Русский ураган. Гибель маркёра Кутузова
Шрифт:
— Ты с ним по-английски беседовал? — спросил Выкрутасов.
— Ну не по-русски же, — усмехнулся генерал. — Английский легкий! — махнул он рукой презрительно. — Вьетнамский труднее выучить.
Тут Дмитрию Емельяновичу припомнилось, как генерал говорил с чеченцами по-чеченски, и ему стало жутко. Он впервые посмотрел на генерала Витю не как на веселого солдафона, а как на некое инопланетное существо, обладающее разнообразными космическими способностями. Поистине — турбулентный протуберанец!
— И что же ты сделал с тем американцем? — спросил он.
— Сдал куда следует, — вздохнул генерал. — А так хотелось его в расход пустить! Сволочь — детишек-вьетнамчиков любил убивать, с вертолета их щелкал, как орешки. Они, как и борзики, только и любят, что детишек да беременных баб убивать, с ними они хорошие вояки.
Внутри у Дмитрия Емельяновича похолодело — что, если их слушают и услышат столь нелестное сравнение чеченцев с американцами? А ведь наверняка слушают! Да и хрен с ними, все равно подыхать! — вдруг щелкнуло в душе Выкрутасова нечто смельчаковское.
— Ты вьетнамский тоже знаешь? — спросил он генерала.
— А как же! — отвечал тот и в знак подтверждения произнес довольно длинную фразу на кошачьем индокитайском наречии.
— Надо же! — восхитился Выкрутасов. — И что это значит?
— Значит: «Сколько бы ни зарился полосатый и злобный тигр, ему не сожрать нас, ибо мы не просто люди, а дети грома».
— Красиво, — признал Дмитрий Емельянович. — Очень красиво. Ты потрясающий человек, Виктор. Только я даже не знаю, кто ты. Даже как твоя фамилия.
— Фамилия моя простая, — улыбнулся генерал. — Тутышкин.
— Не врешь?
— Сам не знаю, может, и вру.
— Может, ты инопланетянин?
— Вероятнее всего — да. А вообще-то я просто русский воин. В звании генерал-лейтенанта.
Он еще что-то рассказывал про Вьетнам и Камбоджу. Выкрутасов слушал и, успокаиваясь, засыпал.
Проснувшись на другое утро, он в первую очередь подумал с горечью о том, что вчера были сыграны первые две игры одной восьмой финала, в которых, вероятнее всего, итальянцы обыграли норвежцев, а бразильцы — чилийчиков.
Потом ему вдруг представилось горестное лицо матери, которая смотрела на него и шептала: «Бедный мой сыночек, Митенька, как же тебя угораздило в неволю!» Открыв глаза, он увидел в углу силуэт матери, который мгновенно растаял. Дмитрию Емельяновичу стало невыразимо страшно, словно он только теперь понял, где находится.
— Господи Иисусе Христе, спаси нас грешных! — сказал он не свои слова и после них совершил не свое движение — осенил себя крестным знамением.
— Это нам бы не помешало, — улыбнулся, лежа на своем топчане, генерал. — Хоть Христос, хоть русский авось — лишь бы кто-нибудь нас вывел отсюдова! А ведь нам, братишка, неведомо, сколько еще томиться тут. Некоторые годами сидят у борзиков и каждый день радуются, что до сих пор еще живы.
— Что ж, мы так и будем не умываться, не чистить зубы? — возмутился Выкрутасов.
— Скажи спасибо, если парашу через неделю нам вынесут.
— А как «спасибо» по-чеченски?
— Лучше и не знай этого слова. Они вежливостей не признают и вежливых русских даже презирают. Это ведь народ-отморозок. К тому же и обкуренный до самых костей. А по Корану не только спиртное, но и наркотики запрещает Аллах.
Окошечко в дверце с любопытством отомкнулось, и генерал процитировал, обращаясь в ту сторону:
О вы, кто верует в Аллаха! Всякий хаир,
То есть все, что травит и пьянит ваш ум,
Азартные затеи, амулеты, жребии на стрелах —
Все это мерзость, что измыслил Сатана!
Так воздержитесь же от этих искушений.
И, может, лишь тогда вы обретете счастье!
Чеченец, а это был уже не Мурат, с насмешкой спросил в окошечко:
— Ты! Эй! Ты что, Коран знаешь?
— В отличие от тебя, знаю, — гордо отвечал генерал.
— От меня? — слегка сбитый со своего понта, возмутился ваххабит. — Да ты — гяур!
— Нет, голубчик! — засмеялся генерал. — Я не гяур, я — муктасид, чтоб ты знал. Это ты гяур, потому что не читал Корана. А если бы ты удосужился прочесть его, то знал бы, что гяуры, или кяферы, это язычники, против которых следует вести священную войну джихад. А мы, христиане, или как вы нас называете, назореи, являемся, как и вы, людьми Книги. Мы только не верим в Мухаммеда и называемся в Коране муктасидами, то бишь недостаточно уверовавшими, хотя и верующими, и против нас нельзя вести священную войну джихад. Усек?
— Скоро вам горло перережут, — буркнул стражник.
— И опять-таки поступят не по-мусульмански, — издевался над невеждой генерал. — Горло перерезать положено только скотине или язычникам. В первом случае произносится «бисмилля», во втором ничего не произносится. А про нас в Коране сказано:
И ты увидишь, что из всех людей на свете
Сильней вражда к уверовавшим в Бога
Среди язычников-гяуров и средь иудеев.
Но, несомненно, ты поймешь, что ближе
В любви к уверовавшим в Бога те,
Кто говорит: «Мы — назореи-христиане».
Учи Коран, детка! — закончил генерал под хохот Выкрутасова, который от души любовался тем, как этот, казалось бы, солдафон-скалозуб блещет глубочайшими познаниями. Окошечко в двери злобно захлопнулось.
— Видал, Димосфен, этого поросенка! Гяуром меня называет! Меня — генерала Джабраилова! — в свою очередь тоже расхохотался победитель в этом коротком мусульманском диспуте.