Рыцарь курятника
Шрифт:
Сабина прижала к сердцу руку Жильбера.
– Приложите все силы, чтобы узнать истину, – попросила она, – я должна понять, кто и за что хотел убить меня.
В выражении этой воли было столько энергии, что Жильбер с восторгом посмотрел на Сабину.
– Я узнаю, – пообещал он.
Жильбер и Ролан, Нисетта и Сабина надели маски, прежде чем вышли из «гостиной цветов». В ту минуту, когда обе пары вышли в переднюю, два экипажа остановились у двери. Один фиакр был вызван Роланом, другой был щегольской каретой без герба. Из нее вышел кавалер Морлиер. Жильбер, посадив в фиакр Сабину, предоставил Ролану заниматься Нисеттой, а сам живо отступил и положил правую руку на плечо Морлиера, который также надел маску, прежде чем вышел из кареты.
– Черт побери!.. – пробормотал Морлиер, останавливаясь и оборачиваясь.
Жильбер пристально посмотрел на него. Зрачки его сверкали сквозь отверстия маски.
– Откуда ты? – спросил он.
– Из Красного дома, – отвечал кавалер.
– Ты видел герцога?
– Да.
– Он был с королем?
– Да.
– Все решено?
– Да. Завтра вечером король хочет ужинать с мадам д'Этиоль, и Ришелье привезет ее в Версаль.
– Герцог поручил тебе действовать самому?
– Да.
– И ты сделаешь так, как я велел тебе?
– Точь-в-точь. Когда я рассказал эту мысль герцогу, он расхохотался и нашел этот способ чрезвычайно забавным.
– Хорошо! Возьми д'Этиоля сегодня вечером в половине шестого и не оставляй его до той минуты, пока я не пришлю тебе приказ отпустить его.
– Будет сделано. Желаете ли вы сообщить мне еще чтонибудь?
– Нет. Ты можешь остаться здесь и ждать, если хочешь, пока взойдет солнце, чтобы покинуть бал.
Морлиер радостно повернул и быстро побежал по лестнице. Жильбер вернулся к фиакру; обе девушки и Ролан ждали его.
– На улицу Сент-Онорэ, – сказал Жильбер, садясь на переднюю скамейку.
Экипажи не имели тогда фонарей, так что внутренность их походила на темную берлогу, в которой ничего нельзя было рассмотреть. Закрыв дверцу, кучер стегнул лошадей, и фиакр медленно покатился по мостовой.
Хотя Рейни наделил Париж пятью тысячами фонарей уже в 1667 году, освещение было еще недостаточным. Через несколько месяцев (в ноябре 1745 года) должны были заменить фонари «реверберами», но в феврале это изобретение еще не существовало, так что, хотя в ратуше был большой праздник, Гревская площадь и улицы, примыкавшие к ней, были погружены в глубокую темноту.
Фиакр продолжал медленно катиться. Было три часа утра. Молодые люди сидели напротив друг друга, Жильбер – напротив Сабины, а Ролан – напротив Нисетты. Они не говорили ничего, но молчание было выразительнее любых слов.
Вдруг среди тишины и мрака раздались громкие крики и блеснул яркий свет. Фиакр въехал на Ломбардскую улицу, а у Сен-Дени был разведен большой потешный огонь, и молодые люди плясали вокруг него. Красноватое пламя взвивалось в небо, источая черный дым. Молодые люди прыгали через солому сквозь пламя. На них были странные костюмы и маски.
Без сомнения, и они так же хотели иметь свой праздник, как и богатые купцы, и, так как те иллюминировали ратушу, они иллюминировали улицу. Плясали, пели, кричали, прыгали с таким шумом, что могли разбудить всех обитателей соседних домов. Увидев подъезжавший фиакр, молодые люди весело и насмешливо закричали «виват!». Потешный огонь занимал всю середину улицы, так что карете невозможно было проехать.
– Она проедет! – закричали голоса.
– Не проедет! – закричали другие.
Танцующие и поющие опять принялись веселиться, окружив фиакр с диким воем и гиканьем.
– Я боюсь, – сказала Сабина.
– Это ничего, – возразил Жильбер. – Мальчишки забавляются. Поезжайте! – велел он кучеру, высунувшись из кареты.
– Берегись! – закричал кучер, размахивая бичом.
– Переезжайте через огонь! – послышался голос.
– Он должен проехать, – возразил другой.
– От этого посыпятся искры.
– Это будет забавно!
– А если он не проедет через огонь, то не проедет совсем.
– Нет, нет, он проедет.
– Поезжай!
– И я боюсь! – воскликнула Нисетта.
– Поверни, – обратился Ролан к кучеру, – и поезжай по другой улице.
Танцы и пение продолжались. Кучер хотел повернуть лошадей, но его не пускали.
– Надо проехать! – с гневом проговорил Жильбер.
– Не выходи! – вскричала Нисетта.
– Не бойся. – Жильбер отворил дверцу. – Пропустите нас, друзья мои, – сказал он.
– Прежде попляши с нами! – закричал высокий парень с безобразным лицом.
– В карете-то с ним – дамы, – сказал другой.
– Пусть и они потанцуют с нами!..
– Да-да!
К открытой дверце придвинулась толпа. Жильбер был не очень терпелив. Он схватил высокого парня, который кричал громче других, и оттолкнул его так сильно, что тот упал на мостовую и увлек в падении еще трех человек. Грозные ругательства посыпались в ответ на действия Жильбера. Он принял их, не отступив ни на шаг, и двое других упали возле тех, которые не успели еще подняться.
– Брат! – слабым голосом произнесла Нисетта.
– Жильбер! – вскричала Сабина.
Ролан бросился из кареты и одним прыжком очутился возле Жильбера. В эту минуту яркий свет осветил улицу – в костер была подброшена солома. Громкие крики раздались со всех сторон; внутри кареты стало светло как днем.
– Ах! – вскричала Сабина с ужасом. – Это тот самый фиакр, в котором меня везли, когда хотели убить…
Не успела она договорить, как открытая дверца захлопнулась, и лошади помчали через костер. Пылающая солома, затоптанная лошадиными подковами и каретными колесами, разбросала настоящий дождь искр. Затем яркий свет сменился темнотой. Карета, увлекаемая лошадьми, понеслась по направлению к кладбищу. Жильбер и Ролан вскрикнули и бросились за каретой, опрокидывая все, что встречалось им на пути. Но лошади скакали быстро. Не видно было кареты, не слышно