Русский ураган. Гибель маркёра Кутузова

Сегень Александр Юрьевич

Дмитрий Емельянович возмущенно вскочил со стула:

— А я говорю — не стану!

— Молодец! — расплылась по лицу самодура широченная улыбища. — Выдержал проверку. Прости, Димограф, это ж я проверял тебя. Я свою Галку никому не дам валить!

Тут только Выкрутасов понял, какой особенный авангардизм присутствовал в лице этого страшного человека. Глаз! Левый глаз у него был исковеркан. Точнее, от зрачка на левом глазу жалобно попрыгивал лишь небольшой секторок, будто оставшийся от целой головки зубчик чеснока.

Тем временем по стаканам булькала водка, а на вилки цеплялись ломтики душистого сала с высокохудожественными радужными прослойками.

— За знакомство! Меня Виктором зовут, — сказал хозяин дома. — Да ты наверняка слыхал обо мне, генерал Гвоздилов. Слыхал о таком?

— Кто ж о Гвоздилове не слыхал! — тихо промолвил Дмитрий Емельянович.

— Правильно, Димаша! Ну, пуск ракета!

Выкрутасов хотел о чем-то спросить, да забыл, о чем. Выпив и закусив салом, вместо этого спросил про глаз.

— Гла-а-аз! — оживился генерал Гвоздилов. — У меня кроме глаза, Димометр, чего только не ранено. И глаз, и таз, и Гондурас! Глазик-то мне Борис Николаич в девяносто третьем удружил, в Белодоме. Пулёшка, вишь ты, срикошетила и снизу мне прямо в зрачок. Зрачок почти весь состригла и, глянь, где вышла. — Он набычил голову, разгреб мелкую шерсть волос на голове, и Выкрутасов увидел на темени у генерала шрамы.

— И не убило? — ошалел от удивления Дмитрий Емельянович.

— Да я ж в камуфляжке родился! — захохотал генерал. — Но, брат Димоша, почти полтора года провалялся по госпиталям. А про голос ты мой почему не спрашиваешь? Иль не видишь, что у меня горло перерезано?

— Как перерезано? — начал уже потихоньку не верить Выкрутасов.

— Это мои друзья борзики учудили, — хрипел Гвоздилов, расплываясь в нежной улыбке.

— Борзики? — не понял Выкрутасов.

— Ага, чеченцы то есть. Они же себя волками называют. А волк по-чеченски «борз». Оборзели! Я их и называю ласково: «борзики». Хорошие ребята. Я их больше всех люблю. Лучшие друзья у меня в Чечне. Навоевался ж я с ними! А потом чего удумали — короче, взяли они меня в плен и горло перерезали. Хоро-о-ошие ребята! Но не дорезали. И такое бывает. Я ж говорю — в камуфляжке родился. Ты учись у меня. Короче, если случится тебе, что горло перережут, сразу постарайся на место его и башкой не мотай ни на миллиметр. Авось, как у меня, срастется. Давай, Димок, еще по крохотулечке за того борзика, который меня резал. Дай ему Аллах доброго здоровья! Нет, брат, генерала Кожемякина так просто на свет не отправишь. Как говорится, русского бойца мало убить, его надо еще и повалить!

— Как Кожемякина? — опешил Дмитрий Емельянович. — Вы же недавно назвались Гвоздиловым.

— И Кожемякин, и Гвоздилов — тоже я. Ничему не удивляйся. Такая профессия — Родину зачищать.

Тут Выкрутасов вспомнил, о чем хотел спросить:

— Погодите, Виктор! Вы сказали, что вашу жену зовут Галя. А точно, что не Надя?

Генерал задумался.

— Нет. До сих пор она была Галей. Насколько я помню. Вообще-то я ее редко вижу. Да мы и не расписаны. — Он тяжело вздохнул. — У меня, Димоноид, во многих городах жены есть. Я их всех Галями называю. Чтоб не ошибиться. Они, брат, не любят, когда их чужим именем случайно или во сне назовешь. Но ты не думай, что я прямо уж такой ветрофлюй. От которых у меня детишки, тех я полностью обеспечиваю. То есть у которых от меня. А как же, Дмитряночка! Генофонд надо восполнять, генофонд-то наш русский очень потратился за годы реформ!

— Простите, товарищ генерал, а от этой Гали… — Выкрутасов постучал кончиками пальцев по краю стола, — у вас нет детей?

— Здесь пока глухо, — покачал головой генерал. — Давай еще хряпнем за наш генофонд, да и поедем, пожалуй.

— Куда? — спросил Выкрутасов.

— Как куда! Счас поедем с парашютом прыганем, потом на полигон — постреляем малость, я тебя с ребятами познакомлю. Полетим в Сайгак-Сарай. Слышал о таком полигоне?

— Да подождите, у меня же тут дела в Волгограде, — возмущенный внезапно распахнувшейся героической перспективой, забормотал Дмитрий Емельянович.

— Все под мою ответственность! — махнул рукой генерал. — Дела мы законсервируем. Дела! Тебе выпало счастье подружиться с генералом Рокоталовым, а ты — дела!

— Но ведь это дела государственной важности! — хоть и пьяный, а сообразил, что сказать, Выкрутасов.

— Государственной? — заморгал осколком глаза генерал. — Надеюсь, не военная тайна?

— Именно, что военная тайна! — воскликнул Дмитрий Емельянович.

— Мне можешь спокойно ее открыть, — невозмутимо молвил генерал. — Я сам — военная тайна.

Выкрутасов принялся сбивчиво втолковывать ему суть теории тычизма против мировой футбольной закулисы, генерал слушал и сопел, играя бровями и кряхтя.

— Почему именно «Ротор»? — спросил он, когда рассказ подошел к завершению.

— О-о-о! — поднял вверх указательный палец Дмитрий Емельянович. — Тут дело не только в славных боевых традициях сталинградцев. Тут еще великий смысл в самом слове «Ротор». Видите, куда ни поверни его, с какого конца ни прочти — будет «Ротор». Это слово — как ванька-встанька.

— Ну и что?

— А то, что если сократить слова «русский ураган», то получится «русур» — тоже ванька-встанька.

— Сейчас презервативы такие появились. «Ванька-встанька» называются, — пошутил генерал. — Прости, юмор тут неуместен. Признаю. Ну прости, а?

— Прощаю. Давай, Витя, еще по одной!

Потратив много сил на изложение своих идей, Дмитрий Емельянович еще больше окосел.

Он всматривался в лицо генерала Вити, и ему то и дело мерещилось какое-то кругово иззебренное, болтающееся на ревущих и хрипящих штормовых волнах моря, генерал тоже, кажется, запьянел, засвеколился, шрам у него на горле стал ярче.

— Я понимаю, что туповат, — говорил он. — Но ты мне все же растолкуй, почему именно футбол? Почему не новые авиационные или ракетные технологии? Я солдат и люблю ясность.

— Потому что я тебе говорю — футбол, — уже тоже хрипел Выкрутасов. — Точнее — тыч. Наш русский тыч. Ураган! Если хочешь, оставайся, губи себя водкой, а я должен идти к руководству «Ротора». Вот моя рука! Идешь со мной?

— Тыч!.. — пыхтел генерал. — Я понимаю с бабой в постели. Там тыч так уж тыч! Куда ты, Гондурасов? Выпей на посошок!