Рузвельт
Шрифт:
— И в каких кровавых побоищах ты это для меня достала? — спросил отец, откусывая кусочек печенья.
— В таких кровавых, что у Джулиана больше нет руки.
— Жаль, конечно. Руки-то были, что надо.
Чарли впихнул в себя всего лишь одну печеньку и сделал пару глотков молока. Сколько бы он ни изображал чувство голода, заговаривая мне зубы и вертя в руках шоколадный крекер, я прекрасно понимала, что съесть он его не сможет.
— Как ты, пап?
Чарли устало усмехнулся и отложил миску с печеньем на прикроватную
— Пустяки, просто замотался. Я старею, Тэдди, пора это признать.
— Если честно, то я даже не помню, сколько тебе лет.
Папа рассмеялся.
— Это коммерческая тайна.
Для меня никогда не были важны эти условности вроде возраста, социального статуса или материального положения. Чарли — это всегда просто Чарли. Мой Чарли.
В каждый седой волосок на его висках была вмещена какая-нибудь великая мудрость человечества.
— Сверлить кору для кленового сока нужно в футе от земли, детка. И самое время для него — в конце марта.
— Спасибо, пап!
— Оттереть ржавчину с велосипедной цепи можно алюминиевой фольгой, пропитанной уксусом.
— Ты лучший, пап!
— После красных закатов начинаются сильные бури, детка. Надень завтра куртку.
— Хорошо, пап!
Мою вселенскую безграничную любовь к Чарли не описать словами простых смертных. Это что-то вне понимания, вне времени. Отдельное, живущее своей жизнью, обнимающее меня крепкими объятиями и отгоняющее ночные кошмары.
Он привёл меня в этот дом диким зверьком, шугающимся каждого постороннего звука. И посмотрите на меня сейчас. Здороваюсь с Чаком, связанным прямо посреди нашей кухни.
— Если тебе что-то нужно… что угодно— ты только скажи, пап.
— Кое что бы не помешало, ты права.
— Что? — воодушевилась я.
Папа улыбнулся.
— Я бы душу продал, чтобы сейчас послушать дружище Сантану.
Вполне ожидаемо. Плохое самочувствие, дождливая погода, кризис или инопланетное вторжение — отцу только дай повод заслушать до дыр все свои старые пластинки.
— Задай-ка жару, детка. Вон та синяя пластинка, третья слева.
Я похлопала глазами от удивления.
— Я?! Мне включить музыку?
— Не дрейфь, руку тебе там никто не оттяпает. — улыбнулся отец.
Я медленно подошла к комоду, где стоял старый проигрыватель пластинок. Раньше нам с Джулианом нельзя было даже дышать рядом с ним. А теперь Чарли разрешает мне включать на нем музыку. Все эти изменения не внушали мне особого оптимизма.
Предварительно
Включать проигрыватель — это очень ответственное дело, требующее максимальной концентрации, как при операции на открытом сердце. Я так заволновалась, что вспотели ладони. Пришлось вытирать их об джинсы.
— Дави на диск, если плотно идёт по штырю, не бойся. И смотри, чтобы он опустился на мат, иначе винил раздербанится вхлам. — Чарли подсказывал мне, не вставая с кровати.
Следуя четким инструкциям, я закрепила пластинку на металлический стержень и плавным движением руки опустила иглу.
И вот — чудо свершилось. Пластинка начала вращаться.
Карлос Сантана заиграл «Луну Гаваны», и мы с Чарли легли бок о бок. Доедая печенье, я рассказывала, как Олли все утро собачился с доставщиком овощей, который вместо гигантских бразильских помидоров привёз кубинские перцевидные. Как заявила Артуру тогда, что дрянной вкус хот-догов Олли зависит вовсе не от сорта помидоров. И как Артур дал покататься Хайду на своём «Феррари» и угостил Грэга огромной порцией тако. И как Артур…
Артур. Артур. Артур.
— Ты влюблена, детка? — совершено будничным тоном поинтересовался отец.
— Эм… Что? В Даунтауна?! — чтобы он не заметил моих раскрасневшихся щёк, пришлось отвернуться. — Это какая-то бредятина.
После вырвавшегося нервного смеха я вздохнула.
— Я такая дурочка, Чарли.
— Значит, влюблена. — сделал вывод он, улыбнувшись и протянув мне руку.
Я соединила наши руки плашмя, чтобы можно было сравнить их размеры. Помню времена, когда вся моя пятерня была размером с одну только его ладонь. Теперь кончики пальцев дотягиваются почти до самой последней фаланги огромных рук Чарли.
— Люби, пока любится, детка. Падай в эту несносную яму с разбега. — дал мне совет отец. — Все мы там рано или поздно оказываемся. Просто кто-то успевает обжиться на дне, а кто-то…
— Становится сюжетом «Молчания ягнят»?
— Вот именно.
Я спрятала своё пылающее лицо между подушкой и плечом отца.
— Не хочу влюбляться. Это ужасно. Хочу любить только тебя, Чарли, и никого больше. До конца своих дней.
— Я бы тоже этого хотел, детка. Но есть одна загвоздка.
— Что ещё за загвоздка?
Папа погладил меня по голове.
— У меня нет чертового «Феррари».
Я рассмеялась. Как же хорошо у Чарли под крылышком. Где нет никаких бед и несчастий, банкротства, повесток из судов, и где не нужно вечно ждать плохих новостей.
Я бы хотела, чтобы это лето длилось вечно, чтобы Хайд не облысел от своих экспериментов с волосами, Чак постоянно сидел с кляпом во рту у нас на кухне перед тестами на наркотики, а Артур не паковал чемоданы, грезя об Оксфорде.
Какая же я мечтательница. Самая настоящая чудачка.