыбался раскрасневшийся Вздугин, расправляя эспаньолку. — Хотя, признаю, вы нас очень едко ущучили «белоболками». Надо будет подумать об этом. Вот опять моя рука. Мир, Выкрутасов! Вы мне нравитесь.
— Я вами втайне обоими любовалась, когда вы стояли друг против друга, словно тигр против льва, — вновь щебетала Зоя. — Давайте-ка обедать, друзья мои.
«Кажется, я вовремя забил гол и ушел от поражения», — довольный собою, размышлял Дмитрий Емельянович. За обедом Лотарь рассказывала о Париже, об Ардалионе Ивановиче, о плавании на «Добром молодце». Но постепенно бразды беседы неумолимо перешли к Александру Вздугину. Впрочем, кое-какая информация была полезной для Выкрутасова. С наслаждением ниспровергая все и вся, Вздугин попутно сообщил, что кроме его партии в городе действуют сразу три прокоммунистические и две открыто коммунистические. Все они требуют возвращения Нижнему Новгороду имени Горького и восстановления славных революционных традиций, есть также несколько продемократических партий, одна из которых предлагает переименовать город в Сахаров, почтив тем самым память жившего здесь изгнанника-диссидента. Этих, кстати, поддерживает один из богатейших бизнесменов города, Сергей Лихоманов. На свои деньги он издает газету «Потерянный АД», то есть «потерянный Андрей Дмитриевич», а также образовал футбольный клуб «Бомба» в память о водородном детише Андрея Дмитриевича.
— Короче, — смеялся, теребя свой шпицбарт, Александр Иванович, — кончится тем, что переименуют наш Нижний в Горький-Сахаров.
— Для этого, — говорил Выкрутасов, — им надо будет объединиться, наподобие вашей партии, и создать демократически-коммунистическую партию.
— Демкомиков! — смеялась Зоя Густавовна, счастливая тем, что два ее кумира, прежний и новый, подружились.
Глава одиннадцатая
ГИБЕЛЬ БОГОВ
Где же вы, Ириарте, Сеа, Андраде? Где новые Скьяффино и Гиджа? Куда подевались Мигесы и Борхесы? Боги забыли про величие Уругвая! Луис Кубилья
Руководство «Локомотива» вело себя так, будто эта, пока что главная, команда Нижнего Новгорода давно и прочно утвердилась в европейской Лиге чемпионов, а Дмитрия Емельяновича нарочно подослали враги, чтобы он своим манифестом развалил команду и низвел ее до среднего общероссийского уровня. В очередной раз облитый жгучим скипидаром непонимания и равнодушия, Дмитрий Емельянович разругался с этими зомби мирового футболизма и от них отправился сразу к богачу Лихоманову. С богачами у него пока получалось лучше, нежели с упертыми и полунищими официалами, — поневоле поверишь в правоту проводимых в стране реформ.