Рыбья кровь
Шрифт:
Ходко преодолев десятиверстный путь до Каменки, Дарник обошел ее стороной, отыскал спрятанную в прибрежных кустах дубицу и столкнул на воду. Первую половину дня греб веслом бойко, стремясь побыстрей оторваться от знакомых мест. Речушка постепенно расступалась вширь. Если у Сизого Луга ее можно было с разгона легко перепрыгнуть, то к вечеру удалось бы перейти только вброд, да и то не во всех местах. Кроме пернатой и четвероногой дичи, ничего не видел. Пристав к заболоченному берегу, он перекусил вяленой рыбой и двумя луковицами, а потом, задвинув дубицу в глубь густого ольшаника, прямо на ее дне и заночевал, завернувшись в плащ Вербы.
На следующий день плыл уже поспокойней, первое волнение улеглось, и теперь при любой встрече он готов был действовать не как заблудившийся испуганный бежечанин, а как бывалый лесной бродяга. Каменка еще больше расширилась, и лесной полог над ней окончательно разомкнулся, отчего Дарник сразу же почувствовал себя крайне неуютно – лес словно выставил его наружу и спрятал других своих обитателей под непроницаемой береговой листвой. Как никогда остро чувствовалось отсутствие Клыча, и собственная спина казалась совершенно беззащитной – метнуть в нее стрелу, нож, топор, и никто не крикнет, не подаст сигнал. Все мои воины всегда будут иметь надежного напарника, дал он сам себе слово.
Когда справа на небольшом обрыве показался плетень незнакомого селища, Дарник весь напрягся, ожидая встречи с людьми. Но его тревога была ложной – селище оказалось брошенным. Высадившись на берег, он с любопытством обошел полусгнившие землянки, чтобы определить, почему они брошены, и узнать об их обитателях что-либо особенное. Понять, почему брошены, было не трудно – оскудела земля, вот и перебрались на новое место. Из незнакомых новшеств Дарник нашел лишь глиняные трубы над очагами да прохудившуюся бочку в одном из жилищ. Бочка была сделана не из одной колоды, как в Бежети, а собрана из разных дощечек – Дарник долго дивился, как их ловко выстругали, чтобы они тесно, без щелей подошли одна к другой.
И снова путь вниз по реке. На широком затоне он увидел множество непуганых птиц, которые нехотя уступали место дубице. Руки невольно потянулись за пращой. Подстрелив крупного гуся, он на берегу изжарил его на костре и целиком в один присест съел. Жизнь путника оказалась не так плоха, как можно было ожидать. Даже когда пошел мелкий теплый дождь, он не стал укрываться, а, накинув плащ, продолжил свое плавание дальше. Благодушное настроение постепенно испарялось, сказывалось постоянное напряжение – он уже сам хотел того внезапного нападения, которого больше всего опасался.
Их было трое, этих охотников за рабами, – бородатые, в безрукавках из овечьих шкур, они, въехав на своих лохматых лошадях прямо в реку и размахивая сулицами, приказали ему поворачивать к берегу. Наречие их заметно отличалось от того, на котором говорили в Бежети, но понять можно было.
Пристав к берегу и кинув им торбу с продуктами и одеждой, он дождался, когда они спешатся, отставят в сторону сулицы и сунутся развязывать торбу, после чего вытащил из-за спины свой клевец и молча, без предупреждения обрушился на всех троих. Бил обушком не насмерть, а лишь чтобы опрокинуть и оглушить. Поединок с Весельчаком пошел впрок, теперь Дарник хорошо знал возможности своего оружия и действовал наверняка. Только третий, самый рослый, из охотников успел отпрыгнуть в сторону и броситься наутек, но и его удалось зацепить ударом по ногам, причем Дарник немного промахнулся, и удар обушка раздробил косточку на щиколотке беглеца.
Связав двух первых охотников, которые уже стали приходить в себя, Дарник присел на землю, чтобы решить, как быть дальше.
– Кто ты такой? – угрюмо спросил охотник с кривым носом, его, как потом выяснилось, так и звали – Кривонос.
Раненый тихо стонал, держась двумя руками за разбитую ногу, и бормотал угрозы в адрес полоумного юнца.
Дарник не отвечал, понимая, что любой его ответ будет слабостью, которую он после своей победы не мог себе позволить. Больше всего его смущала раздробленная щиколотка третьего охотника. Отпускать пленных нельзя, но тащить с собой увечного?.. Наконец решение было принято. Развязав Кривоноса, он протянул ему нож и указал на раненого:
– Убей его!
– Лучше оставим его здесь, – попробовал возражать тот.
– Убей! – Дарник красноречиво перехватил руками клевец, давая понять, что произойдет, если тот не подчинится.
И Кривонос испуганно подчинился: одной рукой отвел руки раненого в сторону, а второй вонзил нож в самое сердце. Третий рыжебородый охотник лишь тупо наблюдал, никак не реагируя.
Дарник и сам не знал, почему отдал такую команду. Уж очень много в Бежети и Каменке говорили о первом убийстве врага, которое-де всегда дается нелегко. Вот и захотелось, чтобы одновременно было и убийство, и как бы его не было. Заодно общей кровью были повязаны и охотники, признав его тем самым своим новым главарем. Можно было на время не бояться их предательства. Удар в спину последует, только если они надолго останутся без пищи. Здесь как в волчьей стае: вожак до тех пор вожак, пока обеспечивает остальным безопасность, обилие еды и отсутствие необходимости принимать собственные решения. И ни в коем случае нельзя было им показывать, что он не знает, что делать, следовало действовать уверенно и решительно. Жестом он приказал Кривоносу развязать рыжебородого.
– Закопаем? – спросил тот, кивая на убитого.
– Клади в дубицу, – распорядился Дарник.
Отстегнув у мертвого товарища кошель со звякнувшими монетами, забрав оружие, безрукавку и сапоги, охотники уложили тело в дубицу и, получив утвердительный кивок Дарника, столкнули лодку на середину реки. Дарник проводил взглядом дубицу без всякого сожаления. Два безопасных дня, проведенных на ней, и так были неплохим подарком судьбы, и если есть шанс пересесть на спину лошади, то какие могут быть сомнения.
– Это все? – спросил Рыбья Кровь, указывая на лошадей.
– Нет, не все, – сказал Кривонос.
Пройдя в глубь леса, они вышли к стану охотников, где находилась еще одна лошадь с волокушей, стояли два шалаша, а под деревом сидели связанные двое рабов: круглолицая некрасивая девушка и тщедушный подросток одних лет с Дарником. Таким образом, количество тех, кого ему предстояло обеспечить едой и заботой, сразу увеличилось вдвое.
Первым делом новый вожак ватаги приказал развязать рабов. Некрасивую девушку звали Вета, освобожденная от веревки, она продолжала сидеть возле дерева, глядя перед собой пустыми глазами. Подросток по прозвищу Селезень проявил бо2льшую живость. Тотчас же признав в Дарнике главного и симпатичного хозяина, он беспрестанно вопросительно заглядывал ему в глаза, словно выпрашивая, что надо немедленно сделать. Для Дарника это было совершенно новое ощущение – поминутно кем-то распоряжаться. В своих мечтаниях он всегда готовился командовать большим войском на ратном поле или при взятии крепостей, но вот так, в бытовой повседневности, был совсем не готов. Выручило воспоминание о наказе в одном из свитков, что безделье для воинов – самое главное зло. Теперь оставалось только беспрестанно придумывать и отдавать команды своему маленькому отряду.
Солнце уже пошло на закат, дождь продолжал накрапывать, поэтому выступать в путь не имело смысла. Немало дел можно было найти и в самом стане. Кривоноса с рыжебородым, которого, видимо, за цвет бороды звали Лисич, Дарник отрядил готовить жерди с острыми сучьями для подковообразной ограды. Вету с Селезнем отправил с пустыми мешками нарезать траву для лошадей. Сначала он думал, что где-то бродят другие сотоварищи охотников. Но, осмотрев доставшееся имущество, понял, что здесь весь отряд. Действительно, двух-трех человек было вполне достаточно для захвата отошедшей от селища за лечебными травами девушки или подростка-пастуха. Вооружение у охотников было тоже не ахти какое: топоры, луки, сулицы, палица с железными шипами и два кистеня. Еще имелись пила, две лопаты, запас наконечников для стрел и сулиц. Небольшая торба пшена и ржаных лепешек свидетельствовала, что не так давно они встречались с местными сельчанами. Отсутствие ценных вещей, кроме трех дирхемов в кошеле убитого, ясно говорило о неудачности их воровской жизни. По более нарядному оружию он выяснил, что убитый был главарем охотников, причем главарем, не очень подходящим для своей роли, раз так легко произошла его смена.