Рыцари пятого океана
Шрифт:
2 марта в 8 часов 15 минут заговорили пушки. В артиллерийской подготовке участвовало 34 дивизиона. Продолжалась она до 10.00. Незадолго до ее окончания мощный десятиминутный удар по вражеской обороне нанесла авиация. В воздух были подняты все самолеты армии. А ровно в десять часов ударная группировка ринулась в атаку. Бойцы двигались по пояс в снегу, волоча за собой пулеметы, артиллерийское вооружение. Драться приходилось за каждый метр.
Наступление советских войск активно поддерживала авиация. Она уничтожала с воздуха укрепленные узлы врага, скопления его живой силы, препятствовала подвозу подкреплений.
Конец войны наступил неожиданно. Помню, я находился на каком-то аэродроме. Подбегает дежурный по части и передает:
— Только что звонил командующий. Вас просят срочно прибыть в штаб армии.
Через час я был уже на месте. Иван Иванович Копец подал мне телефонограмму:
— На, читай.
Я впился глазами в неровные строчки и, признаться, не сразу поверил написанному: «В соответствии с договором между СССР и Финляндией о прекращении военных действий и о мире между обеими странами, на основании приказа Ставки Главного Военного совета боевые действия на всем фронте армии с 12.00 по ленинградскому времени 13 марта прекратить».
Основной козырь, каким империалистическая реакция считала Финляндию на севере, был выбит из ее рук. Наша граница отодвинулась далеко от Ленинграда.
ВОЙНА НАРОДНАЯ
ГРОЗА ИДЕТ С ЗАПАДА
Накануне Великой Отечественной войны я служил в Прибалтийском военном округе заместителем командира 6–й смешанной авиационной дивизии по политчасти. В ее состав входили шесть полков: 21–й и 148–й истребительные, 241–й штурмовой, 31–й и 40–й бомбардировочные и 312–й разведывательный.
Кроме того, в стадии формирования находились 31, 238 и 239–й истребительные и 61–й штурмовой полки.
Такая насыщенность Прибалтики авиацией объяснялась тем, что обороне северо — западного рубежа, прикрывавшего жизненно важные центры нашей страны, уделялось серьезное внимание. Каждый из нас, воинов приграничного округа, отчетливо сознавал, что он находится па боевом форпосте, почти в непосредственном соприкосновении с вероятным противником.
К тому времени в нашей дивизии, как и в других соединениях, началось обновление самолетного парка, а также реконструкция старых и строительство новых аэродромов. Но процесс перевооружения проходил довольно медленно. И это легко понять: авиационная промышленность только еще начинала перестраиваться на производ ство более совершенной техники и, естественно, в короткий срок не могла обеспечить ею боевые части.
Все это наложило своеобразный отпечаток на боевую подготовку и характер партийно — политической работы в полках. Личный состав знакомился с новыми образцами самолетов, настойчиво изучал опыт хасанских боев и войны с Финляндией, готовился дать врагу достойный отпор, если он нападет на Советскую Родину.
В том, что рано пли поздно нам придется драться с фашистской Германией, пожалуй, мало кто сомневался. В результате мюнхенского сговора уже состоялся империалистический раздел Чехословакии, немецкие полчища оккупировали Польшу.
Командиры и политработники 6–й дивизии всеми формами и средствами разоблачали звериный облик германского фашизма, призывали авиаторов быть бдительными, внимательно следить за происками агрессора, несмотря на то что 23 августа 1939 года между Советским Союзом и Германией был заключен договор о ненападении, а 28 сентября — договор о дружбе и границе между СССР и Г ерманией.
Как-то вечером я задержался в кабинете комдива Ивана Логиновича Федорова. Предстоял партийный актив, на котором он должен был выступить с докладом. Мы посоветовались, кое-что уточнили. Затем начался доверительный, чисто товарищеский разговор, какие нередко возникали между нами. Федоров был прямым человеком и говорил со мной всегда откровенно.
— Слышь, замполит, — «слышь» было его любимым присловием, — что будем делать дальше? Ну, выступлю я перед коммунистами, расскажу им о последних установках и директивах: не поддаваться, мол, на провокации, нам нужно выиграть время, а оно, как известно, работает на нас, и так далее. А потом? Немецкие самолеты все чаще нарушают государственную границу, ведут воздушную разведку, а катера, как тебе известно, заходят в наши территориальные воды. Открывать огонь по нарушителям запрещено. Единственное, что нам разрешается — подавать крылышками сигналы: пожалуйста, приземлитесь, господа фашистские летчики. Но ведь ни один экипаж еще нз подчинился этим вежливым командам…
Иван Логинович говорил горькую правду, и на его вопрос ответить было очень трудно. Собственно, такой во прос — а что же дальше? — возникал у многих. Как-то я был на одном из аэродромов. Летчик, только что ходивший на перехват немецкого самолета, страшно негодовал:
— Фашисту надо не условные сигналы подавать, товарищ полковой комиссар. Плевал он на эти сигналы. Огнем бы его, сволоту, проучить!
В душе я был согласен с летчиком. А что ему сказать, чем утешить? Вот и теперь вместо ответа командиру дивизии сочувственно говорю:
— Да, что-то неладное творится, Иван Логипович. Над Либавским и Виндавским аэродромами снова кружились немецкие разведчики.
— Верно, неладное. Что же дальше будем делать? — отозвался он. — Слышь, Андрей Герасимович, я сегодня кое — кому намекнул: на договор с немцем надейся, а сам в случае чего — не плошай. Как думаешь, правильно?
— Да, оружие надо держать наготове. Я тоже как следует потолкую об этом с политработниками.
О том, что фашистская Германия готовится к нападению на СССР, не скрывала и зарубежная пресса. Сообщения на этот счет появлялись в заграничных газетах одно за другим.
…Вскоре в округе состоялись большие учения. Мы играли в войну: шуршали в штабах картами, наносили на них условные знаки, писали легенды и политические донесения. А немецкие самолеты тем временем все нахальнее залетали на нашу территорию и, зная, что они все равно останутся безнаказанными, фотографировали аэродромы, железнодорожные узлы и порты, будто свои учебные полигоны.
Все ожидали: вот — вот поступит распоряжение о том, какие необходимо принять меры в сложившейся ситуации. Но вышестоящие штабы молчали. И только накануне 22 июня получаем наконец указание рассредоточить самолеты по полевым аэродромам и тщательно замаскировать их. Но было уже слишком поздно…