С ключом на шее
Шрифт:
— Ты, — говорит Филька. — Живая, — говорит он и срывается на бег. Он неловко отмахивает руками, и ладони у него черные, будто обтянутые кожаными перчатками. В багровой черноте видны трещины, сквозь которые проглядывает белое. Яна догадывается, что это кровь. Руки Фильки покрыты кровью.
Она не успевает понять, что это значит.
— Ну, не хочешь — как хочешь, — говорит Голодный Мальчик. — Дура.
Он вынимает трубочку из ослабевших Яниных пальцев и устремляется навстречу Фильке. Яна не видит — но знает, что он улыбается. Сладко жмурится, предвкушая. Филька останавливается, и его заплаканное лицо обмякает, как мокрая белая тряпка.
— Ты же обещал! — кричит он. —
Голодный Мальчик пожимает плечом.
— Ты первый меня тронул, — говорит он. — Еще и девчонок подговаривал. Нечего теперь за нами подсматривать, скажи, Ян?
Яна заторможено кивает — нечего, вали отсюда, это наше место! Как тогда, с пацанами, которые тоже никак не хотели отстать от нее… Голодный Мальчик подносит трубочку к губам — как тогда, с пацанами, — и Яну окатывает новой волной кипятка. Одним прыжком она оказывается рядом. Воротник Голодного Мальчика подается под пальцами, как будто исчезает, но Яна все-таки умудряется схватить его. Он не пытается вырваться, и руку даже не приходится напрягать, чтобы удержать его, — но голове почему-то трудно, словно пытаешься решить самую сложную задачу по математике. Яна рвет воротник, разворачивая Голодного Мальчика лицом к себе. Его глаза — две черных дыры. Его зубы белые, как кварцевый песок. Очень большие зубы. Он улыбается. Он хочет есть, он так хочет есть, и у него внутри — уже пожранные, дядя Юра был прав, он просто не знал, где искать, но он был прав, и теперь Яне надо доделать его работу…
Яна верещит и тычет ножом в живот Голодного Мальчика. Плоть расходится легко, как туман. Серебристое лезвие ножа проходит сквозь черную пустоту внутри, как рыба сквозь торфяную озерную воду, и кажется, что сейчас появятся — Егоров, и Деня, и Груша. Мама, думает Яна, потом появится мама и снова будет живой. Из вспоротого живота Голодного Мальчика хлещет нефтяная жижа. Яна отшатывается, теряя равновесие, но покрытая кровавой коркой ладонь Фильки смыкается вокруг ее пальцев. Не дает упасть.
Голодный Мальчик мелькает. Голодный Мальчик становится прозрачным, вновь сгущается, дрожит, как горячий воздух над асфальтом, — как тогда, когда они не знали его, когда пытались его спасти. А потом рядом с Голодным Мальчиком появляется белая, из тумана сотканная собака. Филька судорожно вздыхает, и его скованные кровавой коркой пальцы шевелятся, пытаясь обрести свободу. Собака осторожно сжимает зубами запястье Голодного Мальчика — но клыки проходят сквозь плоть, как сквозь воздух. Филька ахает — едва слышно, с мучительным, болезненным изумлением. Он стискивает ладонь, и Яна морщится от боли. Собака оглядывается на Фильку, неуверенно машет хвостом, снова пытается схватить Голодного Мальчика — но не может. Никак не может…
— Все наоборот… — стонет Филька, и в его голосе слышны слезы. — Я думал… а все наоборот… Я думал, Мухтар мертвый должен быть…
Его слова едва пробиваются к Яне сквозь низкий гул в голове. Мертвая собака топчется вокруг не-живого мальчика, все пытаясь ухватить его — за руку, за полу куртки, за штанину, — но клыки все проходят и проходят насквозь. Голодный Мальчик тает, и Яна вдруг понимает: он просто убегает. Смывается, чтобы переждать. Он может ждать долго, очень долго…
Яна прижимает ладонь к губам, как будто боится, что Голодный Мальчик запрыгнет прямо ей в рот. Голодный Мальчик дрожит, дрожит, исчезает. Там, где он лежал, остается лишь черное пятно — будто кто-то пролил на чистый песок мазут. На краях пятна неуловимо переливается бензиновая радуга. Яна могла бы смотреть на нее долго-долго. Могла бы уйти в нее.
Потом Филька с кряхтением нагибается, и наваждение проходит. Филька выпрямляется с громким сопением, и Яна видит в его руке костяную трубочку. Ступая по-стариковски тяжело, Филька спускается к воде. Размахивается, собираясь забросить трубку в озеро, — и Яна повисает на его руке.
— Дай сюда! — вопит она, и он удивленно выпускает трубочку. Обваренная стыдом кожа сползает, обнажая мясо, кости, мозг, — но дядь Юра еще здесь, и он может захотеть проверить, не спрятался ли Голодный Мальчик у нее внутри. На самом деле ей даже хочется, чтобы он решил проверить. Хочется увидеть удивление на его пустеющем лице, когда он подумает, что наконец угадал…
Яна вертит трубку в руках, рассматривая тонкую резьбу. Находит две дырочки — как раз продеть шнурок. Все так просто, думает она. Теперь все будет просто. Больше к ней никто не полезет.
Она вытаскивает из-за пазухи ключ от квартиры, развязывает тонкий кожаный ремешок и запуливает ключ в самую середину Коги. Он падает воду со звонким, округлым бульканьем, от которого по затылку пробегают мурашки. Яна прилаживает к шнурку трубочку и вешает ее на шею. Прячет под футболкой.
— Я теперь здесь жить буду, — говорит она Фильке. Он таращит глаза, начинает что-то говорить — но, передумав, замолкает. Кивает на скулящего дядь Юру:
— А он?
Яна задумывается. Пожимает плечами:
— Он, наверное, скоро домой пойдет. Остальные же уходили…
Ей хочется верить, что она права. Иначе с дядь Юрой придется что-то делать. Она знает, что, — но теперь, когда Голодный Мальчик сбежал, это кажется противным. Наверное, она еще не проголодалась…
— Я с тобой останусь, — говорит вдруг Филька. — Я тебя с ним одну не брошу.
Он мужественно выпячивает челюсть — но в его глазах плещется страх. На секунду Яна задумывается: а за кого он больше боится, за нее или за дядь Юру, — но Филька, не дожидаясь ответа, уже идет к кострищу и принимается сгребать в кучу обугленные веточки.
Всю ночь они жмутся к костру, то задремывая, то просыпаясь от плача дядь Юры, слепо бродящего в стланиках вокруг стоянки. Дядь Юра ищет Голодного Мальчика, но боится найти его. Боится, что екай ждет его у костра.
Под утро голод становится невыносимым, и Яна вспоминает о своих припасах. В предрассветной полутьме они кое-как отмывают нож, вскрывают банку тушенки и суют ее прямо в огонь. Терпения не хватает, и вскоре они уже прямо пальцами выхватывают из банки холодное мясо, плавающее в раскаленном бульоне. Тушенка отдает нефтью, но все равно очень вкусная. Она заканчивается очень быстро; Филька дожевывает жилку и довольно отваливается, опираясь на бревно, но Яна совершенно не наелась. В животе урчит. Спать уже не хочется, а заняться нечем; чтобы развлечься, Яна снимает с шеи трубочку и вертит ее в руках, рассматривая при свете костра узор. Она такая красивая. Яна играючи подносит ее ко рту и ловит на себе остановившийся взгляд Фильки.
— Не надо, — сипло просит он, и Яна пожимает плечами. Страшно хочется есть; трубочка отвлекает ее, а Филька только бесит. Вечно он боится. Чтобы подразнить его, она нацеливает трубочку на его висок.
— Он вот так делал, да? — говорит она, и Филька слабо отмахивается.
— Пожалуйста, не надо, — просит он так жалобно, что хочется ему врезать. Ей так хочется есть. Она такая голодная, что готова кусаться от злости.
— Да ладно, я шучу, — говорит Яна и улыбается. Трубочка утыкается Фильке в висок, и тот замирает, как кролик. — Вот так, да? — глаза Фильки закатываются. Так хочется есть. Стоит потянуть в себя воздух — и голод пройдет. Она точно знает — голод пройдет. — Или так… — говорит она.