Рыцарь Леопольд фон Ведель
Шрифт:
— Извините, но я в том сомневаюсь.
— Так ты воображаешь себе, что умеешь лучше меня проникать в характеры?
— Я этого не говорила, но я смотрю на герцога другими глазами!
— В таком случае, дай мне посмотреть на него по-твоему.
— Я знала одного, который был очень на него похож, он был только моложе и глупее!
— Ты говоришь о Буссо, который пал в Венгрии? Какие глупости!
— Вы напрасно так говорите. Я вас уверяю, что он очень похож на Буссо, только пламеннее его и вовсе не так непостоянен, как вы думаете. Он нарочно увивается около всех дам, чтобы обмануть герцога и заставить его думать, что никого не любит, а, между тем, он любит ту, за которой менее всего ухаживает, именно вас!
— Было бы трудно доказать это.
— Знаком вам этот почерк? — горничная вынула из кармана записку.
Сидония прочла ее и слегка покраснела.
— Две тысячи марок за право быть здесь в мое отсутствие!
— Он был уже здесь несколько раз и всегда утром, когда вы у герцогини. Я говорю вам, барышня, что последнее средство будет иметь успех. Он или умрет большим отшельником, чем Буссо, или же сделается вашим рабом — и таким образом исполнится ваше величайшее желание!
— Излишне повторять тебе, что, если это получится, я буду в состоянии сделать для тебя очень много!
— Посмотрим, исполнится ли это желание, по крайней мере, в отношении герцога. — С этими словами она повела Сидонию в спальню.
Едва успели они войти туда, как тихо раздался звонок в коридоре, затем служанка, сидевшая в передней, вошла в гостиную.
Как тихо ни позвонили, Сидония все-таки услышала. Она вошла в гостиную в необыкновенном волнении, Нина последовала за нею.
— Что такое, Эмма? — спросила Сидония служанку.
— Итальянский посланник очень просит, чтобы вы его приняли.
Лицо Сидонии приняло холодное выражение.
— Скажи его превосходительству, что я занята приготовлениями к сегодняшнему балу и очень сожалею, что не могу его принять.
— Они говорили, барышня, что должны сообщить вам что-то очень важное. Сообщение это, по словам посланника, может быть полезно для вас только теперь, завтра, даже сегодня, после бала, будет уже поздно!
Сидония взглянула вопросительно на свою поверенную.
— Понимаешь ли ты это?
— Не совсем, барышня. Но он, без сомнения, уверен в важности своего сообщения, а то бы так не говорил!
— Так ты думаешь, что следует принять его?
— Непременно.
— Ну, так проси его превосходительство войти, но затем не принимай никого, слышишь? Позаботься также проводить его потом из дому так, чтобы никто не заметил!
— Будьте спокойны, я исполню это также незаметно, как всегда. — Эмма исчезла.
— Уже темнеет, моя красавица, барышня. Прикажете зажечь свечи?
— Нет. Пусть горит только одна свечка на моем туалете. Я приму его здесь. Ты же притвори дверь в спальню и, если мне нужно будет войти туда, спрячься за занавесью.
Нина скрылась. В передней послышались легкие шаги. Камилло Мартинего вошел в гостиную, держа в руке небольшой пакетик. Он на минуту остановился, устремив пламенный взор на прекрасную обер-гофмейстершу, потом с жаром поцеловал ей руку.
— Извините, что я вас беспокою, но меня заставляет необходимость.
— Только поэтому и принимаю я вас, signor. Но прошу вас быть кратким, так как я должна еще заняться своим туалетом.
— Это очень жесткое требование, прелестная синьора, однако я постараюсь его исполнить, но прежде чем открыть вам, что меня сюда привело, позвольте мне сказать вам несколько слов?
— Хорошо, только поторопитесь.
— Но здесь так темно, неужели вы хотите лишить меня счастия любоваться вашей красотой!
— Сегодня на балу успеете налюбоваться. Садитесь.
— Надеюсь, что никто нас не подслушивает?
— Я бы хотела знать, кто это посмеет!
— Я не буду утомлять вас новыми вздохами, чтобы смягчить ваше сердце.
— Это очень разумно! Однако моя дружба была вам все-таки приятна, не правда ли, синьор?
— Но я желал бы прийти к какому-нибудь концу, жестокая!
— Так придем же к концу!
— Вы сообщили мне когда-то, в минуту откровенности, что из-за каких-то обстоятельств ненавидите семейство Эйкштедт, а еще более — рыцаря Веделя из Кремцова.
— Это правда.
— Рыцарь женится на сестре канцлера. Завтра последний уезжает с братом в Кремцов.
— Это тоже верно.
— Если мне удастся дать вам возможность удовлетворить свою ненависть самым блестящим образом, могу ли я надеяться, что вы меня за то наградите в полной мере.
— Я не думаю, чтобы у вас было такое средство в руках, но положим даже, что вы его имеете. Все-таки о награде может быть речь лишь тогда, когда средство нам будет не только знакомо, но и подействует!!
— Я раньше и не требую награды. Но кто поручится мне, что вы, воспользовавшись моим сообщением, не забудете наградить меня? Вы так холодны!
— Кто способен питать ненависть, синьор, никогда не холоден! Откройте мне ваше средство.
— Ну, так и быть. Один из итальянских кораблей, прибывший в Штеттин еще перед Рождеством со многими восточными товарами, привез также посылку из Сирии на имя рыцаря Леопольда фон Веделя.
— А! Он ведь был на Востоке. Эта посылка, верно, от одного из его тамошних друзей.