С любовью, Рома
Шрифт:
От этих слов мы с братьями знатно прифигели. Раньше такой фигнёй нам заниматься не приходилось. Не, я помню слабые отцовские попытки научить нас вбивать гвозди или вкручивать шурупы, но последний десяток лет на это у него попросту не находилось времени. И только Кир оживился:
— Круто! — с восторгом выдохнул мелкий, как если бы всё происходящее было одним большим приключением.
А я окончательно скис, понимая, что обратного пути уже не будет и в этом городе мы, видимо, навсегда.
— Только не говори, что
Договорить не дал Стас, поймавший меня за плечо и накрывший мой рот ладонью.
— Мы согласны, — тут же вступил в игру Дамир, как обычно подхватывая волну брата. На что я только и смог, что скрипнуть зубами в попытке укусить Стаса, но вовремя вспомнил, что непонятно, когда эта сволочь мыла руки.
Они ещё не понимали, что это начало… конца.
***
Понадобилась пара дней, чтобы оклематься от страшной догадки — наша семья больше не будет прежней.
Мысль была непростой и изматывающей, особенно на фоне того, что все остальные старались делать вид, что всё хорошо. Улыбались, болтали о какой-то фигне и готовили «сюрприз для мамы», фантазируя, что вот эта огромная квартира для неё, а не потому что отец расписался в собственном бессилии.
Нет, мне не улыбалось и дальше жить в нашей двушке, каждое утро устраивая разборки со Стасом из-за очереди в ванную, но и признать, что между родителями всё плохо, я не мог. Хотя особого выбора у меня не было.
— Они сами разберутся, — ругался Стас, чувствуя, что где-то внутри меня зреет напряжение, готовящее в скором времени принять форму ядерного гриба.
— Они уже РАЗОБРАЛИСЬ! — рычал я в ответ.
Всё было не так.
И единственным человеком, с которым мне хотелось обсудить сложившуюся ситуацию, была Соня, но с ней я вроде как поссорился. Хотя ссорой я бы это не назвал, так, обычное недопонимание. Я искренне был готов признать свою неправоту и попросить прощения и сделал бы это, если бы не одно большое но: в школе Романова не появлялась.
В понедельник мама объявила, что я больше не хожу в свою подгруппу по инязу. Причина была как на ладони, но мать всё же решила пояснить:
— Инна теперь тебе жизни не даст.
Я понимающе покивал головой и уточнил:
— А Соню мы с собой забрать можем?
К сожалению, весь разговор происходил в присутствии Стаса, и при упоминании имени одноклассницы он весь оживился, отложив в сторону свой телефон.
— На основании чего? — осторожно уточнила Александра Сергеевна, явно пытаясь не выказать своего любопытства.
— На основании того, что я так хочу? — съязвил я, при этом смотря отнюдь не на родительницу.
Старший брат комично сдвинул брови и, изображая глубокую задумчивость, поскрёб подбородок.
— Причина, конечно, замечательная, — мягко заметила мама. — Но как это объяснить Маргарите Дмитриевне? Да и
— А зачем вообще кому-то что-то объяснять? — выказал искреннее недовольство. — Разве нельзя просто взять и… сделать?
— Мда, — вздохнула мать в ответ, — сложно же будет.
— Кому?
— Ещё не решила. То ли окружающим с тобой, то ли тебе с окружающими.
— То ли всем и сразу, — хохотнул Стас, выходя из кухни.
Решать дело без его присутствия оказалось проще.
— Ма, ну забери ты Соню к себе в группу. Просто Инночка…
— Кто?
— Инна Алексеевна, — закатил глаза, — её со свету сживёт. Сонька — дура, меня вздумала защищать с этими двойками…
— А нужно было просто всё мне сразу рассказать, — с нажимом в сотый раз повторила маман. Сцена у школы с участием отца, нашей англичанки и всего остального семейства знатно её впечатлила.
— Я сейчас говорю. Мама, переведи Романову к себе в группу! Меня оставить можешь, я всё равно твоей Усольцевой не по зубам.
Она посмотрела на меня долгим испытующим взглядом, после чего, покачав головой, сдалась:
— Ладно, иди в школу. Я придумаю что-нибудь.
Но Соня не пришла. Ни в понедельник, ни во вторник, ни в среду.
Каждое новое утро начиналось с какой-то странной надежды, что уж сегодня она вот точно-точно придёт. Я бы обязательно встретил её с гордо задранным носом и с выраженным безразличием, словно между прочим, сообщил бы о том, что мы с ней меняем подгруппу. Это был бы замечательный повод завести разговор, поскольку извиняться я не умел.
Все последующие дни демонстрировали провальность моего плана. Масла в огонь подливал Кир, который как будто бы специально уточнял у меня:
— Ты помирился с Соней?
На что мне оставалось лишь разводить руками и оправдываться тем, что она всё ещё болеет. По крайней мере, так утверждала Лапина, глядя в глаза нашей классухе.
Но я не слышал в её голосе уверенности.
К концу учебной недели я дошёл до ручки, понимая, что если срочно не увижу Соню, то всенепременно прибью кого-нибудь. Например, отца, который почти каждый день таскал нас на квартиру разбираться с ремонтом. Мне даже предложили выбрать комнату. Из вредности я остановился на самой большой.
— У меня несколько иные планы были на эту комнату, — подбирая слова, сообщил отец.
— Как жалко, что тебе не с кем эти планы реализовывать, — не удержался я от очередной вспышки.
— Ром, что не так? — нахмурился папа, до которого дошёл точный смысл моих слов.
— Всё, — огрызнулся я и… сбежал домой.
Как же я устал от всего этого.
***
Сдался я в пятницу, предварительно подглядев в журнале Сонькин адрес.
Найдя нужный дом, я ещё минут двадцать бродил вокруг, не решаясь зайти.