С любовью, верой и отвагой
Шрифт:
— Кто там?
— Открой, Наталья. Это я.
— Молодая барыня! — ахнула служанка и начала один задругам открывать запоры на дверях. Однако, увидев перед собой офицера, Наталья не сразу пустила его в дом. Она высоко подняла фонарь и долго рассматривала Надежду, её шинель, её саблю, походный сундучок, стоявший у дверей.
— Вы ли это, Надежда Андреевна? — вымолвила ошарашенная Наталья. — Как узнать-то вас... Кабы не по голосу, и в жизнь бы не узнала...
Первая встреча с отцом прошла в духе библейского сказания о блудном сыне. Став на колени перед Андреем Васильевичем, Надежда целовала его руки и просила прощения. Он заплакал, поднял её, прижал к груди и сказал, что теперь она совсем не похожа на ту Надежду, которая четыре года назад убежала из дома, оставив ему своего сына, и что он рад видеть её вновь в родных стенах.
Только после этого в гостиную вошла мачеха Надежды — девятнадцатилетняя Евгения Степановна, урождённая Васильева, дворовая девушка, а нынче — законная жена чиновника 6-го класса и столбового дворянина Дурова. На руках она держала годовалую девочку, сводную сестру Надежды Елизавету. Напряжённая тишина установилась в комнате. Как теперь поступит Надежда, не знал никто.
Она окинула новую родственницу взглядом. Евгения и раньше была недурна собой, а сейчас ещё больше похорошела. Свежее, румяное лицо, немного полноватая фигура в шёлковом барском платье, чепец с кружевами и лентами на тёмных волосах, золотые кольца на пальцах. Когда-то их носила покойная Анастасия Ивановна. Теперь эти украшения Андрей Васильевич отдал молодой супруге. Неприятно это было Надежде, но, приехав в отцовский дом, следовало уважать и его волю, и его выбор.
— Здравствуй, Евгения! — Надежда слегка кивнула ей.
— Доброго здоровья вам, Надежда Андреевна! — пролепетала юная мачеха, опасливо косясь на длинную саблю под рукой у Надежды и всю фигуру своей двадцатисемилетней падчерицы в сияющей золотом гусарской униформе.
Следующим бросился к ней младший брат Василий, теперь — воспитанник Горного корпуса. Тут уж радостным возгласам, объятиям и поцелуям не было конца. Для него Надежда являлась существом высшего порядка, нежданно явившимся в их маленький городок. Он даже встал перед ней на одно колено и хотел принести клятву на верность, как рыцарь Прекрасной Даме. Гораздо сдержаннее приветствовала свою старшую сестру Клеопатра. Она так и не вышла замуж. В детстве Клепа была любимицей матери и ябедничала ей на всех других детей. С тех пор их отношения оставались весьма холодными...
Сели за праздничный стол. После рюмки водки Андрей Васильевич как-то успокоился, перестал пристально разглядывать мундир дочери и заговорил более естественным тоном:
— Какие планы у тебя на отпуск в Сарапуле?
— Никаких, — ответила Надежда. — Хочу побродить по старым любимым местам. Полюбоваться красавицей Камой. А может быть, и повидаться с кем-нибудь...
— С кем именно?
— Например, с Василием Черновым.
— Зачем? Неужто хочешь с ним помириться?
— Нет, конечно. Но интересно, что он теперь поделывает.
— По-прежнему в Ирбите, служит по судейской части. Бывает и здесь. Заходил ко мне прошлым летом. Причём был изрядно навеселе. Говорят, что пьёт он без меры у себя дома... Однако тоже спрашивал о тебе. Всё ещё досада его разбирает...
— В таком случае он должен легко дать мне развод.
— Развод? — Отец посмотрел на Надежду с недоумением. — Это все — столичные штучки. У нас не разводятся, сама знаешь. Хотя, верно, он был бы рад такому скандалу. Судейского чиновника только тронь. Дело закрутится живо. Иски, дознания, заседания. Он ославит и тебя и меня на всю Вятскую губернию. Нет, не советую с ним встречаться...
У Надежды не было причины не доверять отцу. Так в первый же день главная цель её поездки была достигнута. Она узнала о Чернове. Затем ей стало невыносимо скучно в родном городе. Сильные холода и метели мешали прогулкам. Встреча со старыми подругами не доставила радости. На первых порах Аннета Макарова, в замужестве Свечина, и Мария Михайлова, теперь уже невеста здешнего чиновника Попова, не знали, как им держаться с Надеждой — гусарским офицером. Освоившись, принялись задавать ей вопросы, по мнению Надежды совершенно бестактные.
Присутствие Евгении Васильевой за столом в качестве хозяйки дома каждый день тоже раздражало. Её полуграмотная речь, ухватки деревенской бабы — всё это так не подходило к их тихой семейной обители, где Надежда мечтала вновь очутиться после долгого своего отсутствия.
Потому на шестой день отпуска она объявила, что ей пора обратно в полк. Андрей Васильевич не стал удерживать старшую дочь. Её повозку загрузили разными домашними припасами, и она попрощалась с родными, сказав, что теперь будет здесь не скоро.
В Санкт-Петербурге Надежду ждал приказ о переводе из гусар в уланы, пособие за 1811 год в сумме пятисот рублей и подарок государя. Император пожаловал своему крестнику триста рублей на переезд в новый полк и обустройство там, а также шесть аршин отличного английского сукна на парадный мундир и серебряные вещи, нужные офицеру уланского полка: две пары эполет, китиш-витиш, лядунку с перевязью и шарф — всего на сто семьдесят восемь рублей и двенадцать с половиной копеек [57] .
57
РГВИА, ф. 395, оп. 77, д. 130. «Дело о назначении пенсиона отставному штабс-ротмистру Литовского уланского полка Александрову. Генваря 1824 года». Сведения о денежных выплатах штабс-ротмистру Александрову сверх его жалованья.
Согласно правилам, в Литовский полк она должна была приехать в новом, уланском, мундире, и Надежда заказала в столице у лучшего портного тёмно-синюю куртку с малиновыми лацканами, такого же цвета панталоны с малиновыми лампасами, четырёхугольную парадно-строевую шапку с белым суконным верхом. Многие предметы обмундирования и амуниции остались прежними: треугольная чёрная шляпа, походные рейтузы, зимняя шинель, портупея, с которой Надежда сняла ташку, сабля, где требовалось только поменять темляк. На лёгкой шинели ей переделали воротник: сняли белый, поставили тёмно-синий с малиновыми выпушками по краям.
В Мариупольский полк она прибыла весной 1811 года и уже форменным уланом. Надо было уладить кое-какие формальности, забрать все свои вещи, продать двух лошадей. Денщика корнету Александрову разрешили взять с собой в новый полк, и Зануденко, узнав, что должен расстаться с гусарским расшитым мундиром, чуть не заплакал от огорчения.
Майора Станковича на эскадронных квартирах Надежда не встретила. Он за три дня до этого уехал в штаб дивизии. Она справилась со всеми делами и решила выезжать в Домбровице, где находился штаб Литовского полка, в субботу. Поутру они с Зануденко погрузили в коляску походные сундуки и баулы. Надежда, завернувшись в лёгкую шинель, устроилась на сиденье, её денщик забрался к ямщику на облучок. Тройка, звеня колокольчиками, покатила по дороге.