С любовью, сволочь
Шрифт:
— Да все в порядке, Маша, — сказал сипло. — Это еще долго будет, меня предупредили. Фиброз. Подожди минутку, голова кружится.
Я изо всех сил пыталась сдержать слезы и улыбнуться. Получилось криво. Да и что толку — под маской-то. Глаза все равно выдавали. К счастью, подъехало такси.
Мы с ним заболели одновременно, на следующий день после того, как я сдала аккредитацию. Мы были у меня, проснулись оба с высокой температурой, головной болью и ломотой во всем теле. Я вызвала врача, у нас взяли мазки. Результатов ждали неделю. За это время я почти поправилась, а вот Косте с каждым
— Блин, Маликова, вызывай скорую, срочно, — приказала Ленка. — Как он вообще еще дышит?
Приехала скорая, забрала его в «двойку». Реанимация, ИВЛ… Каждый день я звонила в справочное и слышала одно и то же: «состояние стабильно тяжелое, без динамики».
Я сходила с ума от страха и чувства вины. Понимала: это глупо, нет никакой связи, но все равно казалось, что виновата. Потому что переписывалась тайком с Севкой, думала о нем и даже позволила себе на что-то надеяться, когда он написал, что скучает.
Идиотка, твою мать!!!
Я неуклюже молилась, хотя никогда не была религиозной.
Господи, пожалуйста, пожалуйста! Пусть он поправится. Я выкину из головы все эти глупости, обо всем забуду. Выйду за него замуж и буду ему хорошей женой.
Тем временем пришли результаты тестов для ординатуры. Я набрала восемьдесят пять баллов из ста — само по себе неплохо, но на бюджет недостаточно. В Отто пролетела даже на платное. К счастью, меня ждали в «Норд-весте».
— А что, Варвара Степановна уже не вывозит? — обиженно хмыкнула пожилая полная гинекологиня, моя наставница, когда первого сентября я вышла на работу и Тамара познакомила нас.
— ВарьСтепанна, не усложняй, — поморщилась Тамара. — Все мы через это прошли. Я, если помнишь, у тебя половинкой медсестры работала, еще в институте. Мы тебе пошли навстречу, когда ты решила попу на два стула разложить. Будет хотя бы кому цитологию взять, когда ты на Приморском. Учи девочку как следует, и все будут счастливы.
— Ну пойдем, девочка Маша, — вздохнула Варвара и повела в кабинет. — Только учти, я тетка злая, пациентки меня боятся. И тебя буду гонять нещадно.
И правда, гонять начала с первых дней, драконя за малейшую оплошность. Но объясняла и показывала все так, что само впечатывалось в мозг. Уже на второй день я дрожащими руками брала обычные мазки у тетки, сжавшейся в кресле от страха. А на третий осваивала уже более сложную манипуляцию — биопсию на цитологию. В те дни, когда Варвара принимала в другой клинике, все это предстояло делать мне. И еще всякие лечебные процедуры.
— Будешь подтверждать квалификацию через пять лет, возьмешь дополнительно ультразвук, — заявила она. — Гинеколог без узи — это хрен собачий.
В общем, днем времени, чтобы грызть себя, не хватало. Зато по вечерам… Мысли о Севке я снова убрала в самый дальний ящик — это было слишком больно. Думала о Косте. Жалость? Ну что ж… говорят, и из этого может вырасти любовь. «Она его за муки полюбила» — и все такое.
В реанимации он провел больше месяца. Бывали дни, когда все становилось так плохо, что я теряла надежду. Но потом вдруг произошел перелом. В конце сентября его перевели из реанимации в отделение, а в середине октября выписали. И вот сейчас я забирала его домой, выпросив в клинике один день за свой счет.
После обеда Костя прилег — мы приехали к нему. Накануне я привезла кое-какие свои вещи, чтобы побыть с ним, пока не пойдет на поправку, убрала квартиру, наготовила еды.
Костя позвал меня, когда я мыла посуду. Он лежал в спальне на кровати под пледом и смотрел в потолок. Я вошла, села рядом.
— Скажи… — он снова закашлялся. — Скажи, Маш… Ты ведь меня не любишь, правда?
— Костя… — внутри все оборвалось.
— Не надо, Маша. Просто скажи.
Я молчала. Сказать «не люблю» не поворачивался язык. Соврать — тем более.
— Ладно, не мучайся, — усмехнулся он с горечью. — Я и так знаю, что нет. Обычная ошибка — думать, будто твоей любви хватит на двоих. Вот только когда одной ногой уже там, на все начинаешь смотреть по-другому. Прости, Маш, но я этого больше не хочу. Не хочу чего-то ждать, надеяться на какие-то перемены. Давай… расстанемся.
Проглотив комок в горле, я взяла его за руку. Было одновременно тяжело — и… легко. Странная такая легкость. Как будто к ногам привязаны гири, а тело рвется в небо. Только что ему там делать — в небе? Смотреть с высоты птичьего полета на руины былой любви?
— Прости меня, Костя. Я думала, что… смогу. Смогу полюбить тебя. Но…
— Дело во мне?
— Нет, — я покачала головой. — Во мне. Не знаю, смогу ли я вообще кого-то полюбить.
— Почему? — повернувшись, он посмотрел на меня. — Ты еще совсем молоденькая девочка. Все впереди. Найдешь кого-нибудь. Сможешь.
— Не знаю… Я любила одного парня, очень сильно. Но мы расстались. Он уехал учиться. За границу.
— И что?
— Ничего. Он женился. Но это уже неважно. Хорошо, Костя, если ты хочешь, давай расстанемся. Но сейчас я побуду с тобой. Пока тебе не станет лучше. Просто как… медсестра.
— Нет, Маша, — он сжал мою руку и отпустил. — Спасибо, но нет. Так мне будет тяжелее. Лучше сразу.
Я поцеловала его и встала.
— Только обещай, что позвонишь, если вдруг станет хуже. Или что-то понадобится.
— Хорошо, — кивнул он, и я поняла, что не позвонит. Даже если будет умирать.
Приехав домой, я легла на диван и долго плакала в подушку. Ощущение одновременной тяжести и легкости не уходило, наоборот, стало только сильнее. Они не смешивались, не вытесняли друг друга, а существовали рядом.
— Ну вот и все, Маша, вот и все, — сказала я вслух и испугалась своего голоса. — Надо просто перешагнуть и идти дальше. Не в первый раз. Но хорошо бы в последний.
Дотянувшись до телефона, я открыла Контакт и удалила свою страницу. Но перед этим — твою мать, да что за мазохизм?! — зашла на Севкину, которая не обновлялась уже больше года. А оттуда на страницу его Эльвиры. И долго смотрела на свадебную фотографию с подписью: «I’m really Mrs now!»
Сева