Рыцарь умер дважды
Шрифт:
— Прими… — шепчу я, склоняя голову. Ниже. Ниже. До самого пола.
Прими жертву, Страж. Примите, все, кто держит ее в плену. Верните мне мою сестру.
Я с рычанием мечусь и, наверное, напоминаю зверя. Ни Мильтон, ни жрица не решаются приблизиться, лишь глядят на меня с разных концов поляны: девчонка, так и не вставшая, потирает колено, а все силы моего друга, кажется, уходят на то, чтобы держаться на ногах. Его шрам кровоточит, хотя мой давно перестал. Это немного отрезвляет:
— Прости. Я забылся, док.
Досадливо опускаю глаза. Я не только напугал этих двоих, но и потерял время. Я должен был броситься за Мэчитехьо, и нагнать, и напасть, — может, я даже убил бы его. Но одно осознание: он следил, он узнал о плане и, как прежде, оказался умнее… это пригвоздило меня к месту, захлестнуло дурнотой. Счастье желанного воскрешения обернулось кошмаром слишком быстро. Эмма в плену. Попалась, как точно не попалась бы Джейн! Почему, почему? Если она пострадает, тот, ради кого я столько ее мучил, никогда мне этого не…
— Объясни. — Тяжелые руки Мильтона сжимают мои плечи. — Немедленно, Амбер. Это был он? Ваш вождь?
— Мой враг. — Тщетно пытаюсь понять, что выражает его непроницаемое лицо, столь же тщетно и фальшиво силюсь ободрить, обещая: — Я спасу ее. Я…
— Подожди. — Он легко меня встряхивает, продолжая пытливо глядеть. — Он же забрал ее неспроста. Зачем?
— Плевать! — В нетерпении я отпихиваю его руки. — Плевать, Мильтон. Когда он убил отца, тоже надо было интересоваться причинами? Он… — Догадка заставляет задохнуться в новом приступе злости. — Впрочем, знаю. Знаю, он думает, что иначе я струшу снова сразиться! Эмма — способ заманить меня в Форт, и надо сказать, хороший. Я отправлюсь туда. Сейчас…
— Нет. — Мильтон хватает меня снова, крепче и больнее. — Ты никуда не идешь.
Он должен трястись за свою почти дочку! Должен сам подгонять меня. Должен…
— Да какого дьявола?.. — Я едва выдерживаю взгляд, продирающий до костей.
— Он бы напал сейчас, если бы хотел битвы.
— Он не лишен благородства… — я усмехаюсь, вспомнив «милостивый» бой на ножах. — Картинного. Глупого. Он же издевается, дает время собраться с силами, чтобы…
— «Благородный» вызвал бы тебя на бой вслух. А вместо девочки схватил бы кого-то другого. — Пальцы касаются шрама, продолжения моего. — Равного. Например, меня. Он…
— Ты не знаешь его. — Невольно я повышаю голос и снова освобождаюсь, потираю левое плечо. — Что с тобой, почему ты его защищаешь?!
Ноздри трепещут, как всегда, когда Мильтон задет. Он ведь превыше всего ставит свою объективность. Все так же ровно он возражает:
— Я никого не защищаю, Амбер. Я пытаюсь разобраться, во что ты влез. Как и…
Влез. Я. Мысленно изрыгая проклятья, каких не бросают друзьям вслух, я обрываю:
— Много разговоров, слишком много. А между тем, девчонка…
— Эмма, — хмуро поправляет он. — Ее зовут Эммой. Ты ее не любишь, но говори о ней хотя бы с…
Этот формализм, это занудство! Всегда забавлявшие, ныне они непередаваемо злят. На волоске слишком многое, важное как для меня, так и для него, да хотя бы та, без кого я, как выяснилось, мог обойтись! Что, по сути, Эмма сделала, кроме как съездила в Гридли и чуть не угробила Мильтона этой спешкой? Ах да, попала в неприятности. Теперь я должен вытащить ее любой ценой, желательно с целым скальпом и…
— Мильтон, он зарежет ее! — я почти взвизгиваю, в свою очередь встряхивая его за плечи. — Не зарезал одну, так зарежет другую из этих чертовых сестричек, пока мы болтаем! Твое джентльменство не…
Я осекаюсь. Я понимаю, что сказал, по тому, как перекашивается его лицо.
— Не одну, так другую… — Мильтон, шагает вплотную, и я невольно отступаю. — Значит, Джейн он действительно не убивал… Ты знаешь это? А может, даже знаешь убийцу?
Он не верит, не хочет верить, но я ведь не посмею ему солгать. Я киваю и получаю резкий удар, от которого не загораживаюсь: на это у меня тоже нет права. Я просто падаю Мильтону в ноги и смотрю снизу вверх сквозь туман, шум, всполохи. Кровь заливает губы. На вкус она совсем иная, чем та, что лилась из шрама. Горчит.
— Ты обманул Эмму. — Он наклоняется, сжав кулаки до хруста.
— Но вождя обвинил…
…не я, а жрица.
— …Ты не рассказал мне, видя, как меня мучает та смерть!
— Да ты не верил даже, что я волшебник, ты бы…
Он не слышит. Да и есть ли смысл спорить?
— Ты не помог шерифу! И Андерсену! Чтобы было по-твоему? Чтобы мы бежали скорее к принцу за спасением и делали все, что ему надо? Ты… — руки бессильно разжимаются, — да какой ты волшебник? Ты тварь.
И я закрываю глаза, увидев, как он поджимает губы не в улыбке.
Я верил: не откроется, нет, не так. Я хранил тайну гибели Джейн; куда важнее казался я сам, я и моя свобода, а не убитая девочка-рыцарь, которой кто-то когда-то дорожил. Забавно… я действительно тварь. Для его Джейн, его города я не сделал почти ничего. Я вполне заслужил потерянное доверие, все, из-за чего теперь захлебываюсь и заикаюсь, привстав на локте.
— Все не так… я…
Наверное, Мильтон хочет ударить меня еще раз, но вместо этого вдруг со вздохом опускается рядом. На лице больше нет гнева; там разочарование, будто я — неразумный ребенок, с которого много не возьмешь. Не мужчина, не друг, не боевой товарищ. Никто.
— Черт возьми, Амбер, я просто не понимаю, как ты мог, как…
Он вскидывается — молча, но под взглядом замирает Кьори, ринувшаяся было к нам. Она хромает, вот-вот упадет, вся дрожит. Мильтон отворачивается, с брезгливой жалостью глядит снова на меня. Протягивает руку. Вытирает текущую из моего носа кровь. Это тоже не жест друга, лишь машинальное движение врача.