Рыцарь с железным клювом
Шрифт:
Володя, пока продолжался длинный Димин монолог, сидел недвижно, будто у него из тела вынули и мышцы, и кости, а вместо них под кожу набили какой-то дряни вроде оконной замазки. Он видел, какой поворот принимал его хитрый маневр. Да, нужно было молчать до тех пор, пока все не разъяснилось бы само собой: у Кита - его подделка, а подлинник - на трубах, в камине. "Если они меня раскроют, - подумал Володя, шестеренки сознания которого крутились, точно в ткацком станке, - то признаюсь, что все перепутал с испугу, и отдам им подлинного Боттичелли. А если не расколют они меня, то сам приду к тому... как его... к Белорусу этому, и мы поделим с ним выручку. Тогда мама, увидев деньги..." И Володя уже в который раз представил восхищение мамы, раскаявшейся, смущенной, возвращающейся в тот дом, откуда она недавно ушла.
Паук же, никак не отреагировавший на Димину страстную речь, вдруг повелительно сказал ему, сделав резкий жест ладонью, будто отгонял комара:
– Выйди-ка за дверь на пять минут. Позову...
И Дима тут же поднялся и покорно удалился из кабинета шефа, который уставился на Володю с любезностью крокодила, желающего проглотить кролика и завораживающего зверька своим ласково-пытливым взглядом.
– Мальчик, - со вздохом промолвил он, - ты нас не обманываешь, а? Подумай, ещё не поздно, не надо лгать. Может, ты придумал все об этих ночных посетителях музея? Уж больно невероятно, чтобы кто-то одновременно с нами тем же способом стал действовать. Может, ты кому-нибудь сказал о том, куда собираешься идти?
Володя, которого буквально прожигал до костей звериный взгляд Паука, сказал дрожащим голосом:
– Нет, я вас не обманываю и не думал никому об Эрмитаже говорить. Что я, дурак, что ли? Я все понимаю... Может... может... это Дима брякнул, а я-то тут при чем?
– Дима?
– удивленно взметнул кверху свои брови старичок.
– Ах да, Дима, понял! Ну а свою-то копию ты почему же не принес? А если ты её тем самым мильтонам передал, чтобы они её повесили, а настоящую картинку взяли да унесли, что тогда? Знаешь, у нас с плутами короткий разговор...
– Паук, понизив голос до шепота, наклонился через стол к Володе: - Электропаяльник представляешь? Знаю, представляешь. Так вот им не только паять можно, а ещё удобно очень у таких вот мальчиков всякие тайны выведывать - пихнешь раскаленное жало в одно место, вот и выйдет правда...
Володе казалось, что через несколько минут он или разрыдается и во всем покается, или, напротив, рванет отсюда со всех ног, чтобы позвать на помощь. Но последний вариант совсем не годился - догонят, каяться же тоже было равносильно самоубийству, поэтому, собрав в комок остатки своей воли, разбежавшейся было по всем уголкам его похолодевшего, сжавшегося тела, Володя заявил как можно спокойней:
– А вы меня не пугайте вашими паяльниками! Это ещё неизвестно, кто из нас плут: я, вы или Дима. А может, этот самый Белорус ваш! Всем вам, я вижу, охота друг друга надинамить да баксы в свой карман забрать! А мне и тех денег, что пообещали за "работу", хватило бы. Копию же я в камине оставил, потому что боялся - застукают. Разве не говорил я вам об этом?
Паук, казалось, твердым тоном Володи остался доволен. Он, видно, никак не предполагал, что этот худенький мальчик, услышав о паяльнике, сможет вести себя так хладнокровно и уверенно. Старик заулыбался примирительно и без тени плотоядности - почти искренне - и сказал:
– Ну-ну, верю тебе, верю. Только скажи, сколько же тебе этот... Дима пообещал?
– Десять тысяч долларов или "деревянными" по курсу, - не моргнув, ответил Володя.
– Ого-го!
– даже присвистнул от удивления старик.
– Да он что, очумел, что ли? Нет, милый, такой гонорар для тебя не предусматривался. Ну, тысяча "зеленых" ещё туда-сюда...
Понятно, что Володя, услышав о том, что его гонорар был на самом деле в десять раз меньше того, о каком говорил Дима, был огорчен и постарался выразить свое негодование как можно искренней.
– Что?!
– воскликнул он почти грозно.
– Да стал бы я за тысячу мараться! Я что вам, селедку из универсама уносил, а? Я что, не знаю разве, сколько вы за подлинного Боттичелли получите? Нашли идиота!
– Ладно, прикуси язык!
– цыкнул на него Паук, которого стал раздражать дерзкий тон жадного до денег мальчишки.
– Пока что мы делим шкуру неубитого медведя. Найдем картину - поговорим о другом гонораре. Хотя, если её вынесли другие, то стоит ли вообще вознаграждать твои труды? Ну, разве я не прав? Ведь ты, выходит, для дела не принес никакой пользы. А кстати, скажи-ка зачем тебе десять тысяч долларов?
– неожиданно спросил Паук, и Володя уже собирался было ответить ему в прежнем дерзком тоне, - не ваше, дескать, дело. Но вдруг он подумал, что для него будет гораздо лучше вызвать к себе симпатию этого негодяя, и мальчик откровенно поведал старику о том, что случилось в их доме и как он собирался вернуть назад свою мать. Володя внимательно следил за Пауком, полагая, что он отнесется к его рассказу с насмешкой, презрительно, однако старик слушал мальчика очень внимательно и даже уточнял некоторые детали. В конце истории Паук выглядел совершенно озабоченным, точно всей душой проникся бедой, посетившей семью мальчика. Помолчав и подергав себя за отвислую мочку уха, Паук с интересом спросил:
– Скажи-ка, а где работала твоя мамаша?
– А в Институте археологии. Научный сотрудник она...
– Ясненько!
– с живостью в голосе откликнулся Паук, будто сообщение Володи имело для него особое значение.
– Красивая такая, даже очень красивая, точно? На тебя, между прочим, похожа, с черными вьющимися волосами и маленькой такой бородавкой над левой бровью, да?
– С родинкой, а не бородавкой, - пробурчал Володя, пораженный точным описанием его матери. Мальчику вдруг именно сейчас стало куда страшнее, чем тогда, когда Паук пугал его раскаленным паяльником.
– Откуда вы знаете? еле шевеля губами, спросил Володя.
– Вы что, знакомы с моей мамой? Может...
– и мальчик замолк, страшно уязвленный внезапно явившимся предположением, может, она к вам и ушла?
Обнажая неестественно красивые вставные зубы из белоснежного фарфора, Паук громко и очень натурально рассмеялся:
– Нет, юноша, не ко мне! Я уже стар для того, чтобы уводить от мужей их жен, да к тому же не люблю я женщин, изменяющих своим мужьям. Когда-то меня самого жена покинула, в молодости...
– Когда вы не были ещё богатым?
– наивно спросил Володя и, видно, попал в самую точку, потому что Паук прекратил улыбаться и внезапно ожесточился, постарел лет на десять с виду и сказал очень сухо:
– Да, тогда... Короче, я ненавижу тех, кто изменяет, а поэтому никогда бы не доверился той женщине, которая покинула своего супруга. Но я знаю того, к кому ушла твоя мама, а потому скажу тебе, Володя, что вернуть её назад будет очень трудно, почти невозможно. Во всяком случае заработанные тобой деньги - это сущие пустяки в сравнении с тем, что может предложить тот мужчина твоей маме. К тому же он очень образован, он - барин с головы до ног и очень любит твою маму. А что ещё нужно женщине? А кем же был твой отец и её муж?
– Он на заводе кузнецом работает, - сказал Володя, догадываясь, что говорит сейчас то, что вызовет и большое удивление и ядовитую насмешку.
Но Паук ни удивляться, ни смеяться не стал, а лишь сказал:
– Ну, сам же видишь...
И в этой какой-то неопределенной реплике, холодной, равнодушной, мальчик прочел приговор своему отцу, безоговорочный и жестокий. Но сердце Володи, полное любви и жалости к обиженному, униженному отцу, мгновенно возмутилось против этого приговора, не желая мириться с тем, что чьи-то деньги могли сделать несчастным самого дорогого, самого близкого для него человека.