Рыбья кровь
Шрифт:
Дальше его ждали еще более удивительные открытия. Как-то между занятиями меняла взялся обучить его игре в затрикий, так по-ромейски назывались шахматы. Никого прежде он своей игрой в Каменке заинтересовать не мог. Не заинтересовал бы и Дарника, если бы сперва не рассказал легенду об изобретении этой игры. Как придумщик шахмат попросил у местного князя награду в зернах пшеницы, которые надо было уложить на клеточки шахматной доски в следующей последовательности: на первую одно зерно, на вторую два, на третью четыре и так далее. Но когда казначеи княжества все как следует подсчитали, то выяснилось,
Дарник, естественно, не поверил легенде и, придя домой, взялся все перепроверять. Его знания цифр хватило только до середины шахматной доски, дальше он просто не знал, как эти цифры называются. Но потрясение Дарника возросло еще больше, когда он, любопытства ради, ту же геометрическую прогрессию приложил к собственному происхождению. В десятом колене его предков стало больше тысячи, в двадцатом – больше миллиона, в тридцатом – больше тысячи миллионов. Никому, даже Клычу, не рассказал он о своем открытии, зато оно разом разрушило для него сказку про князей и знатных людей. Все они обязательно в каком-либо колене являлись его прямыми предками, следовательно, он сам не менее знатен любого из них.
В другой раз Тимолай рассказал ему о гиене, которая весь день преследовала антилопу, пока та не свалилась без сил на землю. Гиена не стала перегрызать антилопе горло, а, примостившись поудобнее, принялась есть у еще живой антилопы заднее бедро. А антилопа в это время шевелила ушами, смотрела в сторону и ничего не чувствовала, потому что всякая боль была уже за пределами ее чувств. Дарник и этот рассказ умудрился повернуть себе на пользу, мол, точно так же не существует слишком сильных физических пыток и в мире людей – рано или поздно любая боль выходит за пределы чувств. Такой вывод сильно приободрил подростка – теперь он мог не слишком бояться своих будущих возможных палачей.
Как меняла и обещал, научился Дарник с помощью простенького прибора и особых вычислений определять размеры удаленных предметов и расстояние до них. Узнал, что такое деньги и как переводить серебряные дирхемы в серебряные милиарисии, а золотые солиды – в медные фолисы. Многое объяснил ромей и про воинское искусство. Нашелся у него ответ и на вопрос, почему сейчас не воюют по древним умениям, раз они были так хороши.
– Утратило смысл воевать малой кровью. Для неожиданного набега хороша и простая свирепая толпа. Никто уже не завоевывает чужих территорий, чтобы там жить. Соберут дань, похожую на обычный грабеж, – и домой.
– А почему не хотят чужих территорий? – удивлялся Дарник.
– Потому что это очень обременительно иметь чужие территории.
Дарник не понимал.
– Хорошо, а в чем тогда вообще смысл настоящей войны? – жадно допытывался он.
– Ее смысл в том, чтобы завоевывать не только имущество, но и души врагов.
– Сделать их своими рабами?
– Нет, не рабами, а чтобы они сами к тебе прикипели своими душами.
– А разве это возможно?
– Нужны такие слова и дела, которые не только воспламенили бы твое собственное войско, но привлекли бы на твою сторону врагов.
– Неужели это кому-нибудь удавалось сделать?
– Некоторым удавалось. Завоевывая новые земли, они несли туда не
Для Дарника, который всегда слышал, что орды диких племен завоевывают и разоряют цветущие города, такой ответ был неожиданным.
– Но разве не бедность должна завоевывать богатство, а богатство – бедность?
– Когда бедные завоевывают богатые страны, они через двадцать лет неизбежно становятся сами рабами завоеванной страны. Только богатые завоеватели умеют сохранять свою прежнюю свободу и обычаи.
– А если бедные будут хорошо знать, что им делать, они победят? – хотел выяснить все до конца Маланкин сын.
Мудрый Тимолай только грустно улыбался в ответ.
5
Куда пропали следующие три года его жизни, Дарник потом вспоминал с большим трудом. Все, казалось, только повторяется и повторяется, не прибавляя ему ничего нового. По телесной силе он не уступал среднему мужчине, по ловкости, быстроте, меткости равных ему в Бежети и Каменке вообще не было, по знаниям, свежим мыслям, предусмотрительности и осмотрительности опережал любого взрослого, даром, что ли, Вочила и Тимолай теперь разговаривали с ним как с равным, а Смуга Лысый откровенно побаивался, небезосновательно подозревая, что Маланка готовит своего сына ему на замену. А после того как зимой на двух медвежьих травлях именно брошенные Дарником легкие копья насквозь пронзили выскочивших из берлог медведей, он окончательно почувствовал себя полностью сложившимся мужчиной-воином.
Ромей Тимолай сильно охладил его пыл, сказав, что только сейчас он более или менее готов для получения серьезной внутренней силы. Как так, возмутился Дарник.
– Жизнь любого человека состоит из двух частей: сначала он учится правдоподобно жить, а потом живет по своей правде. Хотя на самом деле девяносто пять человек из ста обычно останавливаются на первой части, но ты еще не достиг и ее.
– Ну и скажи мне, чего я еще не знаю и не умею? – не согласился юный бежечанин. – И что это еще такое: жить по своей правде?
– Сами твои слова говорят, какой ты еще несмышленыш, – вздохнул меняла.
Раздосадованный подросток в гневе смел с доски фигуры затрикия, в который они играли, и пошел прочь. Через неделю принес копченую свиную ногу, якобы в обмен на костяной гребень для матери. Тимолай встретил его как ни в чем не бывало, и слово за слово мир между ними был восстановлен.
Про то, как жить по своей правде, Маланкин сын так и не узнал, зато услышал много других удивительных вещей. Про то, например, что каждого человека окружают сразу три людских кольца. Первое кольцо сиюминутное, то, что видится сразу, – все люди вокруг со всеми их грубостями, кликушеством и вредностью. Второе кольцо устоявшееся, коренное, то, какие есть эти же сиюминутные люди на самом деле со способностью на добрые и героические дела. Третье кольцо – это невидимое кольцо святости – все праведные люди, которые истово молятся не только за своих родных и близких, но и за весь человеческий род. Про первые два кольца Дарнику более-менее было понятно, но вот третье…