Рыцарь Леопольд фон Ведель
Шрифт:
— Значит, я с ними буду путешествовать?
— Это будет зависеть от взаимного соглашения и от того, что будет полезнее для вашего дела.
— Так надо же скорее уговориться с ними или вы, может быть, предпочтете выслушать сперва мнение вашего покорного слуги?
— Я сейчас велю позвать ваших нидерландских партнеров, а до их прихода вкратце сообщите мне ваше предложение. — Он сказал несколько слов дежурному офицеру, и тот удалился.
— Я советую вам, — начал Леопольд, — дать знать английским заговорщикам, чтобы они не предпринимали ничего до моего приезда в Лондон, сперва надо покончить с Оранским. Я его знаю лично, и потому мне будет легче подступиться к нему, нежели моим соучастникам. Пусть они будут под рукой, но на втором плане, если мне дело не удастся, они будут всегда наготове, если же я буду иметь успех, им легко будет бежать. Для себя же я прошу только отдельный корабль, который отвез бы меня в Англию тотчас после свершения убийства. Там я переговорю с английскими посвященными и тогда приступлю к исполнению второго поручения.
— Другими словами, вы хотите, чтобы честь обоих дел принадлежала вам одному! Это циничное презрение к смерти не столько удивляет меня, сколько возбуждает во мне подозрения. О вашем предложении не может быть и речи, мы не можем передать исполнение дела в руки одного человека! Надо быть осторожным, а то, пожалуй, ваша удивительная предприимчивость испортит давно задуманное дело.
Ответ Ладрона показывал, что он не очень-то надеялся на Леопольда. Действительно, испанец, хотя и поверил мнимому обращению Леопольда в католическую веру, но все-таки опасался, что он не будет иметь достаточно силы, чтобы поднять руку на Оранского, к которому Леопольд был близок в молодости и на которого недавно еще смотрел с благоговением. Это заставило Ладрона для большей верности отослать трех сообщников Леопольда — Николу Сольцедо, Иорецоя и Франциска Бацу — без него в Нидерланды. Герою же нашему он назначил ехать в Англию в сопровождении пяти немецких дворян, служивших теперь в его войске и желавших посетить Лондон. Но эти господа вовсе не спешили уехать, они хотели сперва полюбоваться празднествами, устраиваемыми испанцами по случаю взятия Лиссабона.
Таким образом, рыцарю пришлось ждать их и оставаться в бездействии. От нечего делать он каждый день с утра уходил из своей гостиницы, отправлялся бродить по окрестностям Лиссабона и неожиданно заразился чумой, появившейся в то время в пригородных селениях. Герой наш считал это праведным Божьим наказанием за то, что он, в бытность свою при испанском дворе, так бессовестно обманывал всех, выдавал себя за ревностного католика, исполнял все обряды католической церкви и даже довел богохульство до того, что исповедовался у одного священника, чтобы не подумали, будто он протестант. И все же он не мог воспрепятствовать исполнению страшного плана! Кроме угрызения совести, Леопольда мучила также мысль, что он в бреду откроет, может быть, ужасную тайну. Но, к счастью, боязнь заразы отогнала от него всех, кроме доктора и ходившего за ним слуги. Восемь дней герой наш страдал страшно, и болезнь все усиливалась. Наконец доктор объявил, что больному нельзя оставаться больше в шумной гостинице. Леопольда перевезли в частный дом, к одной фрисландке, потерявшей несколько недель тому назад своего мужа из-за той же заразы.
Благодаря заботливому уходу госпожи Дризер, Леопольд начал мало-помалу поправляться. Впрочем, вдова Дризер действовала не совсем бескорыстно. Леопольд понравился маленькой кругленькой фрисландке, нежное сердце которой не в состоянии было долго переносить свое вдовство, она решила, что рыцарь наш будет ее третьим мужем (двоих она уже похоронила). Можно себе представить положение Леопольда, осыпаемого ее непрошенными ласками.
С трудом удалось Леопольду объяснить прелестной вдове, что союз их невозможен, во-первых, потому, что он с прошлого года католик, во-вторых, потому, что он должен непременно ехать в Англию из-за важного поручения, возложенного на него королем Филиппом, за неисполнение которого с него взыщется очень строго, причем может пострадать и она, если испанцы узнают о ее близких отношениях с ним.
Природный ум фрисландки наконец восторжествовал над ее чувствами, она поняла важность этих причин и вскоре утешилась, выйдя замуж за почтенного гамбургского купца.
Когда Леопольд выздоровел, он узнал от дона Ладрона, что сообщники, посланные в Нидерланды, до сих пор не приступали к исполнению известного дела по желанию Филиппа II, который, оставив тайну, хотел в прокламации объявить о цене, назначенной за голову Оранского, и тем придать перед всей Европой этому делу некоторую законность.
В начале декабря 1580 г. Филипп II действительно подписал эту прокламацию, которой запятнал свое имя в глазах всего цивилизованного мира.
В середине того же месяца Леопольд сел на корабль, чтобы отправиться в Англию, как ему было приказано. Очутившись в открытом море, он вздохнул свободнее, будто вырвался из клетки. Корабль должен был сдать часть своего груза в городе Брюгге, во Фландрии, и таким образом нашему герою открылась возможность исполнить свое намерение, т. е. поехать в Нидерланды и предостеречь Вильгельма Оранского.
Приехав в Амстердам, Леопольд отправился к Оранскому и рассказал ему все, что уже известно читателям.
Принц обнял его.
— Вы сдержали, — сказал он, тронутый его откровением, — обещание, данное некогда в своей песне. Вы сделались Божьим орудием, чтобы отвратить беду от двух цветущих стран. Послезавтра вы должны ехать в Англию. Пусть Елизавета поблагодарит вас также за жертвы, принесенные делу свободы и правды.
— Вы очень милостивы, принц, — отвечал Леопольд. — Но мне невозможно ехать теперь в Англию, надо возвратиться на родину. Из Лиссабона написал я в свое родовое имение Кремцов, прося, чтобы мне прислали оттуда известия в Амстердам, на имя торговой конторы Опердез, с которой я вел дела по пересылке денег. Когда же я приехал сюда, я нашел письмо, извещавшее меня о смерти моего единственного брата Гассо. Мне следует поспешить к его вдове.
Оранский пожал руку Леопольду.
— Исполняйте же, что повелевает вам долг и родственные чувства. Ваше предупреждение дойдет через меня до Елизаветы. Если же вы когда-нибудь посетите Англию, вы можете быть уверены в дружеском приеме со стороны дочери Генриха VIII.
На следующий день Леопольд простился с Оранским, чтобы никогда больше не увидеться с ним. В феврале следующего 1582 года Сальцедо, Иорецой и Баца исполнили свое кровавое поручение и смертельно ранили Оранского.
27 марта рыцарь выехал в свой родной Кремцов, на башне замка, развевался черный флаг. Когда он вошел в зал, его встретила убитая горем Гертруда, с ней были и молодые девушки. Гертруда бросилась к нему на шею, и они вместе заплакали.
— Успокойся, милая Гертруда, — сказал наконец Леопольд, — успокойся! Бог дал его тебе, Бог и взял, но только на время. Оставайся же теперь у меня со своими дочерьми, живи у меня, как сестра и хозяйка, и предоставь твоим сыновьям отцовское наследство. Когда я умру, Кремцов также перейдет к твоим детям.
ГЛАВА ВОСЬМАЯ
Ирена
Вполне естественно, что горе и обманутые надежды заставили нашего героя бежать из Кремцова и начать снова жизнь скитальца, опасности и беспокойства которой отвлекали его от печальных дум. Но замечательно то, что после более или менее продолжительного времени, проведенного на чужбине, где он принимал участие в политических событиях, Леопольда манило на родину, и он жадно использовал каждый представляющийся случай, чтобы удовлетворить это желание. Так он отказался от почетного поручения поехать из Голландии в Англию и поспешил домой, хотя его присутствие здесь вовсе не требовалось, дела поместий Кремцова, Колбетца и Реплина находились в весьма хороших руках, потому что Николас Юмниц был отличный управляющий, а овдовевшая Гертруда вовсе в нем не нуждалась, тем более что дети ее были уже все взрослые.
Что же влекло его так неудержимо на родину? Леопольд сам не отдавал себе ясного отчета в этом чувстве, однако верно то, что несмотря на разрыв с Анной, в сердце его все еще жила надежда, очень может быть, что он стремился в Кремцов потому, что думал найти здесь Анну и помириться с ней при посредстве Гертруды, поэтому его сильно волновало известие, что канцлерша скончалась прошлой осенью, Анна же переселилась в Лондон к своему второму брату Валентину.
Узнав это, Леопольд затосковал в Кремцове, но ему стыдно было признаться в том Гертруде и племянницам, и он остался, и разделил с ними их тихую, однообразную жизнь.