С любовью, верой и отвагой
Шрифт:
— Ты — женщина? — спросил он и едва коснулся рукой её груди.
Она наотмашь ударила его по щеке и сразу же поняла, что именно это и выдало её с головой. Под броней расшитого шнурами доломана, под вечным прикрытием её жилетки-кирасы майор не мог почувствовать ничего особенного. Так почему же она испугалась? Схватив со стола свой хлыст, Надежда приготовилась сражаться с этим дьяволом-искусителем не на жизнь, а на смерть. Но он не сделал к ней и шага, а только смотрел на корнета Александрова
— Бей! — сказал Станкович и указал на хлыст. — Бей, царица моя. Ведь я узнал твою тайну...
Надежда не пошевелилась, и майор ещё ниже склонил перед ней свою кудрявую голову.
— Бей! — повторил он. — А я буду счастлив. Сколько дней я мучился от страха, что впал в содомский грех и тянет меня к мальчишке... Но нет, не ублюдок я какой-нибудь! Я люблю женщину... Удивительную женщину, единственную в мире, смелую и прекрасную... О, Бог мой, какую женщину!
Свой хлыст она уронила на пол. Станкович благоговейно взял её холодеющую руку и поднёс к губам:
— Скажи хоть слово, царица моя! Хоть одно слово...
— Не могу... — прошептала Надежда.
В эти минуты она приказывала себе: «Нет!» — а её сердце стучало на весь мир: «Да! Да! Да!» Это адское противоречие причиняло ей боль, почти физическую. Она, опираясь руками о стол, согнулась и побледнела, точно раненная пулей. Станкович в тревоге смотрел на неё. Он понял, что она близка к обмороку, подхватил её на руки и понёс в спальню. Там майор положил Надежду на постель. В полутьме алькова её лицо было ещё загадочнее и красивее. Он наклонился и поцеловал её в губы. Она робко ответила ему.
Дальнейшее произошло очень быстро. Повернув ключ в замке два раза, они начали лихорадочно раздеваться и скоро остались в одних батистовых рубашках, совершенно одинаковых — белых, длинных, с просторными рукавами и без ворота, на шнурке, стянутом у шеи. Увидев свои тела сквозь тонкую ткань, они ощутили себя Адамом и Евой, изгнанными из рая. Надежда была очень соблазнительна, с хрупкой талией и небольшой, но красивой грудью и сосками, темнеющими под батистом, как капли вишнёвого сока. А он — гибок и силён, словно тигр, с крутыми мышцами, перекатывающимися на плечах и могучем торсе.
В порыве страсти кинулись они друг к другу. Но Станкович был осторожен в ласках и не спешил. Сжимая в объятиях свою возлюбленную, он думал, что ничего не знает о ней: как её зовут, сколько ей лет, была ли она замужем или осталась девственницей. Он не хотел причинить ей боли, не хотел испугать каким-нибудь резким движением. Потому, опустив Надежду на подушки и развязывая шнурок у ворота её мужской рубахи, он шепнул ей на ухо:
— Ты — женщина?
— Да! Да! Да! — простонала она, кусая губы, затем обхватила
Может быть, сейчас он действовал слишком настойчиво, был груб и не жалел силы, но ей, кажется, это понравилось. Вскрикнув последний раз, она откатилась от него на край широкого ложа и затихла. Он, изумлённый её темпераментом, в восхищении смотрел на стриженый мальчишеский затылок женщины, не похожей ни на кого. Помедлив, Станкович придвинулся к Надежде и снова её обнял.
— Мы поженимся? — спросил он.
— Я — замужем, — ответила она, не оборачиваясь.
— А где твой муж? — задал вопрос майор, несколько озадаченный новым обстоятельством. — Я могу его увидеть?
— Зачем?
— Я вызову его на дуэль и застрелю. Ты станешь вдовой. Тогда мы обвенчаемся в церкви.
— Но у меня есть ребёнок!
— Ты рожала? — Он нежно погладил ей живот. — Так это же замечательно! Знаешь, сколько мы с тобой наделаем мальчишек? Пятерых, не меньше. И все будут гусарами, как по линии отца, так и по линии матери...
Надежда снова легла на спину и посмотрела на Станковича, чуть прикрыв рукой глаза:
— Господи, что такое ты говоришь...
— А на свадьбу, — продолжал он, увлекаясь своей мечтой, — позовём весь наш эскадрон. Представляешь, полторы сотни гостей, и все в тёмно-синих доломанах. А ещё наши офицеры, полковой командир, шеф полка... Да на такую свадьбу приедут все! Майор Станкович женится на...
— Так на ком? — резко спросила она, поднявшись на локте и заглядывая ему в лицо.
Станкович замолчал в растерянности. Тайна, печать которой он только что уверенно взломал, была рядом и не сулила им обоим ничего хорошего.
— На вдове... — наконец сказал он. — На дворянской дочери Александре.
— Я — не вдова. Я — не Александра. У меня есть иные обязательства!
— Перед кем?
— Я себе не хозяйка! — продолжала она, будто не слыша его вопроса. — Я дала слово чести. Я поклялась. Перед Господом Богом. Перед государем императором, что никогда никакого флирта, кокетства и романов... Не уронить честь его имени, ни тени пятна на нём... Всего-то прошло три года, и вот он, роман... Вот что получилось...
Бормоча эти слова, Надежда встала с постели, принялась искать в полутёмной комнате свои вещи и одеваться. Станкович тоже встал, молча подавал ей то шейный платок, то жилетку, то сапоги и одевался сам. Взяв её доломан, майор помог ей надеть его и задержал руки у неё на плечах:
— Что же теперь делать, царица моя?
— Не знаю... — Она всхлипнула.
— Попроси государя снять с тебя эту клятву. Напиши ему, что ты полюбила другого человека и хочешь выйти за него замуж...