Рузвельт
Шрифт:
Он поднёс мой палец ближе к лицу и начал рассматривать его со всех сторон, словно какой-то древний артефакт. А затем приблизил к нему губы и поцеловал, обводя заживающую ранку языком.
— Ты на вкус, как печенька. — сказал он.
— Я…ээ-э…
Прощай, мой здравый смысл, ты служил мне верой и правдой, я буду очень по тебе скучать.
— Я поступаю на факультет инженерных наук, кстати. — усмехнулся Артур, к моему превеликому счастью вспоминая ранее заданный ему вопрос. — Буду проектировать ракеты и самолёты.
Я
— Стой. Ты же говорил, что будешь изучать литературу. — я припомнила наш разговор на набережной.
— Я возьму для этого дополнительные академические часы.
— И сколько ты тогда будешь учиться?
— Примерно восемьдесят часов в неделю.
— Звучит ужасно. Сколько вообще часов неделе? Тебе хотя бы хватит времени в промежутке сказать «Ненавижу этот чертов колледж»?
— Я надеюсь, что да.
— Почему тебе просто сразу не взять курс литературы?
— Это уже два вопроса.
— Артур! — я со злости хотела треснуть его по плечу, но промахнулась.
Он успел извернуться и, поймав мою руку, резко потянул на себя. Наши тела столкнулись, и лица неожиданно оказались совсем близко друг к другу.
— Почему ты зовёшь меня по имени, только когда зла на меня? — он сощурился, сканируя потемневшим взглядом все мое лицо. — Мне бы хотелось слышать его от тебя чаще, но не могу же я вечно выводить тебя из себя.
— А мне кажется, что можешь. — я заломила бровь.
Мы сидели так, что моя левая нога соприкасалась с внешней стороной его твердого бедра. Моя кожа пылала, соприкасаясь с приятной мягкостью брюк.
— Артур? — произнесла я, надеясь на его благосклонность.
Он усмехнулся, покачав головой.
— Тебе повезло, что ты очаровашка, Рузвельт. — он успел щёлкнуть меня по носу прежде, чем я откусила ему палец. — Я не могу выбрать литературу. Отец ни за что мне этого не позволит.
— Почему?
— Литература не принесет денег. Будущее за технологиями. Он хочет, чтобы я продолжал его бизнес, а не стал пленником библиотек и душных поэтических вечеров.
— Ты хоть любишь инженерию?
— Я могу дать ей шанс. — Артур пожал плечами. — У моего отца замашки диктатора и манипулятора, да и ситуация в семье сейчас такая, что он прекрасно понимает — я не стану возмущаться.
— Он вылитый сеньор Капулетти.
— Ты прочитала «Ромео и Джульетту»? — Артур явно был приятно удивлен.
— Ну почти, — я замялась. — На самом деле, Хайд отыскал где-то гей-адаптацию оригинальной пьесы Шекспира. Называется «Ромео и Джулиус». Мы посмотрели видео постановки.
Даунтаун не выдержал и рассмеялся.
— А ты уже выбрала университет? — спросил он.
— Университет? — прыснула я. — После выпуска мне не светит даже читательский билет в местной библиотеке. О колледже можно и не мечтать.
— Почему?
— Не знаю, заметил ли ты, но мое финансовое положение довольно-таки безнадежно. У Джека такая плохая кредитная история, что даже моим пра-пра-правнукам придется обходить все банки за несколько миль. Я ни за что не потяну учебу. Да и не уверена, что хочу. Остался последний год в этом пристанище чирлидерш и стафилококка. А дальше один большой знак вопроса.
— А чего ты хочешь, Тэдди? Если на секунду забыть о финансовых трудностях.
— Хочу жизнь, как у Ричарда Гира и Сьюзен Сарандон в «Давай потанцуем». Чтобы все было тютелька в тютельку. Дом с лужайкой в тихом районе, дети — избалованные, трудные подростки. Ужин строго в семь вечера, у каждого свое полотенце, нож и вилка. Мой муж работал бы нотариусом, читал скучные научные статьи и перед сном рассказывал, как прошел его день. А по субботам дарил бы мне розы и говорил, как ему повезло, что он встретил меня однажды. — я улыбнулась. — И Чарли! Обязательно заберу Чарли с собой. Я вытащу его из Детройта и обеспечу ему тихую, мирную старость.
Вроде бы я описала жизнь, которая ждет каждого третьего американца, но я явно в числе первых двух. Ричард Гир для меня — непозволительная привилегия.
— Звучит здорово. — сказал Артур.
— Болтать всегда можно без умолку. Но на деле…все совсем по-другому.
— Вот видишь? Не все складывается так, как мы того хотим. Не всем мечтам суждено сбыться. И мы не всегда будем там, где хотим. — он посмотрел на меня. — Или с тем, кого хотим.
Глубине его глаз в тот момент позавидовала бы сама Марианская впадина.
— Ты скучаешь по маме? — спросила я.
— Повышаешь ставки, да, Рузвельт?
— Можешь не отвечать, если не хочешь…
— Я просто не знаю, как ответить. Это и да, и нет. После развода мама стала сама не своя. А сейчас у неё к тому же кризис среднего возраста. Это тридцать инъекций ботокса в неделю, нескончаемые липосакции и роман с фитнесс-тренером. А ещё запои по вечерам. Мама считает, что если вино, которое она пьет бутылками, стоит тысячу евро — это не алкоголизм, а светский образ жизни.
— У Джека то же самое с акциями на пиво. — кивнула я.
— А ты скучаешь по своей маме?
— Я едва помню её. — я покачала головой. — Она отдала меня в приют, когда мне только-только стукнуло пять. Все её образы такие расплывчатые, иногда я сомневаюсь в том, что она вообще существовала. Может, я всегда была одна? А потом меня просто нашёл Чарли.
Перед следующим своим вопросом я глубоко вздохнула, набираясь смелости.
— А ты помнишь что-то из той ночи? Когда ты…ну…
— Обдолбался? — с радостью подсказал он.