Рыцарь
Шрифт:
– Крыша…
– При чём тут крыша?
– У нас говорят: «Крыша поехала». А в каком году это случилось?
– Девятнадцатого сентября тысяча девятьсот сорок четвёртого года. Дату я точно запомнил.
– Выходит, ты против СССР воевал? Против русских?
– Тише! Не воевал я, ни одного человека не убил. Дальномерщиком я служил на батарее.
– Хочешь узнать, чем всё закончилось тогда?
– Конечно!
– Вы, немцы и Гитлер, войну проиграли. Русским немного помогли американцы и англичане, но они бы и сами Германию одолели. В мае тысяча девятьсот
– Гитлера и его сатрапов осудили?
– Нет, он застрелился, предварительно отравив Еву Браун цианистым калием. Геббельс и некоторые другие нацистские бонзы тоже покончили с собой.
– Вот теперь я верю, что ты оттуда. Здесь никто о Гитлере и Геббельсе не знает и знать не может. А дальше что?
– Германию разделили на Восточную и Западную, а потом и СССР распался на несколько государств; Германия же, наоборот, вновь объединилась. Теперь она торговый партнёр России.
– С ума сойти! – Конрад взялся за края чашки и выпил остатки шулюма. Заел куском пирога.
– Анри, а может, мы оба – того? – Он покрутил пальцем у виска.
– Я, конечно, не врач. Но думаю, психи не знают одинаковых имён и фактов в своих бреднях.
Глава 8 «ТУГОРКАН»
– А теперь ты о себе поведай, – потребовал Конрад.
– Я русский, и зовут меня Алексеем. Жил значительно позже тебя, в две тысячи тринадцатом году. Как сюда, в это время попал, и сам не понял. Меня монах приютил, который в повозке крестоносцев сопровождал. Когда недалеко от неё рыцарь больной умер, я взял его одежду, оружие и грамоту о дворянстве.
– Рассказать кому – не поверят!
– А ты и не говори. Сам понимаешь, мы люди из другого времени и здесь оказались случайно. Божьим промыслом или шуткой судьбы – не знаю. Но выживать надо, потому я и в дружине у Владимира Мономаха.
– Я ведь историей никогда не интересовался, в фантастику не верил. Обычный бюргер – и вдруг такой поворот. Слушай, а может, мы оба… того… померли? Не ранило меня, просто мы с тобой оба на том свете?
– Ты полагаешь, что потусторонний мир именно таков? Я его представлял совсем другим. Райские кущи, светло, тепло, души умерших должны быть рядом – и никаких войн. А что мы видим? Половцы, кровь, боль, трофеи. Нет, мы с тобой на этом свете пока, только в другом времени, в прошлом. Однако интересно, что попали оба в одно время, хотя жили в разные годы.
– Жить можно и здесь. Мне на той войне, при Гитлере, лучше не было – здесь хоть не бомбят. По своим только скучаю. Я не женат, не успел семьёй обзавестись. Но родители-то живы были!
– После войны столько лет прошло…
– Хочешь сказать, умерли уже? Плохо, что мучились они в неведении. Если я здесь, то тела моего там, в тысяча девятьсот сорок четвёртом, не нашли. Не убит, не ранен – пропал. Командование наверняка меня в дезертиры записало.
– Могут посчитать, что тебя бомбой в клочки разорвало.
– Да? Я об этом как-то не подумал. Дезертиром быть не хочу. Я не герой, в СС не служил, но и трупом числиться не желаю.
– Успокойся. О тебе, как о миллионах других, уже забыли.
– Домой вернуться хочу – даже если на одну минуточку, хоть одним глазком посмотреть, что с домом моим стало, с родителями. Увы! – Конрад опустил голову, чувствовалось, что он переживает.
– Я и рассказать о случившемся никому не мог, ты первый.
– У меня аналогичная ситуация. Зови меня по-прежнему Анри, чтобы никто ничего не заподозрил.
– Давай выпьем за возвращение.
– Давай, только не так, как вчера.
Они заказали вина. Принесли яблочное, довольно посредственное. Не наступило ещё то время, когда купцы стали возить на Русь вина фряжские да италийские.
Чокнулись кружками, выпили.
– За то, чтобы мы оба вернулись домой, – сказал Алексей.
– Только не на войну! Там страшнее было. Здесь много зависит от твоего опыта, мастерства владения мечом, товарищей твоих. А там прилетит сверху бомба или снаряд – как от них укрыться? Тут честнее, проще, если хочешь – порядочнее. Крови и здесь хватает, этого не отнять. Жёстко, порой жестоко – но честно. Иногда я чувствую, что мне нравится этот мир. Вот только бы посмотреть на своих, а лучше – весточку оставить.
С небольшим перерывом они сидели за столом до обеденного времени. О многом успели переговорить. Конрад был любопытным и расспрашивал обо всём – образе жизни, машинах, правителях.
– Сталин-то куда делся?
– Умер в тысяча девятьсот пятьдесят третьем году и похоронен на Красной площади в Москве.
О том, что Сталин какое-то время лежал в Мавзолее и уже оттуда был вынесен и захоронен, Алексей благоразумно умолчал. Сейчас Конрад вызывал у него двойственное чувство. С одной стороны – боевой товарищ, единственный друг его в этом времени; с другой – он солдат вермахта, и с ним запросто мог воевать дед Алексея. Странные выкрутасы порой делает жизнь.
Они договорились периодически встречаться: ведь гонцы курсировали между Воином и Переяславом пару раз в месяц, и можно было напроситься на поручение. И ещё: держать язык за зубами, что бы ни случилось.
К вечеру Алексея вызвал воевода:
– Послание князю готово. Завтра с утра выезжай. Мономаху поклон низкий от меня передай, а на словах – жалованье бы нам, обносились.
– Всё исполню в точности.
Утром, после завтрака – гречневой каши и пшеничных лепёшек – Алексей обнял Конрада:
– Желаю удачи! Выживи, как брат прошу!
– И ты тоже! – Конрад хлопнул его по плечу и придержал лошадь за уздцы.
Алексей выехал за ворота. Застоявшаяся лошадь сама пошла рысью.
Уже отъехав порядочно, Алексей обернулся: с надвратной башни один из воинов помахал ему рукой. Из-за расстояния лица видно не было, но Алексей знал – это был Конрад. Алексей тоже взмахнул рукой.
Дорога пошла через балку, потом свернула в сторону, и городка уже не было видно.
Алексей пустил коня вскачь и так ехал пару часов, но потом лошадь притомилась, сама стала сбавлять ход и постепенно перешла на шаг. Алексей её не подгонял.