Рыцарь XX века(Повесть о поэте Абд ар-Рахмане аль-Хамиси из долины Нила)
Шрифт:
— Ты очень добра, Бадиа. Но я не могу воспользоваться твоей добротой. Мужчина должен сам добывать свой хлеб. Недостойно мне быть иждивенцем.
Они простились. Больше аль-Хамиси не встречал Бадии, своей первой любви, светлой и чистой.
Бездомный Абд ар-Рахман аль-Хамиси ночевал на бульварах. На восходе солнца он вскакивал со своей узкой скамьи, брал портфель и отправлялся искать работу.
Вчера ему обещали временную работу корректора в одной маленькой, захудалой газете. Он пришел в редакцию за несколько часов до открытия, неподалеку — кафе «Баб аль-Хальк», здесь пили кофе журналисты, но Абд ар-Рахману не на что было выпить кофе, и он ходил вокруг дома, чтобы убить время.
Кто-то окликнул его. Неужто Ахмед-Мухаймар, старый школьный товарищ? Откуда? Не ожидал такой встречи! Они радостно обнялись. Ахмед тоже раньше сочинял стихи. Есть о чем поговорить.
— Поздравляю, Абд ар-Рахман! Тебе повезло! Ты сразу забрался на Олимп. Я рад! Только что прочел в журнале «Аль-Рисаля» два твоих стихотворения.
Ахмед сиял от восторга, он искренне рад, обнимал и целовал аль-Хамиси, не ведая, что принес другу необыкновенный сюрприз.
— Покажи журнал! — попросил Абд ар-Рахман. — Я его еще не видел.
Он схватил журнал, быстро раскрыл. «Я и ты» напечатано. А вот и другое стихотворение. Удивительно! Может быть, еще напечатают? Ведь он послал не менее десятка своих стихов.
— Я никогда не был в этой редакции, — признался аль-Хамиси. — Послал стихи просто так. Без всяких надежд. Там печатают известных богатых, а я для них — никто.
— Но ведь печатают! В таком журнале! Иные десятки лет добиваются этой чести, а ты удостоился в начале пути. Хороший признак. Пойдем в кафе, посидим, поговорим. Тут должны прийти мои товарищи. Им нужны какие-то песенки для фильма. Платят мало, но все же. Хочешь подработать?
Ахмед-Мухаймар вдруг обратил внимание на печальное лицо друга.
— Очень хочу. Я пока еще не у дел. Нет постоянной работы. — Абд ар-Рахман не стал рассказывать о своих бедах, о том, что нет крыши над головой и кофе в этом дешевом кафе ему недоступно.
— Я заплачу. Пойдем.
Друзья заняли столик и заказали кофе. В ожидании его Ахмед-Мухаймар снова открыл журнал и прочел:
Я — небо А ты — луна. Зачем ты удалена Во мрак беспредельной дали От ярких моих лучей, От жаркой груди моей? Просторы небес в печали, Они по тебе скучают, Зачем тебя спеленали Свивальники злых ночей? Тенета их разорви И мир мой, осиротевший, Покинутый, опустевший, Сиянием оживи!..Хорошо! — сказал он. — У тебя талант.
Пришли товарищи Ахмеда. Познакомились, посмотрели журнал, пришли в восторг.
— Что же ты молчал, Ахмед, не сказал нам, что знаком с таким хорошим поэтом! — Молодой человек с крошечными черными усиками и темными лукавыми глазами с укоризной обратился к Ахмеду. А потом пожал руку аль-Хамиси и тут же предложил написать для фильма десять песен.
— Я должен познакомиться с сюжетом фильма, когда можно это сделать? — Аль-Хамиси уже решил, что при любых обстоятельствах возьмется за эту работу, но счел нужным предупредить, что напишет лишь в том случае, если ему понравится замысел сценариста.
— Сейчас все узнаешь! — воскликнул молодой кинодеятель с черными усиками. Заказал кофе, закурил сигарету и стал рассказывать малопривлекательный сюжет.
Аль-Хамиси делал себе какие-то пометки. Дослушал. Подумал, что продает душу дьяволу, но тут же сказал, что песни будут готовы к завтрашнему утру.
— Так скоро? — обрадовался заказчик. — Это нас устраивает! Только должен тебя предупредить, нужна моя подпись. А что касается оплаты, я думаю, ты не взыщешь.
Полфунта за песню. При такой быстрой работе можно хорошо заработать.
Последние слова Абд ар-Рахман пропустил мимо ушей. Его мучила мысль о том, что негде сесть писать. На скамье в парке не напишешь.
— Уговорились! — сказал аль-Хамиси и поднялся, чтобы проститься.
Когда Абд ар-Рахман скрылся в дверях редакции маленькой, ничтожной газетки, Ахмед-Мухаймар обрушился на товарищей с упреками:
— Как вам не стыдно! Как можно так нагло грабить человека. Я знаю, вы получите по десять фунтов за песню, а человеку, который в нужде, вы даете полфунта. Нет у вас совести!
— За ночь заработать пять фунтов — совсем неплохо, — заметил лукавый молодой человек с черными усиками.
Второй, меланхолически настроенный, с бородавкой на правой щеке, что-то искал в своей папке, а потом вытащил рукопись и сказал, что завтра же предложит этому поэту написать песни для нового сценария.
— На этот раз, — предупредил он товарища, — будет стоять мое имя под песнями.
Молодые люди были на побегушках у маститого постановщика и выполняли его поручения. Сейчас им досталась легкая пожива, они были довольны. Ахмед, рассерженный и возмущенный, сухо раскланялся и подумал, что только беда может заставить талантливого поэта продавать свое имя бездарным дельцам.
Всю ночь Абд ар-Рахман писал песни для фильма. Вспоминая сюжет, он подумал, что грех ему писать стихи для такого бездарного фильма, но что делать? Сегодня он пристроился в этом темном углу железнодорожного вокзала, а завтра?
Громыхали поезда, сновали люди с мешками и корзинами, плакали дети. В этом зале третьего класса был нестерпимый, устойчивый запах чеснока и лука. Кто-то учинил драку, бился в припадке эпилептик, а он писал.
Рано утром аль-Хамиси уже бродил вблизи кафе «Баб аль-Хальк». Он устал. От бессонницы и голода кружилась голова. Но впереди была надежда на какие-то перемены.
Может быть, небольшие, но все же…
Вот и заказчики. Они прочли песни и ласково поглядели на поэта.
— Получай пять фунтов!
Абд ар-Рахман посмотрел на довольное лицо с усиками, и ему показалось, что перед ним хитрый кот, завладевший миской сметаны.
— Прочти сюжет другого фильма, — предложил меланхолик, протягивая папку. — Можешь взять с собой эту рукопись. Нужно двенадцать песен. На этот раз в титрах должно быть мое имя. Оплата такая же.
— Согласен!
Абд ар-Рахман забрал папку и подумал о том, что напрасно мама говорила, будто в наше время нет рабов. Есть даже литературные рабы. Она бы опечалилась, узнав, что ее сын в числе этих безымянных исполнителей чужой воли. Они тратят свой талант на проходимцев, но иначе ведь не проживешь.