Ржавые листья
Шрифт:
На берегу Зоряна обернулась, махнула рукой древлянским кметам и зашагала, утопая в грязи по щиколотку, к лесу. Кормчий озадаченно покрутил головой и крикнул ватажным:
— Пошли!
Те дружно налегли на шесты, лодья отвалила от берега и, подхваченная течением, плавно пошла вниз по Двине. Колот искал новое пристанище для своих людей, и кто знает, не найдёт ли он его в кривской земле?
Зоряна, дойдя до опушки, обернулась вновь. Проводила взглядом лодью, потом на миг замерла, словно слушала что-то, неслышное другим, и, уверенно кивнув, нырнула в густой чапыжник.
Ноги сами делали то, что нужно — перешагивали через коряги и кочки, обходили лужи — земля становилась всё влажнее и влажнее, со всех сторон несло сыростью — перепрыгивали с корня на корень. А сама Зоряна шла мало не с закрытыми глазами — её вело не зрение и даже не чутьё — что-то выше и сильнее…
Меж тем лес преобразился: деревья стали толстыми и матёрыми, узловато-бугристые стволы густо поросли бурым и зелёным мхом, длинные космато-бурые плети свисали с нижних веток. За кустами мерзко хлюпало, хрюкало и чавкало, и Зоряна невольно сжималась и ускоряла шаг. Солнца почти не было видно — лес над головой уже шёл сплошной стеной, ветви деревьев порой смыкались над головой — лес становился всё страшнее и чужероднее, становился другим. Нечеловеческим.
Зоряну это не пугало. Она выросла в глубине такого леса, часто бродила по нему в поисках трав. Глубокий и дремучий лес и должен быть таким — чужеродным и надмирным. Нечеловеческим. Понеже лес — это огромное неведомое царство, в коем человек не хозяин, а робкий гость. Хозяева в лесу — Сильные Звери, лешие да Сам Лесной Хозяин, Волос, которого варяги зовут Святобором, а чудины — Тапио.
Лес хмуро глядел на девушку тысячами нахмуренных глаз из-под надвинутых косматых бровей мха, глядел с неприкрытой неприязнью. Не пели птицы, не слышно было шагов зверя, и без того почти бесшумных, но всё ж слышных для слуха ведуньи-травницы. Лес наваливался на неё своим мощным и жутким молчанием, вознося к небесам разлапистые вершины на толстых стволах почти без сучьев.
С длинной корявой ветки сорвалась вниз огромная — не менее трёх сажен — зеленовато-серебристая змея, заструилась прочь, извиваясь толстым телом по мху меж стволов — травы в этом лесу уже не было. Зоряну передёрнуло — таких тварей в здешних краях она не видала.
Девушка остоялась, прижав к губам костяшками сжатый кулак. Лес начинал, наконец, её пугать.
Дура!
Зоряна бросила наземь узелок и упала около него на колени. Путаясь в узлах и ломая отросшие ногти, лихорадочно распустила узел, вытащила каравай хлеба, подаренный на прощанье сердобольным кормчим. Разломила пополам, половину вновь завернула в ширинку и упрятала обратно в узелок, а вторую половину положила на ближнюю кочку, предварительно удостоверяясь, что это не муравейник. Четырежды поклонилась на все четыре стороны:
— Прости, батюшка леший…
Самая настоящая дура. А ещё бывалая лесовичка. Понадобилось напоминание в виде огромной змеи, чтоб вспомнила про жертву. В таком лесу и кусок мяса пожертвовать не жаль, кабы он был — слишком огромны предвечные силы, что хранят покой этого леса.
Неподалёку отыскался небольшой бочаг с чистой, как слеза, водой, из которого по неглубокому, явно нерукотворному, руслу тёк быстрый ручеёк. Презрев опасность, Зоряна разделась и вымылась. Поела, с неохотой пожевав хлеба и копчёного сала и запив водой из того же бочага. Ночевать устроилась тут же, в двух-трёх шагах от бочага, обвела место ночлега по мху обережным кругом в сажень, пробормотала охранительный заговор и повалилась спать. Теперь она не боялась уже ничего.
Наутро девушка проснулась от холода — настоящее лето ещё не наступило, да и тогда ночами не слишком жарко. Лес вокруг заволокло тоненькой, едва заметной дымкой, солнца видно не было — пряталось где-то за деревьями. Только на самых верхних ветках, приветствуя светило, пели немногочисленные птицы. Зоряна отметила это как хороший знак — лес больше не опасался её.
Девушка открыла глаза и несколько мгновений лежала неподвижно — под деревьями царил сумрак, и в этом сумраке, в размытой дымке над Зоряной возвышалась около обережного круга странная человеческая фигура. Или — нечеловеческая?
Белая рубаха спадала до колен, такие же белые порты скрывали ноги, босые ступни скрывались во мху. Длинная, почти до пояса, спутанная борода. Такие же спутанные волосы падали на лицо нечёсаной белёсой гривой, сквозь кою чуть зловещими огоньками светились нечеловеческие глаза. Руки старик упёр в бока и с любопытством разглядывал лежащую девушку. Видит меня, стало быть, не нежить, — заключила Зоряна и подняла голову, пристально глядя на старика.
— Ты кто?
Не ответив, тот шарахнулся назад, его тело вдруг растянулось, перекосилось, стало полупрозрачно-туманным, растворилось в дымке и растаяло. Болотный дух редко показывается людям.
А болота где-то рядом, — подумалось Зоряне уже на ходу.
Болото она нашла буквально через сотню шагов. Прямо от кустов начиналось огромное буро-зелёное, покрытое тонким, в пядь или две, слоем воды, месиво. Кое-где, вестимо, этот слой воды был толще, но Зоряна этого не видела.
И как только кривичи сумели заселить этот край, — подумала Зоряна, — ведь в болотах обычно дрягва живёт. Хотя… дреговские земли отсюда недалеко.
Девушка на несколько мгновений задержалась у болота, любуясь мрачным раздольем, покрытым там и сям купами деревьев и кустами, зарослями рогоза и камыша, из коих доносился разноголосый птичий гомон. То и дело над болотом свистели стремительные птичьи крылья: журавли, цапли, гуси, кряквы, чирки, нырки, кулики, чибисы и пернатая мелочь носились стайками и парами. Стояла пора горячей птичьей любви.
Зоряна залюбовалась плавным полётом пары цапель, кои танцевали в воздухе, выписывая над бурой водой круги. Внезапно болото с шумом расступилась, выпуская змеиное тело не менее четырёх локтей в охвате. На изогнутой шее свирепо щерилась зубастая пасть, узкие глаза горели злобным красным огнём, трепетали за спиной небольшие кожистые крылья, похожие на нетопырьи. Плавно изгибаясь и отсвечивая зеленовато-серебристой искрящейся чешуёй, длинное тело стремительной дугой пронеслось над водой, пасть на лету с хрустом ухватила цаплю, и Болотный Змей почти без всплеска скрылся в глубине — только хвостом махнул. Зоряна застыла на берегу с открытым ртом, а птицы взвились над водой с оглушительным гомоном.
Очнувшись, девушка поспешила прочь от болота — как бы Змей не зачуял её, да не вздумал полакомиться добычей покрупнее.
Шла она до вечера, то и дело оглядываясь. На ночь устроилась у того же болота, надеясь только на то, что так далеко за добычей Болотный Змей не ходит.
На второе утро Зоряна проснулась уже не от холода, а от многоголосого кваканья лягушек. Оно то росло, то стихало, то ускорялось, то замедлялось, подчиняясь какому-то порядку. Звучало невероятно красиво, как настоящая песня, тысячи полторы лягушек, а то и больше квакали и присвистывали, приветствуя почти невидимое солнце.