Рузвельт
Шрифт:
— Учитывая, что я сегодня перед тобой облажался, — усмехнулся он, — можешь рассчитывать на большую скидку.
Я не успела придумать никакой шутки в ответ.
Одна его рука легла мне на шею. Вторая спустилась с моей макушки к затылку. Его большие пальцы приподняли мой подбородок для более удобного доступа.
Мой мозг к тому времени либо отошел на обеденный перерыв, либо вообще навсегда прекратил свою деятельность. Прикосновения Артура — все равно, что лоботомия. Все равно что разряд в тысячу вольт через все мое тело. Когда
Его глаза стали совсем темными, почти чёрными. А в моих, как у мультяшного героя, горели неоновые вывески с надписью «SOS», и маленькие человечки в голове бегали туда-сюда, в панике сталкиваясь друг с другом.
Он смотрел так, словно выискивал на моем лице разгадки тайн человечества. Хотя на самом деле, у меня ничегошеньки не было. Когда мое колотящееся сердце вот-вот уже должно было разорваться на части, он бросил зажженную спичку на немилосердно постеленную мне дорожку бензина.
Его губы прижались к моим.
И сожгли меня дотла.
Поцелуй Артура стал моей самой любимой вещью на свете. Нежный и сладкий, как малиновый джем и сгущенное молоко на горячем, хрустящем тосте. Я хотела бы его на завтрак, обед и ужин до конца своих дней.
Он прихватил нижнюю губу, затем верхнюю, идеальным скольжением покоряя неизведанные никем территории. Из меня вырвался удивленный вздох, а затем я сдалась этому незнакомцу совершенно без боя.
Секунды на небесах закончились слишком быстро. Он со вздохом отстранился от меня, но всего лишь на пару дюймов. Его губы покинули мои, и несколько бесконечно длившихся мгновений он смотрел на меня совершенно безмолвно и неподвижно. Только челюсти сжимались так сильно, что на скулах проступали желваки.
Не зная, как расценивать реакцию парня, я уже приготовилась сказать что-то глупое, но Артур меня опередил.
Его указательный палец коснулся моих раскрывшихся на отрывистом вздохе губ:
— Урок ещё не окончен. — хрипло проговорил он.
Его губы снова впились в мои, и это было совсем не похоже на то, как он поцеловал меня в первый раз. То был поцелуй Леди и Бродяги над макаронами с фрикадельками. Сейчас он целовал меня, как в «Грязных танцах» или как в любом старом фильме с Бриджит Бардо.
Языки, зубы и крошечные миллисекунды между ними на то, чтобы вздохнуть.
Я тянулась к нему, стоя на цыпочках, стараясь быть как можно ближе. Каким-то дальним отделом мозга я поняла, что мы начали двигаться, а затем задом уперлась в стоящую позади меня тумбу. Руки Артура скользнули вниз к моей талии и подхватили под бедра. Через секунду я оказалась сидящей на комоде, разворошив все находящиеся на нем вещи. Артур, не прерывая поцелуй и не обращая никакого внимания на устроенный беспорядок, устроился у меня между ног.
Кто бы мог подумать, что из Артура получится такой хороший учитель? В теории поцелуи не внушали мне ничего кроме отвращения,
Но поцелуй Артура был идеальным. Настолько идеальным, что в честь него мои конечности успели собрать консилиум и без меня объявили о своей независимости. Руки сами по себе зарылись ему в волосы, а ноги обхватили талию, прижимая ближе к себе.
Не то что бы кто-то из нас был сильно против. Даже наоборот. Руки Артура легли на заднюю поверхность моих ног и резким движением придвинули к самому краю комода, оставляя балансировать между его крепким телом и жалкими дюймами мебели, на которую я опиралась.
Как беспомощная заложница гравитации, я была полностью прижата к нему — от косточки правой лодыжки до груди и солнечного сплетения. Между нами — только звуки вздохов и шуршание моей задирающейся футболки, под которую проникли его горячие руки.
Нетерпеливые губы Артура спустились вниз по подбородку к шраму на шее, который по какой-то причине так ему нравится. А все моё существо перекочевало в ребра, которые он сжимал своими мозолистыми жёсткими руками. Большой палец под майкой упирался снизу в грудь. И тайна моего пропавшего лифчика сразу стала ему известна.
Артур прижался ближе и простонал мне прямо в губы, и этот звук понравился мне настолько же сильно, насколько и напугал.
Все это становилось слишком серьезно. Просачивалось слишком глубоко мне в сердце.
Артур сказал, что восхищается мной, моей выдержкой и отвагой. Он и сам не знает, что ещё никогда в жизни так не ошибался.
Я ведь такая трусиха, я всего боюсь. Боюсь ходить к стоматологу, покупать тампоны, есть рыбу с косточками, кидать макароны с кипящую воду и смотреть «Паранормальное явление». Боюсь спросить у Артура, кто такая Анна, почему он называет меня «Рузвельт», и что он по-настоящему ко мне чувствует. Мне страшно, что после этого разговора я снова потеряю его, но на этот раз уже гораздо больше, чем на две недели. Мне будет страшно даже если, ответив на все мои вопросы, он откроется мне и станет ближе, чем когда-либо. Ведь тогда отпускать его обратно в Лондон будет досмерти больно, но сделать это тем не менее придётся.
Я, на самом деле, боюсь.
Меня до ужаса пугает факт, что я могу полюбить Артура так сильно, что эта любовь размажет меня по стенке. Ведь к концу лета его ждёт новая жизнь и новые люди в месте на порядок лучше выдохшегося Детройта. А я останусь здесь. Навсегда.
Колледж, Лондон, Оксфорд. Все это было для меня другой Вселенной. Так же как и Париж. Так же как и любой другой клочок земли за пределами захолустного Мидтауна.
Все время рядом с Артуром я только рискую слишком привязаться к нему и в итоге остаться одинокой, разрушенной и опустошённой. И эти мысли уже совсем вразумили меня.