С любовью, сволочь
Шрифт:
Я тоже не знал, с чего начать. Она выглядела не просто напряженной, но и чем-то очень сильно расстроенной. Вряд ли тем, что увидела меня. Или не только этим. Так и лезло автоматическое «any trouble?» Когда-то я с трудом приучил себя думать по-английски. Теперь надо было отвыкать обратно. И от подобных словечек тоже.
— Ты надолго? — спросила Маша, поставив передо мной тарелку с гречей и тефтелями.
— Совсем.
— А что так?
— Контракт закончился. Новый не предложили.
— И что? Не мог другую работу найти? Я думала, айтишники там нужны.
— Мог, — я отковырнул вилкой кусочек, положил в рот. — Не стал. Надоело.
— Работа?
— Пиндостан.
— Надо же, — Маша старательно размешивала в тарелке подливку. — А раньше ты так туда стремился.
В ее голосе сквозила не то чтобы враждебность, но… я даже не мог точно определить, что это. Она была как натянутая струна — вот-вот сорвется. То ли в слезы, то ли в яд. Зачем тогда вообще привела меня к себе?
— Туда? Нет, — я старался говорить спокойно, хотя внутри медно звенело. — Просто рассчитывал получить диплом, который хорошо котируется. Вернулся бы через два года… — прямо рвалось с языка: «если бы ты меня ждала». — Но так сложилось. Потом предложили работу. Не было причины отказываться. Думал, приживусь. Не прижился. А сейчас тем более это понял. Бывают такие моменты, когда очень остро понимаешь, где твое место. Сейчас — как раз такой.
— Ясно…
— А ты как?
— Нормально, — она раскрошила тефтелину, но есть не торопилась. — Окончила ординатуру, работаю в частной клинике. Мне нравится.
— Гинекологом?
— Да.
— Раньше тебя это пугало.
— Раньше… Да. С тех пор многое изменилось.
Мы буквально вымучивали эти фразы, выжимали их из себя. Напряжение нарастало — как тучи перед грозой. Наверно, она уже тысячу раз пожалела, что не прошло мимо, не притворилась, будто не узнала, не заметила. Наверно, стоило поблагодарить за ужин, сказать, что рад был ее увидеть, и уйти.
Ох, как же прав был Геннадий Федорович насчет прежних мест. Я стихи не очень любил, читал их мало, но некоторые буквально вгрызались в память. Как будто их там выжгло лазером.
— Чай, кофе? — Маша встала, отнесла тарелки в раковину.
Спасибо, Маша, мне пора. Рад был повидаться.
— Спасибо, кофе.
Маша насыпала кофе в джезву, налила воды, поставила на плиту. И спросила, стоя ко мне спиной:
— Сев… а жена тоже приехала?
— Какая жена? — не понял я.
— Твоя.
— С чего ты взяла вообще?
Она что, думала, будто я женат? С какого хера? Кто ей сказал?
Маша повернулась и посмотрела на меня с таким же недоумением. И словно растерянно.
— А что, нет?
— Маша, блин!..
Вообще-то, я хотел сказать не «блин», а совсем другое слово. Очень много других слов. Хотелось орать, лупить по столу кулаком, грохнуть об пол что-нибудь из посуды, чтобы осколки полетели во все стороны. А потом уйти, бахнув дверью. Так бахнув, чтобы со стен осыпалось все до последней мелочи. И чтобы окна вылетели от взрывной волны. И не возвращаться уже никогда.
На этот раз — действительно никогда.
Какого хуя, Маша? Какого, блядь?!
— Кто тебе сказал?
Внутри одна за другой рвались ядерные бомбы, а голос звучал спокойно. Даже почти равнодушно. Вот как так получалось, а?
— Женя твоя сказала.
— Женя сказала… — повторил я. — Пойти, что ли, убить ее нахер? Она и мне сказала, что ты замуж выходишь. Хотя нет. Это ты сказала. Но она подтвердила, что да, действительно выходишь. А ей сказала твоя Марго.
— Я… собиралась.
— Да? И чего же не вышла?
— Неважно.
— Неважно? — я встал, глядя на нее в упор. — Да, рил неважно. Вот вообще насрать.
Я двинул стул так, что он врезался в стол. Ложка сорвалась на пол, заскакала со звоном по плитке.
— Счастливо, Маша! Рад был повидаться.
Вышел в прихожую, надел ботинки, взял с вешалки куртку…
Мирский, мудак гребаный, если ты сейчас уйдешь, больше и правда никогда уже не вернешься.
И никогда себе этого не простишь.
Повесив куртку, я пошел обратно. Прямо в ботинках. Маша сидела за столом, уткнувшись лбом в сложенные руки.
Подошел, погладил по волосам. Подтащил стул, сел рядом.
— Маш… а теперь давай еще раз и спокойно. Хорошо?
Глава 32
Глава 32
Маша
Зачем я вообще его привела?
Наверно, для того, чтобы не оставаться сейчас в одиночестве, подольше оттянуть тот момент, когда мысли о Марго нахлынут лавиной.
Насыпала кофе в джезву, налила воды, поставила на плиту и поняла, что больше не могу. Не могу выжимать из себя какие-то неловкие фразы, не могу смотреть мимо него, чтобы не сталкиваться взглядом. Не нужна была эта встреча, совсем не нужна. Только добавила боли к той, которая и так уже переполняла меня.
Поэтому и спросила про жену. В качестве финального аккорда. И неважно, что он сейчас скажет. Приехала она с ним или осталась в Штатах — неважно.
— Какая жена?
И столько недоумения было в его голосе, что мне стало жутко. Как будто фатальный диагноз на этот раз поставили мне. Да, собственно, так и было.
Севка вышел, резко задвинув стул. Улетела со звоном ложка. Я подняла ее машинально, бросила в раковину и села за стол, положив на него голову.
Вот так… Сама придумала, сама поверила. Ты, Маша, идиотка. И живи теперь с этим.