Рыцарь умер дважды

Звонцова Екатерина

Она перестала задавать мне вопросы. Вскоре она исчезла, а ныне мертва.

Но я всегда буду ее помнить.

И я обязательно найду ее убийцу.

ЧАСТЬ 2

ТРЕЩИНЫ

[ГОЛОСА ДВУХ СТОРОН]

Так отлетают темные души…

— Я буду бредить, а ты не слушай.

Зашел ты нечаянно, ненароком —

Ты никаким ведь не связан сроком.

А. Ахматова

1

КОГДА ЦИРК ПРИБЫВАЕТ В ГОРОД

[ВИНСЕНТ РЕДФОЛЛ]

Наше племя верило: нет дурных сезонов, как и дурного времени суток.

Природа прекрасна в каждом проявлении, просто иногда сурова. На судьбу не стоит роптать, а величайшая глупость — роптать на несвоевременно пришедшую вечернюю или утреннюю зарю. Но нашего племени больше нет, и как бы я ни берег часть его обычаев и верований, они неотвратимо ускользают, как ловкий лосось из нерасторопных рук. Вынужден признаться: ненавижу утро. Ненавижу саму необходимость подниматься с постели, спешку, чтобы вовремя покинуть дом, и вечное ощущение, будто земля горит прямо под ногами. Поразительно, что белые живут в этом ритме даже в столь маленьком поселении, как Оровилл. Мне не случалось бывать в крупных городах, но когда я представляю их темп жизни, видится нечто вроде преисподней.

Так и сегодня: оказалось трудно проснуться, не захотелось завтракать, как и часто в последнее время. Смутное предчувствие подгоняло меня. Оно не обмануло: в участке вместе с ночным дежурным меня дожидался Мартин Мердок, младший сынишка портового капитана. [17] Как и нередко, он выступил у отца посыльным, принес записку. Мистер Мердок сообщал о прибытии по Фетер «странного» судна: следовало оно к Сакраменто, принадлежало «каким-то театралам» и требовало, с точки зрения капитана, «ревизии», прежде чем быть допущенным в порт. Иными словами, Мердок не разрешил неизвестным швартовку и предлагал мне и подчиненным выступить в роли ищеек на предмет, как было указано все в той же записке, «подозрительных личностей и грузов».

17

Капитан порта — начальник инспекции портового надзора. Отвечает за безопасность судоходства в порту.

В другой раз это позабавило бы: плавучие театры, [18] хотя и распространены более на Юге, — не диковина и в Калифорнии. Традиционно взаимодействие города с ними ограничивается беглой проверкой документов, парой спектаклей и скорым отбытием суденышек, хозяева которых уверяются: публика Оровилла не охоча до искусства и не особо щедра. Репертуар гостей скуден и зачастую пошл, но безобиден, безобидны и они сами — пестрые бродяги с острым языком, своеобразным юмором и кучей скарба на борту. Так что, как правило, допотопные «театральные» кораблики не досматриваются детально, впрочем, теперь все изменилось. Настоятельная просьба капитана меня не удивила; я знал: у Мердока дочь, ровесница мисс Джейн. Таинственно умершей мисс Джейн, гибель которой лихорадит город. Так что, едва дождавшись рейнджеров, я изложил суть предстоящего дела. Плавучий театр, по словам капитана, нагло устроился в бухте ближе к стоянке племени. Туда мы и отправились. Не ожидая от гостей ничего дурного, я взял лишь двух человек.

18

Для США XIX века характерным явлением были плавучие театры, построенные на баржах и речных судах. Театры путешествовали по городам и давали представления на своих монтируемых сценах. Нередко капитан был и руководителем труппы. Спектакли представляли собой, как правило, смесь цирковых номеров, мелодрам, пантомим и бурлесков.

…И вот, сейчас мы разглядываем громоздкий трехпалубный корабль, высящийся подобием замка. Скорее даже это помесь замка с мельницей: о жерновах напоминает тяжелое, влажно поблескивающее гребное колесо. Борт обит крашеным деревом, тянется затейливый орнамент: разномастные мифические твари, меж которых прячется название — «Веселая весталка». Над верхней палубой, точнее, над венчающей ее затейливой башенкой, реют цветные флажки, особенно выделяется знамя Штатов: звезды блестят серебром. По-своему живописны даже высокие столбы — не мачты, скорее некие сценические конструкции. Хвост судна накрыт полосатым красно-белым навесом. Там, под пологом, различимы клетки с какими-то животными.

— Хм… — Лэр Линдон, мой темнокожий помощник, щурится на трубы, пускающие дымок. — Занятно. Не театралы, а… циркачи? Как бы попасть в гости, Винс, а?

Вопрос здравый: трап откинут, но нас не ждут. С холма, где мы находимся, видно пустой нос, вероятно, как и на большинстве подобных кораблей, служащий сценой. Пустота на обнесенных резными перилами палубах; ни движения на мостике. Судно кажется вымершим и при всей живописности выглядит угнетающе под серым небом, на еще более серой воде. Искусно нарисованные твари: фавны, сфинксы, морские змеи — чем-то отвращают, особенно в свете последних событий. Предпочитаю не делать прогнозов, но шансы подобной труппы заработать в нашем городе еще ничтожнее, чем у братьев по ремеслу, уродующих Шекспира.

— Ладно. — Первым трогаю коня с места, пускаю по тропе вниз. — Решим.

— А что решать! — бодро гаркает Дэйв, рейнджер из последнего набора, и лезет за пояс. — Надо поздороваться! Хорошенечко!

И он палит в воздух из револьвера. Звук гулко раскатывается по округе и тонет в плеске.

— Приятель, легче! — Линдон потирает ухо. — А ну как они примут нас за бандитов и уложат в упор?

Мне тоже не по душе горячие приветствия. Дэйв хороший малый, но делает все слишком громко. Унаследовал прямоту от отца, начальника тюрьмы, для которого почти весь род людской составляют преступники, не заслуживающие церемоний. На замечания нет времени: на нижней палубе кто-то показался, машет рукой. Делаю своим знак остановиться и спешиться; последние футы берега мы пересекаем пешком. Золотые и серебряные знаки на нашей одежде различимы издали и призваны убедить, что опасаться нечего.

Возле добротно сбитого трапа — человек с винтовкой за плечами, подпоясанный тканым кушаком. Он выглядит мирно; скрестив у груди могучие руки, дружелюбно наблюдает за нами свысока и даже ухмыляется. Лэр тихонько присвистывает и бормочет:

— Святой Ник, прости Господи.

В образе незнакомца вправду есть что-то общее с «рождественским стариком»: крупное сложение, седина, густая борода. Кончики лихих усов выкрашены почему-то в красный; красный преобладает и в одежде: такого цвета сюртук с золотыми галунами, и вельветовые штаны, и бусины на голенищах сапог. Глаза голубые — чуть раскосые, маленькие, сейчас еще и прищуренные. Мужчина изучает нас по очереди и склоняет кудлатую голову к плечу.

— Законники… — тянет он с выразительным южным акцентом. — Настоящие господа этих краев. Благодарствую за салют, всех зверей перебудили.

Он прав: в хвосте судна слышны рыки. Волков? Львов? Незнакомец перехватывает мой взгляд и безошибочно угадывает мысли.

— Рыси, сэр. И койоты. Не считая змей да попугая-предсказателя, это все наше зверье. Медведи — прошлый век, экзотические твари капризны, а слон… хм… знаете, я бы завел слона с удовольствием, да только где его держать? — Глаза весело сверкают. — Клянусь, человек, который выведет карликовую породу слонов, озолотится.

Произнеся все это, он озирается, прислушивается и доверительно прибавляет:

— А вообще мало пальнули. Мои тунеядцы и не думают продирать глаза. Ладно… плевать. — Он делает навстречу шаг. — Огюст Бранденберг, господа. Бранден-берг. Капитан-директор этой посудины. Добро пожаловать на борт.

Он отвешивает полный достоинства поклон, одновременно подхватывая и покрепче подвязывая кушак. Мои парни, озадаченные многоречивостью незнакомца, стоят как вкопанные. Я справляюсь с замешательством первым и в свою очередь подступаю ближе.