С киноаппаратом в бою
Шрифт:
Он стоял перед нами, молодой, красивый, рослый, улыбающийся… Через минуту этот человек с открытой светлой улыбкой будет прокладывать среди огня путь для всей эскадрильи.
Я забрался на конек капонира, а Костя остался внизу, у выхода.
Поднялась в небо ракета.
Длинной панорамой я снял, как самолет стремительно вырывается из-под каменной крыши, на которой я стою, как, набирая скорость, окруженный и справа и слева разрывами снарядов, взмывает вверх и как в небе к нему присоединяются другие машины.
Я начал снимать, как
— Владик! Ты уронил объектив… — наконец прорвался голос Кости.
— Какой объектив? Он у меня в кармане! Слышишь, в кармане!
Объектив я действительно не ронял. Но, заводя пружину, я случайно увидел, что объектива нет. Остался только алюминиевый тубус, наискосок срезанный осколком снаряда.
На аэродроме мы оставались до вечера и сняли много редких и неожиданных кадров, и среди них благополучное возвращение эскадрильи Радуса. Бомбардировщики садились один за другим, удачно минуя выраставшие на пути черные фонтаны разрывов. Порой густое облако пыли скрывало самолет, и мы с бьющимся сердцем ждали его появления, но все кончилось хорошо.
Поздно вечером мы снова встретились в редакции «Красного черноморца». Димка был жив, здоров и весел. В ответ на наш сенсационный рассказ он рассмеялся:
— А я в этот момент сидел верхом на невзорвавшейся тонной бомбе замедленного действия. Генерала Хренова с полпути вернули руководить операцией по обезвреживанию бомбы.
В тот момент, когда с моей камеры осколком сорвало объектив, Димка снимал, как саперы отвинчивали смертоносную капсулу. Она могла сработать в любую секунду.
— Товарищи! Внимание! — в кают-компанию вошел Володя Апошанский. Всегда веселый, улыбающийся, сейчас он был строг и сдержан. — Товарищи! Сегодня погиб генерал-майор Остряков.
11. Свастика на дне
Севастополю не хватало продовольствия. Мы с Димкой решили снять, как старые рыбаки под огнем немецких истребителей ловят для севастопольцев рыбу.
Рано утром мы помчались на своем «козле» к берегу моря.
Рыбаки сидели под нависшей скалой у потухшего костра. Их было человек девять. Седые, с черными от солнца и ветра лицами.
— Товарищи сыночки! Как вас там по-научному, кинозасымщики, кажись? Мы люди старые. Нам все едино, скоро на тот свет, к богу подаваться, а вам-то рановато. Может, вы нас с суши тарарахнете, и баста? — покашливая, обратился к нам старичок.
— Нет, папаша, нам надо с вами в лодке быть! — виновато улыбаясь, ответил Димка.
— Тогда слухай, молодежь! Как хрицы высунут свой поганый нос, падай на дно лодки, кажи вид, што все померли. Он покружит, покружит, стрельнет пару раз для порядку, та и сиганет на обед.
— Кончай баланду! Айда на воду! — прервал разговор бригадир.
Мы устроились на большой лодке вместе со старшим и двумя другими помоложе. Из-под нависшей скалы выплыли одна за другой четыре рыбацкие лодки.
Бригадир Иохим Назарович сидел на корме, направляя лодку, а двое других гребли тяжелыми веслами. За нами шли еще две лодки.
Димка, ссутулившись, торчал на банке, поблескивая очками, и вращал головой во все стороны.
— Дим, смотри, плывем в розово-голубой безбрежности… Тишина!
— Ты, между прочим, часто витаешь в розово-голубой безбрежности. Вот солнце взойдет, и фрицы приобщат нас к твоей голубой безбрежности… — Димка снял очки, нахмурил брови и серьезно посмотрел на меня. Но его добрые близорукие глаза не помогли создать впечатления строгости. Он протер очки, снова надел их и расплылся в широкой улыбке.
— Ты прав! Красота необыкновенная.
— Знаешь, на том берегу, около Георгиевского монастыря, просиживал с мольбертом Айвазовский…
— Ране, чем не выйдет солнечко, хрицы не высунутся. Не за што им будет сховаться, — сказал Иохим Назарович.
Рыбаки отмахали километра четыре от берега.
— Суши весла! — подал тонким голосом команду наш капитан.
Мы сняли несколько предварительных кадров.
— Эх, кабы на цвет! — сетовал Димка.
С автоматами на изготовку мы стали ждать, караулить кадры. Ждать пришлось долго. Только с восходом солнца нам удалось снять пару планов, в которых и рыбаки и всплески от вражеских пуль на воде были видны вместе.
— Эй вы, молодежь! Сымайте сюда, а то пробалаболите зазря! — крикнул Иохим Назарович. В этот момент старички вытянули большого морского кота. Он сильно бился и никак не хотел покидать моря. Я боялся, что старики сами упадут в воду.
Как-то неожиданно из моря вынырнуло солнце. Стало жарко.
— Ложись!!! — крикнул, срываясь на дискант, Иохим Назарович. Все попадали на дно лодки. Подпрыгивая, забились между рыбаками морские коты.
— Тиха! Хриц идет! — негромка и теперь спокойно произнес наш начальник.
«Мессершмитт» шел на бреющем полете вдоль берега, мористее нас. Мы сняли его над морем вместе с нашими лодками и стариками. Я видел в прозрачном колпаке пилота. Он смотрел вперед и даже не оглянулся на нас.
Прошло около часа. Наши старики заканчивали свое дело. Улов был хороший. И мы сняли все, что наметили, и даже больше.
— Ложись!!! — крикнул снова наш предводитель. В небе появилось сразу несколько истребителей, и наших и немецких.
— Трое на трое! Им не до нас. — Димка зарядил новую бобышку.