Рыцари свастики
Шрифт:
— При чем здесь твой дядя? Разве так можно шутить?
— Я не шучу. — Ингрид села на кресло и вынула пачку «Марльборо» 35 . Пауль поймал себя на том, что слишком откровенно разглядывает ее красивые длинные ноги.
— У меня есть поручение от дяди для Буби.
— Я весь внимание.
Миндерман даже подтянулся.
— Дядя просил передать, что он отлично устроился в Испании. Точное местонахождение свое он не сообщает, чтобы к нему не навязывались наши туристы. Он был хорошо принят Отто Скорцени и работает с ним в полном контакте. Благодаря ему дядя установил хорошие связи с нашими людьми в Чили, Аргентине и Парагвае. Он передает, что везде высоко оценивают деятельность НДП, просят не зарываться и учесть опыт Социалистской имперской партии. В Испании создан Круг друзей НДП. Дядя обещает, что к осени на счет партии будет переведена некоторая сумма. Цифру он не назвал, но сообщил, что на гессенские и баварские выборы этого хватит.
35
«Марльборо» — сорт американских сигарет.
— Послушай, Ингрид. Это прекрасное известие. Я готов тебя расцеловать. Разреши как коллеге по работе.
И Миндерман прильнул к ней. Но она позволила лишь прикоснуться к щеке и отвела его голову руками:
— Какой ты нетерпеливый! Для этого еще будет время.
Даже Миндермана, видавшего виды, покоробил ее абсолютно бесстрастный, холодный голос.
— А сейчас ты срочно сообщи обо всем Буби. И спроси его, что передать дяде. Связной уезжает через четыре часа. Я жду тебя здесь.
Миндерман поднялся и спешно направился в «Шварцвальдхалле», к Адольфу фон Таддену. Но прежде ему нужно было найти Рихарда Грифе. Только он мог устроить ему эту встречу.
…Рихард Грифе расположился в маленькой уютной кают-компании. Напротив сидел довольно молодой человек с огненно-рыжей шевелюрой.
Было около 11 вечера. Они пили шотландское виски «Король Георг IV».
— Значит, ничего не вышло? — спросил Грифе.
— К сожалению, он оказался тверже, чем мы думали. Несколько дней он почти не спал. У него была временная потеря зрения. Но продолжать бесполезно — он впал в забытье.
— Это не очень отрадные новости. Неужели ничего нельзя было применить?
— Вы несправедливы, господин Грифе. Ребята предлагали более эффективные меры. Но вы сами не позволили. Ваше условие — никаких следов пыток — сильно ограничило наши возможности.
— Да, но вы же должны понять ситуацию. Биркнер довольно известный журналист. Поднялся бы шум в печати. Начались бы расследования. Всегда найдутся люди, которые начнут склонять в этой связи наше имя. Мы не можем позволить себе такой роскоши.
Грифе замолчал и задумался. Он медленно вращал стакан с виски, дожидаясь, пока растает лед.
— Мне все-таки хочется самому взглянуть на него. У вас найдется запасная маска?
— Конечно.
— Тогда пусть его приведут сюда.
Рыжий пожал плечами и подошел к двери. Темный квадрат июньской ночи ворвался в освещенную каюту. Рыжий, стоя на пороге, отдал отрывистую команду.
Затем он закрыл дверь и взял с полки черную маску с прорезями для глаз.
— Пожалуйста.
— Спасибо.
Воцарилась тягостная тишина. Только сейчас Грифе понял, что рыжий воспринял его просьбу как некое недоверие к себе. Но он не мог принимать в расчет такие тонкости: ему предстояло докладывать об этой неудаче крупным людям, и он хотел сам посмотреть на Биркнера.
Ввели Вальтера. Грифе вздрогнул. Перед ним было совершенно черное лицо, небритое, покрытое следами копоти и пыли. И в пол-лица красные, воспаленные глаза, выражавшие ненависть и презрение. Грифе кивнул рыжему. Тот сухо спросил:
— Господин Биркнер, еще раз предлагаю подписать заявление о раскаянии. И ваша кошмарная жизнь кончится.
Биркнер молча смотрел на них. После паузы, которая показалась Грифе нестерпимо длинной, он лишь слабо покачал головой. Чувствовалось, что он сильно ослабел и не падал только потому, что его крепко держал за плечо здоровенный парень с тупым выражением лица.
Грифе стало немного не по себе, и он махнул рукой.
— Уведите, — бросил рыжий.
Биркнера вывели. Грифе налил полный стакан виски и залпом выпил. На палубе послышалась крепкая ругань, шум и всплеск воды. Рыжий выскочил и тут же влетел совершенно растерянный.
— Биркнер за бортом!
— Что такое? — заревел Грифе.
— Он плюнул в лицо конвоиру. И тот не выдержал, сбил его с ног ударом кулака. Но не рассчитал, и Биркнер перелетел через борт.
— Идиоты! Что вы наделали? Срочно шлюпку на воду и вытащить его.
— Бесполезно, господин Грифе. У него связаны руки, и он как камень пошел на дно. А течение его уже утащило далеко.
— Срочно всем покинуть судно.
Грифе вскочил в соседнюю каюту, где остался его пиджак. В каюте светился глазок радиоприемника, и голос диктора вещал: «А теперь послушайте краткую запись выступления Фридриха Тилена, председателя НДП, на митинге, который состоялся сегодня в заключение работы съезда и на котором присутствовало более пяти тысяч человек».
Грифе на минуту остановился и застыл на месте. Раздался знакомый напыщенный голос Тилена:
— Мы, национал-демократы, в соответствии с нашими убеждениями поддерживаем парламентскую демократию… Мы объявляем себя сторонниками основного закона Федеративной Республики Германии, так как он создает предпосылки для обеспечения жизненной демократии в Германии…
Грифе выключил радиоприемник и выскочил из каюты.
Поиски друга
Хорст Вебер два дня не находил себе покоя. Буквально в течение каждого получаса он звонил Вальтеру, но телефон молчал. Слабое беспокойство, появившееся вначале, росло с каждым часом, вызывая тысячи самых невероятных предположений, догадок, подозрений. Наконец, к вечеру второго дня, когда он опросил всех друзей и знакомых Биркнера и нигде не смог получить о нем никаких сведений, первоначальная неясная тревога окончательно уступила место твердому убеждению, что с Вальтером что-то стряслось. Хорст метался, растерянный, не зная, что предпринять. Более всего его мучило то обстоятельство, что не с кем было посоветоваться. Знакомые Биркнера успокаивали его, заявляли, что Вальтер явится через день-другой из какой-нибудь загадочной поездки. Все привыкли к его непоседливости и неожиданным предприятиям. Иные, может быть, и сами подозревали что-то недоброе, но продолжали успокаивать и себя и других, чтобы не доставлять дополнительных хлопот. В эти дни Хорст, как никогда, убедился, что многие люди окружили себя панцирем бодрячества и спокойно устроились в своей обители, предпочитая, чтобы им никто не досаждал в их размеренной растительной жизни — ни друзья, ни обстоятельства, ни собственная сонная совесть. Были и такие, кто даже осуждал Хорста за его беспокойство, за то, что своими вопросами он искал их сочувствия и пытался сделать их возможными свидетелями предполагаемого несчастья. Редактор «Ди Глокке», которому он позвонил и высказал свои опасения по поводу Вальтера, громко заорал в ответ:
— Вы плохо знаете Биркнера! Он сейчас где-нибудь откапывает отличный материал и еще удивит всех очередной сенсацией.
За уверенным тоном редактора пряталась явная досада на Вебера, который пытался вовлечь его в переживания и опасения, не входившие в круг его обязанностей и не запланированные в распорядке его дня.
И Вебер решил действовать в одиночку. Он должен отправиться на поиски исчезнувшего друга. Это для него было абсолютно ясно. Оставалось решить главное — где искать Вальтера.