С любовью, Луков
Шрифт:
Но все равно не удержалась и шмыгнула носом.
Мне захотелось уйти отсюда. Я не желала больше обсуждать фигурное катание. Но если уйду, все будет выглядеть так, будто я сбегаю от Ивана. Очередной побег. А я не убегала от проблем.
Не в этой жизни.
Возможно, отвернуться и не смотреть правде в глаза, было не совсем тем же, что сбежать на самом деле, но в конце этого тяжелого дня мое действие стоило объяснить именно так.
Однако мне не хотелось поступать, как мой отец.
— Я никогда ничего не выигрывала, — сказала я, полностью осознавая, что мой голос звучал надтреснуто и сипло, но что мне
Ты дрянь, Жасмин.
У меня больше не было причин держаться за свою гордость. Ни одной. Не то чтобы Иван этого не знал. Как будто он не понимал, в какое посмешище я превратилась. Какой неудачницей была на самом деле. Наверное, именно поэтому наше соглашение было заключено всего лишь на год. Зачем ему связываться со мной? На природном таланте далеко не уедешь. Я являлась олицетворением этого. Образцом человека, дочери, сестры и друга, который разочаровал всех.
И это выжгло меня изнутри. Боже, мои внутренности горели до такой степени, что я не смогла остановить свои собственные слова. Они были похожи на маленькие неровные кусочки стекла, острые со всех сторон.
— И ради чего все это было? Ради второго места? Ради шестого? — я покачала головой, и горечь разливалась внутри меня, вытесняя все; абсолютно все. Мою гордость, талант, любовь, все. — Не думаю, что оно того стоит, — я вообще ничего не заслуживала. Правда?
Ответом на мои слова стали две большие ладони, которые легли мне на плечи и обвились вокруг них.
Вся моя жизнь была напрасной. А цели ничего не стоили. Мечты и обещания самой себе разбились вдребезги.
Ладони, лежащие на моих плечах, сжались, и я попыталась отмахнуться от них, но ничего не смогла изменить. Парень только стиснул меня сильнее.
— Прекрати, — сказал Иван мне на ухо. И я почувствовала тепло его тела, стоящего позади меня.
— Я — неудачница, Иван, — выплюнула я и попыталась сделать шаг вперед, но ничего не вышло, так как его руки не дали мне сдвинуться даже на сантиметр. — Я — неудачница, и отказавшись от своей жизни, я потеряла кучу времени, которое могла бы провести с единственными людьми, которые любили меня просто так.
Я потерпела поражение. Во всем. В каждой проклятой мелочи.
Мое сердце болело. Ужасно. И если бы я была чуть более эмоциональной, то подумала бы, что оно разваливается пополам.
— Жасмин… — начал было Иван, но я покачала головой и попыталась снова стряхнуть его руки, так как сердце разболелось еще сильнее при мысли о маме, которая отмахнулась от своих травм из-за уверенности в том, что для меня мои коньки важнее всего.
Родная мать думала, что мне плевать на нее.
Мое горло горело. Мои глаза горели. А я... Я ощущала себя настоящей сукой. И неудачницей.
И винить в этом можно было только себя саму.
Я не узнавала свой голос, но все равно продолжала говорить по какой-то неведомой причине, которую мне никогда не понять.
— Моя собственная семья считает, что не имеет для меня значения, и ради чего? — мой голос надломился,
Мне казалось, или я медленно умирала?
Было ли это похоже на разбитое сердце? Потому что если так, слава Богу, я никогда не влюблялась, так как это ведь, охренеть просто, как больно.
О Боже.
Мне казалось, что мои органы гнили заживо.
Рот наполнился слюной и заболело горло, но каким-то чудом я не разревелась. Хотя мне этого хотелось. Потому что внутри я рыдала. Осыпалась и разваливалась. Чувствуя себя никчемным отбросом.
«Ты можешь быть самой талантливой в мире, но тебе это все равно не поможет», — однажды сказал мой отец, в попытке убедить меня пойти в колледж вместо того, чтобы заниматься фигурным катанием целыми днями напролет.
Я закрыла глаза и затаила дыхание, когда боль в груди стала настолько невыносимой, что у меня даже возникли сомнения, смогу ли я сделать вдох, если попытаюсь. А затем я засопела. Так тихо, что сама себя едва слышала.
— Иди ко мне, — тихо прошептал Иван мне прямо на ухо, в очередной раз сжав мои плечи.
— Нет, — сорвалось с моих губ, но голос звучал так, будто два камня скользили друг по другу.
— Дай мне обнять тебя, — чуть громче произнес парень мне в ухо, а жар от его тела ощущался еще сильнее.
Стыд выжигал меня изнутри, и я попыталась сделать еще один шаг вперед, но Иван никуда меня не отпустил.
— Позволь мне, — потребовал он, игнорируя мои попытки сдвинуться.
Я еще больше зажмурилась и сказала, прежде чем смогла остановиться:
— Не хочу я никаких объятий, Иван. Ладно?
Почему? Почему я делала это с собой? Почему я так поступала с другими людьми? Он ведь просто пытался быть милым…
— Ну, очень жаль, — ответил Иван, сместив свои руки с моих плеч, и скользнув ими по верхней части моей груди, прямо под ключицами, пока не скрестил предплечья на мне. Затем парень потянул меня, и я повалилась назад, ударившись верхней частью спины о его грудь, плоть к плоти.
И он обнял меня. Настолько крепко, что мне стало тяжело дышать, и я ненавидела себя за это. Ненавидела себя за свое лицемерие. За то, что старалась относиться к Ивану с негативом. За то, что всегда ожидала от него подвоха. Было столько моментов, за которые я себя ненавидела, что даже не уверена, смогу ли сосчитать их все до конца жизни.
А Иван продолжал обнимать меня все сильнее и сильнее, пока наши тела не прижались друг к другу.
— Ты — лучший фигурист, которого я знаю, — шептал мне на ухо мой партнер, а его объятия были самыми тесными из всех, что я знала. — Да, именно ты. Самая сильная. Самая выносливая. Самая трудолюбивая…