С любовью, Рома
Шрифт:
Разговор, а вернее, его окончание мне не понравился, но я всё же заверила бабушку, что в первую очередь буду думать головой, а уже только потом поддаваться эмоциям.
В конце концов бабуля смирилась с моим отъездом, даже найдя какие-то плюсы в этом:
— Правильно, нечего тебе всю жизнь здесь сидеть. Тебе расти надо…
Как же я была благодарна ей за это. В то время я ещё верила, что обязательно вырвусь из этой нищеты и обязательно заработаю достаточно денег, чтобы обеспечить бабушку и маму всем необходимым. А ещё где-то там, на задворках сознания, теплилась наивная детская мечта,
***
Несмотря на гормональный компот в наших головах и розовый туман перед глазами, мы с Романом Александровичем каким-то чудом смогли неплохо сдать экзамены. И если в Роминых способностях у меня не было никаких сомнений, то собственные результаты приятно удивили.
Отгремел выпускной — неоправданно пафосный и до неприличия беспечный. Само торжество не особо отложилось в памяти, зато рассвет на набережной в надёжных Ромкиных объятиях стоил многого.
А уже в июле с подачи Черновых мы улетели в Питер.
Я ещё пыталась мяться и краснеть, заверяя их, что обязательно возмещу траты, но Александр Дмитриевич просто фыркнул и велел:
— Соня, выдохни. Это наш вам подарок на окончание школы.
С нами отправилась Саня. Вернее, Александра Сергеевна, но на тот момент меня настоятельно просили быть с ней на «ты».
— Не настолько я старая, — заверила меня Ромина мама.
На что он только фыркнул в своей высокомерной манере.
— Твоему старшему сыну уже двадцатник. Конечно, ты не стара, но давай будем честны — первая свежесть осталась несколько позади.
Я бы его убила, но Александра Сергеевна всегда отличалась поразительным спокойствием, иначе бы, наверное, просто умом тронулась со всем своим семейством.
— Посмотрю, как ты запоёшь, когда у тебя собственные дети появятся.
— Дети?! — возмутился Ромео. — У меня? Упаси господи…
Их перепалки всегда забавляли меня. У Черновых вообще была удивительная, неповторимая манера общения друг с другом. Однако в этот раз, вопреки улыбке на моих губах, в глубине души отозвалось что-то неприятное.
***
Санкт-Петербург, как и полагалось по всем мемам, шуткам и клише, встретил нас дождём и хмурым небом. Но меня переполнял восторг. Это было моё первое путешествие, да я бы с бубном плясала под самым неистовым ливнем, лишь бы ничего не упустить!
Целую неделю мы прожили втроём. Саня старалась особо не лезть в нашу жизнь, но и мы проявляли небывалое прилежание, дабы случаем не напугать её. Временами мне казалось, что Саня и полетела-то с нами исключительно из желания убедиться, что мы с Ромой не падём жертвами столичного разврата. К слову, сам Чернов вполне спокойно отнёсся к происходившему вокруг — его, выросшего в Москве, было тяжело чем-либо удивить. Я же смотрела на всё раскрыв рот и тыкала пальцем едва ли не в каждую мемориальную табличку, коих здесь было более чем предостаточно.
Подав документы в вуз, мы целыми днями катались по Питеру, выполняя туристический минимум: Эрмитаж, Русский музей, Петропавловская крепость и…
Зато стоило Александре Сергеевне отправиться домой, как мы с Ромой окончательно ударились в романтику, гуляя по крышам ночного Питера, поедая местные пышки и почти каждый вечер в обнимку залипая на разводящиеся мосты.
Это было так странно… просто жить, наслаждаясь моментом, засыпать и просыпаться в одной кровати и не ограничивать себя абсолютно ни в чём.
Мы даже спорить перестали, банально не находя повода для этого.
Наш июль пролетел на одном дыхании, словно случившись не с нами. Он словно спустился со страниц интернет-пабликов, призывающих следовать за своей мечтой. Я даже парочку раз себя ущипнула — удостовериться, что не сплю. Не спала.
Встречала каждый новый день с глупой улыбкой на губах, не понимая, что однажды всему приходит конец.
Всё изменилось в день нашего зачисления, в самом начале августа. Когда у меня вдруг зазвонил телефон, мы с Ромой как раз ехали из универа в новом для себя статусе студентов. Решение прогуляться по центру родилось как-то спонтанно, поэтому, подхватившись в последний момент, едва ли не в закрывающиеся двери, подгоняя друг друга и заливаясь беспечным смехом, мы выскочили из вагона метро на Невском. Номер абонента был незнакомый, вокруг гомонил пестрый поток людей, и я пока что не стала отвечать. Но телефон вибрировал снова и снова, раздражая меня настойчивостью звонившего.
Возле Казанского собора я приняла вызов.
— Да? — бросила в трубку, глядя на счастливого Ромку, который стоял напротив и пытался поцеловать меня в нос.
— Сонечка, — прорыдала соседка тётя Люба. — Бабушка твоя…
***
Дорога до дома запомнилась плохо. Лишь мой взгляд в пустоту иллюминатора и Ромкины пальцы, весь полёт сжимавшие мою ладонь. Да и вообще, если бы не он, решивший все вопросы, связанные с нашим спешным возвращением в родной город, я бы так и осталась реветь на съёмной квартире в Питере.
С самолёта нас встречал Александр Дмитриевич, который взял на себя заботы по организации похорон.
— Сонь, мне очень жаль, — с самым серьёзным видом сказал он, стоило нам с Ромой выйти из зала прилёта. Отец с сыном пожали друг другу руки, мне же оставалось лишь кивнуть головой. Все слова благодарности будто бы застряли где-то внутри, вместе с невыплаканной болью.
По дороге из аэропорта адвокат Чернов в своей деловой манере бегло пересказал обстоятельства случившегося, о коих я и так знала — со слов тёти Любы: бабушка возвращалась из магазина, когда ей стало плохо прямо на улице. Она упала без сознания на дороге, не дойдя до нашего подъезда какой-то десяток метров. Соседи вызвали скорую, но было поздно.
— Предварительно врачи сказали, что, скорее всего, это был тромб, — подытожил свой рассказ Александр Дмитриевич. — Официальное заключение будет готово через месяц.
— Разве это имеет какое-то значение?! — слабо ощетинилась я, злясь непонятно на кого.
Рома чуть сильнее сжал мою ладонь.
— Не имеет, — согласился он. — Но это те вопросы, которые всё равно придётся решать. И поскольку твоя мама… вряд ли сможет взять это на себя, то…
Он не договорил, но я и так всё поняла.